Хадены иногда страдают от нехватки человеческого прикосновения. Когда твое тело неподвижно и ты используешь трил, чтобы передвигаться по миру, люди часто забывают, что ты сам по-прежнему находишься в своей настоящей оболочке и продолжаешь испытывать те же чувства, что и любой другой человек. Тела хаденов реагируют на прикосновение. И это прикосновение необходимо хаденам, как и всем остальным.
Подстригая мне волосы, мама таким образом продолжала сохранять связь со мной – в буквальном и в переносном смысле. Были, конечно, и другие способы. Но этот оставался особенно ценным, потому что такой простой и обыденной процедурой все мамы на земле выражают любовь к своим детям.
Ну и отцы тоже, разумеется, – давайте не будем сексистами.
Кстати говоря, папа тоже однажды попытался подстричь мне волосы. Кончилось все довольно плачевно.
– Предложила мне работу, – ответил я. – Быть рекламным лицом «МобилОн», или, иначе говоря, продавать свое знаменитое имя. За хорошее жалованье и процент. Обещала, что я стану миллиардером совершенно самостоятельно.
Папа, сидевший тут же на диване, презрительно фыркнул.
– Она амбициозна, этого не отнимешь, – сказал он.
– А ты, значит, не думаешь, что этот бизнес начнет приносить сотни миллиардов долларов прямо со старта? – спросил я с нарочитой серьезностью.
– Я думаю, что она не рассказала тебе о конкурентах, – заметил папа. – Несколько крупнейших производителей трилов уже предлагают услугу подписки. И в отличие от «МобилОн», у них уже есть инфраструктура на местах, чтобы клиенты могли получать трилы незамедлительно. Амели потребуется как минимум полтора года для того, чтобы вывести свои объемы на тот уровень, на который она рассчитывает.
– Она уже заключает контракты на субподряд с мелкими компаниями, которые выпускают трилы по спецзаказам, – сообщил я. – Я вчера был в «Ван Димен», и там один из сотрудников проболтался, что они подписали с ней контракт.
– А, это те, что секс-трилы штампуют? – воскликнул папа.
– Маркус! – урезонила его мама.
– Я же не говорю, что секс-трилы – это плохо, – сказал папа. – Но они точно не обеспечат запросов Амели ни в краткосрочной перспективе, ни позже, когда трилами наконец начнут пользоваться нехадены.
– Поэтому мы и сказали, что ей нужно попытаться стать партнером одного из крупных производителей трилов, когда она пришла к нам за финансированием, – добавила мама.
– А она ответила, что не хочет, – кивнул папа. – По ее мнению, крупные фирмы скоро начнут терять свои позиции, и тогда она сможет получать от них более выгодные предложения, чтобы дополнить рынок моделями собственного производства.
– Это чересчур оптимистично, – откликнулась мама, орудуя триммером; я чувствовал его жужжание.
– Мама правильно говорит, – заметил папа.
– Почему оптимистично? – спросил я.
– Потому что все значимое укрупнение в отрасли уже произошло, – пояснил папа. – Оно началось еще до того, как билль Абрамса—Кеттеринг стал законом, и закончилось спустя несколько месяцев после его принятия. Часть слияний еще формально продолжается из-за ряда нормативных процедур, но скоро все завершится.
– А рынок тем временем уже отреагировал снижением цен на акции, – добавила мама. – Оставшиеся компании провели сокращения, уволив часть работников и урезав производство.
– То есть никакого обвала не предвидится? – уточнил я.
– Нового обвала – нет, – ответила мама. – И это означает, что Паркер делает ошибочную ставку, когда отказывается стать партнером еще существующего производителя.
– То есть, как я понял, стать миллиардером мне не светит.
– А ты ведь и не рассчитывал на это, верно?
Мама посмотрела на меня, то есть на самом деле отвернулась от меня и переключила свое внимание с моего настоящего тела на трил. На тот, в котором я появился, потому что мой домашний трил сидел на зарядном стуле в углу. Имея несколько тел, можно запутаться в них, пока не привыкнешь.
– Я думала, тебе нравится твоя работа, – сказала мама.
– И в деньгах ты вроде не нуждаешься, – добавил папа.
– Мне действительно нравится моя работа, – ответил я. – И в деньгах я не нуждаюсь. Но, должен признать, Амели хорошо знала, на какие рычаги давить. Когда я был в ее личном пространстве, она рассказывала, как создала его при помощи своих собственных средств, заработанных ее первой компанией, а не взятых у семьи.
– Да неужели? – пробормотала мама, снова сосредотачиваясь на моей прическе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что Амели не сочла нужным сообщить тебе, что изначальным инвестором ее первой компании был семейный бизнес, – ответил за нее папа.
– И что через пару лет они выкупили у дочери ее компанию с большой выгодой для нее, – продолжила мама.
– Вполне законная сделка, возможно оправданная с точки зрения бизнеса, и уж точно кумовство в чистом виде, – закончил папа.
– А что за бизнес у ее семьи? – спросил я.
– «Лабрам индастриз», – сказал папа.
– Я их знаю. Они ведут дела с СХЛ.
Папа кивнул:
– «Колыбели» и прочее специальное оборудование. Не только для СХЛ. У них целая линейка товаров для «активного образа жизни», предназначенная для хаденов. Это не основное их направление, главным образом они занимаются строительством и перевозками. Но после рождения Амели компания пришла и на этот рынок.
– И как же со всем этим совмещаются добавки для спортсменов? – спросил я, вспомнив о капельнице в доме Чэпмена. – Их-то не назовешь оборудованием.
– Это и есть прежний бизнес Амели, – пояснила мама. – Когда «Лабрам» взял его под свое крылышко, они объяснили свое решение тем, что такой продукт станет логичным дополнением к спортивному инвентарю. Может, даже искренне так считали.
– А что думали инвесторы?
– Ничего не думали, – сказала мама. – «Лабрам» – частная компания. Собственность семьи.
– Если они купили ее предыдущую компанию, то могут купить и эту, – заметил я. – Если только она сама от нее не откажется.
– Крис, – усмехнулся папа, – если они и купят, то уж точно не за сотню миллиардов долларов. Хотел бы я заглянуть в их гроссбухи.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы узнать о них побольше, прежде чем заводить с ними дела.
– Не знал, что ты собираешься заводить с ними дела, – сказал я.
– Это связано с лигой хилкеты.
– Я слышал, Амели Паркер собирается стать партнером в вашингтонской команде.
– Тут немножко другое, – заметила мама. – Она хочет вложить свои деньги. Но сама компания «Лабрам» намерена крупно вложиться в план расширения лиги на Европу и Азию.
– Это оборонительный ход, – заметил папа. – Они хотят знать, что останутся главными поставщиками «колыбелей» для игроков, а еще намерены сделать свои добавки обязательными для иностранных лиг.
– Вот такая договорная игра, – сказала мама.
Она уже закончила с моей прической, отложила машинку и начала стряхивать волоски с моей шеи. Скоро должен был появиться робот-пылесос, чтобы очистить пол.
– А почему вас так волнуют иностранные лиги? – спросил я папу. – Ведь вашингтонская команда войдет в Североамериканскую лигу.
– Правильно, – кивнул папа. – Но организационная структура выстроена так, что все действующие лиги становятся филиалами СХЛ. Все доходы от франчайзинга, мерчандайзинга и чего бы то ни было еще идут головной корпорации. То есть вся прибыль в один котел.
– А это нашей лиге сейчас просто необходимо, – заметила мама.
– Мне казалось, ты говорила, что с финансами у лиги все нормально, – напомнил я.
– Я говорила, что положение близко к критическому. А последние пару дней более внимательно изучала их бухгалтерские книги.
– И что?
– А то, что кризис уже наступил. И в следующие пару лет их ждет финансовый крах.
– Да еще какой, – поддакнул папа.
– Но почему? – спросил я.
– Во-первых, из-за цен на недвижимость и налогов, – сказала мама. – А во-вторых, из-за Абрамса—Кеттеринг.
Я недоуменно посмотрел сначала на нее, потом на папу:
– А как одно с другим связано-то?
– Просвети нашего отпрыска, дорогая, – с улыбкой обратился к маме отец.
– Крис, лиге не принадлежит ни один из стадионов или других площадок, где проходят игры, – начала мама. – Она арендует их либо у муниципальных властей, либо у других спортивных клубов. Причина в том, что до принятия Абрамса—Кеттеринг правительство предоставляло значительные льготы тем организациям, которые, кавычки открываются, способствовали здоровью и процветанию граждан, страдающих синдромом Хаден, кавычки закрываются. Хилкетная лига с формальной точки зрения была такой организацией. Поэтому они получали налоговые послабления, кредиты и даже частично прямое финансирование спорта от дяди Сэма.
– И не могли построить на эти средства стадионы?
Мама покачала головой:
– Вложения и строительство окупились бы только в том случае, если бы компания получала прибыль от доходов, связанных с хаденами.
– То есть ты можешь построить стадион для хилкеты, но ты не можешь использовать его ни для каких других целей, – наконец понял я.
– Именно так, – подтвердил папа. – Но если ты снимаешь площадку или арендуешь ее, то получаешь налоговые льготы от суммы аренды.
– Мало того, – добавила мама, – Тот, кто сдает эту площадку, также получает преференции в случае, если дает лиге скидку. Если это власти штата или муниципалитет, они получат возмещение от федерального правительства, если частная компания – налоговую субсидию. Поэтому лиге выгоднее арендовать стадион, а не строить, а владельцам стадионов выгоднее брать с нее низкую арендную плату.
– Но это же… злоупотребление федеральной программой! – воскликнул я. – Она же вроде создавалась, чтобы открывать детские оздоровительные лагеря для хаденов и еще чего-то подобного, а не для стяжателей из профессионального спорта.
Папа согласно закивал.
– Теперь ты понимаешь, почему Абрамс—Кеттеринг прошел в конгрессе, – сказал он. – Вместо любой программы, хоть как-то выгодной хаденам, мы получили этот мартышкин труд.