Я кивнула, продолжая снимать стулья со столов в другом конце зала. Дез явно не желал обсуждать, зачем идет к поверенному.
Из динамиков под потолком лилась легкая музыка – что-то из классики восьмидесятых, Роуз аккуратно переливала молоко со сливками в тонкий металлический графин.
– Да чтоб я знала! – наконец выдала она, как будто все это время взвешивала слова в попытке найти идеальную комбинацию.
Однако мне показалось, что она чего-то недоговаривает. Правда не знает – или не хочет говорить?
Я поставила на пол еще один стул. Всего в кафе было восемь столиков: все с темными деревянными столешницами, белыми фартуками и ножками, что гармонировало с цветовой палитрой всего интерьера: черный, белый, дерево и редкие вкрапления золота. Нестареющая классика!
Правда, с Мэгги этот стиль совсем не сочетался. По крайней мере, ее дом был обставлен совершенно иначе. Просторные, полные света и воздуха комнаты. Все вокруг бледно-зеленое, голубое и кремовое, как пасмурное небо, отражающееся в морских волнах. На плиточном полу – толстые ковры. Диваны и стулья украшают разноцветные подушки, а раскиданные повсюду плюшевые пледы так и манят прилечь. В «Сороке» же не было ничего мягкого, однако оба места почему-то казались уютными и притягательными.
К меню Мэгги, похоже, тоже и руки не приложила. У нее дома я видела в шкафчиках и холодильнике самые разнообразные специи и приправы. Однако выбор напитков в кафе был, мягко говоря, невелик: всего несколько наименований и два вида порций – большая и маленькая. Никаких особых вкусов, никаких сезонных предложений… Хоть бы тыквенный латте внесли – все же сентябрь не за горами! И молока предлагали всего два вида – двухпроцентное и миндальное. Ни тебе колд брю, ни пуровера, ни айс-кофе…
С одной стороны, я не могла понять, почему меню ни разу не обновили за столько лет, с другой – радовалась, что его легко будет выучить. Пока мы решили, что я работаю в кофейне по вторникам, четвергам и субботам с открытия до полудня. Зарплату обещали приличную, но бонусов никаких предусмотрено не было – кроме бесплатного кофе. Впрочем, я радовалась и ему: не привыкла так рано вставать.
На рассвете меня разбудил будильник в мобильном. Я машинально нашарила телефон и выключила. А когда наконец открыла глаза, не сразу сообразила, где я и почему на стене надо мной висит диаграмма с динозаврами.
Ноа, сын Мэгги, сейчас изучал в Вандербильте геологию и другие естественные науки и в будущем рассчитывал стать палеонтологом, о чем, как поведала мне Мэгги, мечтал с раннего детства. Мне это ужасно понравилось: я даже немного позавидовала. Интересно, каково это – с детства знать, кем хочешь стать? Я, например, до сих пор твердо не решила, а ведь мне уже двадцать семь!
Фотографий в комнате Ноа я нашла только две. Обе были прилеплены к стене над комодом желтым скотчем. На одной Дез и маленький мальчик (видимо, Ноа) стояли на причале и, гордо улыбаясь, демонстрировали фотографу какую-то тощую рыбину. На второй совсем юная Мэгги в заляпанной детской отрыжкой футболке держала на руках малыша и корчила в камеру смешную рожицу, как бы говоря: «Е-мое, во что это я ввязалась?» Лет ей тут было не больше восемнадцати-девятнадцати, а от того, как она смотрела на ребенка, у меня потеплело на душе. Ясно было, что он может срыгивать на нее день и ночь, – она все равно будет безмерно его любить.
Я как раз ставила на пол очередной стул, когда Мэгги сказала Роуз:
– Странно, правда? Добавим к списку последних папиных чудачеств.
После смены мы с Мэгги снова собирались к Дезу. Мне не терпелось увидеть дом изнутри, ведь вчера этого сделать так и не удалось. Дез ужасно торопился на встречу, а потому едва ли не выставил нас за дверь, пообещав, что мы сможем прийти сегодня и рассмотреть все как следует.
Мэгги ничего не говорила, но я видела, что эта встреча ее нервирует. Наверное, и я бы волновалась, если бы мой отец вдруг начал вести себя странно. Вчера вечером, перед тем как убежать в библиотеку, Мэгги за пиццей поведала мне, почему написала объявление и как надеется, что я смогу пролить свет на то, что творится с ее отцом.
С первого взгляда я никаких признаков нездоровья в Дезе не обнаружила. Впрочем, мне ли было не знать, что с виду это не всегда заметно? Я, например, в юности выглядела абсолютно здоровой, но на деле все было иначе. Совершенно иначе…
Утреннее солнце осветило верхушки дубов в парке через дорогу. К морю уже спешили люди с тележками, нагруженными рыболовными снастями. Я заметила пару направлявшихся к пляжу «Русалок» и понадеялась, что позже они принесут свои находки в кофейню.
Заметив в панорамном окне свое отражение, я улыбнулась. На мне сегодня была форменная сиреневая футболка с логотипом кофейни. День обещал быть жарким, так что наряд я дополнила шортами. И была готова сию минуту начать новую жизнь. Нормальную жизнь!
Роуз накрыла графин крышкой и со скрипом завернула ее.
– Может, завещание решил составить? Ему ведь шестьдесят восемь. Так-то давно пора! Мне пятьдесят два, а я уже подготовилась.
Мэгги рассказала, что Роуз работает в кафе с самого открытия. При мне ей лишь пару раз требовалась помощь, а так она вполне могла бы управляться тут и одна. Когда Мэгги официально представила нас друг другу, Роуз обняла меня и коротко рассказала о себе: развод, двое взрослых детей; у обоих уже свои семьи, живут тут же, поблизости; сама она с рождения не покидала Нижнюю Алабаму; любит море, кофе и людей.
– Не стала ломать голову, кого из детей назначить душеприказчиком, и вписала обоих, – со смехом добавила Роуз. – Как умру, вот пусть и разбираются! По крайней мере, мне уже не придется слышать, как они собачатся. В жизни не видела, чтобы родные братья столько препирались. Ощущение, что я им не мать, а судья. А у тебя, Ава, есть брат или сестра?
Если раньше мне показалось, что она чего-то недоговаривает, то теперь я была уверена: она нарочно перевела разговор на другую тему.
Все чудесатее и чудесатее!
– Старший брат. Он живет в Орегоне.
Мы с ним всегда переписывались и созванивались по видео, но я ни разу у него не бывала: все потому, что во взрослой жизни ни разу никуда не ездила. Но теперь? Теперь я точно возьму билет на самолет! И впервые в жизни куда-нибудь полечу.
Однако провести Мэгги было не так просто.
– Если бы он хотел составить завещание, то пошел бы к адвокату по имущественному планированию. А поверенный по наследству занимается только передачей имущества после смерти.
Роуз поставила графин на стойку и посмотрела на меня, безмолвно моля о помощи.
Сообразив, чего она хочет, я выпустила из рук стул, и тот с таким грохотом рухнул на пол, что у меня выступили слезы.
– Ой, извините!
Роуз, одними губами прошептав «спасибо», поспешила по мне. Подняла стул и поставила его на ножки.
– Налей-ка себе чашечку кофе, пока мы не открылись. Не обижайся, конфетка, но за ночь ты явно не отдохнула как следует!
Я и не думала обижаться, потому что спала и правда неважно. После того как Мэгги ушла в библиотеку, я отправилась на пляж, бродила по воде и подставляла волосы ветру, пока солнце не растаяло за горизонтом. Вернувшись, немного понаблюдала за плававшими в аквариуме золотыми рыбками Маком и Чизом. А потом написала маме, рассказала про работу у Деза. А про кофейню говорить не стала. Как и про то, что я в Алабаме. Решила, что пока рановато.
Я хотела лечь пораньше, но долго не могла заснуть и в итоге почти до полуночи смотрела в телефоне старые фильмы с Эстер Уильямс. А когда наконец улеглась, на меня со всех сторон обрушились незнакомые звуки: непривычный скрип матраса, глухое жужжание вентилятора под потолком, шепот оконных занавесок… Снаружи звенели колокольчики, гудел хор насекомых, в двух кварталах от меня мерно бились о берег волны.
А посреди ночи где-то вдруг заплакала скрипка, игравшая как будто специально для меня.
– Я сделаю кофе, – вызвалась Мэгги. – Дрип подойдет? Или хочешь эспрессо? Или латте?
Отчасти, наверное, я устала просто от того, что находилась здесь, в Дрифтвуде. Тут ведь для меня все было новым! Вчера я общалась с людьми больше, чем за последние несколько лет. Конечно, мне нужно было время, чтобы привыкнуть к нормальной жизни.
– Дрип отлично подойдет. Спасибо большое! – улыбнулась я.
На самом деле кофе мне не хотелось – я уже выпила две чашки; но подумалось, что неплохо будет отвлечь Мэгги от мыслей про Деза. Ей вредно так много волноваться! Вечером я почитала в интернете про инсульт и поняла, что раз микроинсульт у нее уже произошел, риск получить полноценный – очень велик.
– Голодная? – спросила Мэгги и пояснила Роуз: – Она с утра не ела.
– Дам тебе маффин, – решила та. – Шоколадный? Банановый?
Я улыбнулась. Лучше уж радоваться заботе, чем раздражаться, что тебя опекают.
– Спасибо, но мне хватит и кофе! У меня по утрам нет аппетита.
Вернее, в последнее время его вообще не было. Но говорить, что с самой смерти Александра я почти не ем, не хотелось. Как и о том, что я с того дня похудела почти на семь фунтов. Было страшно представить, как Мэгги с Роуз на это отреагируют.
«Подожди немного», – сказала мама.
Я сделала глубокий вдох, мысленно прокручивая в голове ее слова – снова и снова.
Роуз глянула на меня хмуро. От нее пахло жасмином, сахаром, солнцем в саду и заботой. Почему-то хотелось подсесть к ней и рассказать всю свою жизнь.
– Со мной все в порядке, честно! – заверила я.
За стойкой что-то зажужжало, и Роуз обернулась на шум.
– Ладно, Ава. Но как проголодаешься, возьми что-нибудь.
– Хорошо, Роуз, – кивнула я.
– Еще раз спасибо! – шепнула она, наклонившись, легонько сжала мою руку и пошла за стойку.
Мимо нее пронеслась Мэгги с чашкой кофе для меня в одной руке и старинным набором мерных ложечек горчичного цвета – в другой. Вчера она, очень довольная собой, принесла эти ложечки из библиотеки.
Мэгги вручила мне чашку. Из вежливости я отпила. Надо же, она уже запомнила, сколько мне нужно сливок и сколько сахара! Должно быть, знала вкусы всех в этом городе.