Проскользнув мимо Сэма в магазин, я заметила, что он смотрит на меня встревоженно. Снова ударил церковный колокол.
– Спасибо!
– Удачи! Хотя она вам, скорее всего, не понадобится, – бросил он.
По крайней мере, я надеялась, что в шутку.
Господи, во что я ввязалась?
Я кивнула, постаралась решительно улыбнуться (получилось так себе) и попрощалась с Сэмом и Норманом. Сэм отпустил дверную ручку. Дверь с медитативным вздохом затворилась. Сэм помахал мне, и они ушли.
Колокол последним гулким ударом возвестил шесть часов. Чувствуя, как в крови бурлит адреналин, я осторожно, чтобы не сорвался голос, поздоровалась.
– Одну минуту, – резко ответили мне из глубины магазина.
Стараясь успокоиться, я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и медленно выдохнула.
Время текло медленно. Прошла минута, другая… Похоже, Эстрель совершенно не волновало, что мне приходится ее ждать.
От нечего делать я стала разглядывать обстановку. Эстрель всегда ходила в черном, и я думала, что ее магазин изнутри будет похож на гардеробную Мортиши Аддамс. Однако же, к моему удивлению, он оказался прямо-таки домиком Яркой Радуги[3].
Разноцветные ткани, декор, фурнитура – ничего черного. Стены разрисованы причудливым геометрическим узором. И все вокруг такое зеленое, голубое, коралловое, желтое, что одновременно вроде как успокаиваешься и заряжаешься энергией.
Надо же, какое… жизнерадостное место!
Сама безмятежность.
Я прислушалась: всегда первым делом инстинктивно прислушивалась, оказавшись в незнакомом месте. Думала, услышу гул вентиляционной системы, шаги в кладовой или гудение компьютера на столе рядом с кассой. Но ничего: в магазине царила тишина.
Странно! Ведь полной тишины в природе не существует. Звуки живут повсюду: вздох, шелест ресниц, ток бегущей по венам крови… Треск половиц, щебет птиц на крыше, колебание воздуха…
Но здесь… ничего.
И не поймешь, нервирует это или, наоборот, успокаивает.
«Умиротворяет, вот!» – постановила в итоге я.
Вдоль одной стены магазина стояли рулоны тканей, раскройный стол и несколько швейных машин разных моделей. Вдоль другой помещались длинный розовый рабочий стол и манекен, обмотанный пришпиленной булавками белой тканью. Полки книжных шкафов были завалены выкройками, книгами по шитью и квилтингу[4]. В передней части магазина размещался уголок вышивки, битком набитый иглами, нитками и пяльцами. А еще по всему магазину были разложены изделия ручной работы: пляжные сумки, мешочки для чая, прихватки, резинки для волос, нагрудники – все ярких радостных цветов.
Банни бы отлично сюда вписалась! Я представила, как она листает тут книжки. Покупает нитки и пуговицы. Предлагает мне выбрать ткань, чтобы вместе сшить что-нибудь: подушку, сумочку или обложку для книги. Как-то раз мы с ней сшили матерчатого Мистера Усишкина. Конечно, живого хомячка он мне не заменил, но я все равно его любила… Берегла как зеницу ока.
Раздались тяжелые шаги, и я обернулась. Эстрель вышла из кладовой, держа в руках две большие матерчатые сумки с кожаными ручками. Обе сшили из той же ткани, которой были обиты стены магазина, а возле застежек красовался логотип «Стежка».
Эстрель поставила сумки на рабочий стол и принялась сверлить меня пронзительным взглядом.
– Прийти раньше означает прийти вовремя. Прийти вовремя означает опоздать. А опоздания меня очень нервируют.
Я втянула носом воздух. Ничего! От нее по-прежнему ничем не пахло. Эстрель стояла напротив меня и раздраженно хмурилась. Как ни странно, в этом уютном безмятежном месте я боялась ее чуть меньше, чем в «Сороке». Человек, создавший такую умиротворяющую обстановку, не может быть по-настоящему страшным! Я демонстративно посмотрела на часы.
– По моим подсчетам, вы сами опоздали на три минуты. Может быть, вас это нервирует?
Эстрель вскинула правую бровь. Штормовые глаза потемнели.
– Меня все нервирует.
Она было скривила губы в легчайшей улыбке, но ее тут же и след простыл. Зато я поняла, что у Эстрель есть чувство юмора. Пускай мрачноватое, пугающее и с привкусом обреченности, но есть.
– Впрочем, довольно светской болтовни! Я ее презираю. Возьми, – она сунула мне сумки. – Вернешь ровно через две недели в десять утра. И не опаздывай.
Я приняла у нее сумки. Одна оказалась тяжелее другой.
– Ничего не понимаю…
– А теперь до свидания! – Эстрель прошла к двери и распахнула ее.
Что ж, видимо, мне не оставалось ничего другого, как отправиться домой.
Уже в дверях я начала было:
– Но…
Зрачки у Эстрель сузились, как у дракона. Я поспешно захлопнула рот и выскочила на улицу. Эстель закрыла за мной дверь, повернула ключ в замке и вскоре исчезла в магазине.
Я же направилась к дому Мэгги и не могла не заметить, что всю дорогу вокруг меня порхал монарх с белым пятнышком на крыле.
Глава 11
Добравшись до дома Мэгги, я отнесла сумки в комнату Ноа и поставила на кровать. Умирая от любопытства, раскрыла ту, что весила меньше. И, не представляя, чего ожидать, заглянула внутрь. Однако, увидев плюшевого мишку, сразу расслабилась и загорелась интересом.
Я вытащила мишку на свет, и он вяло повис у меня в руках. Похоже, из него минимум половина набивки высыпалась! Лапка, ухо и нос оторвались, а на плюшевом тельце зияли огромные прорехи.
– Что же такое с тобой случилось? – спросила я, хотя и подозревала, что ответ уже знаю.
Видимо, кто-то поработал над бедняжкой острыми ножницами. Однажды я такое уже видела…
Как-то в восьмилетнем возрасте я в своей комнате решила отрезать любимому плюшевому мишке размахрившийся кусочек меха. И тут в коридоре родители начали кричать друг на друга, да так громко, что вся их ярость и горечь просочились под дверь.
Я стала слушать и сама не заметила, как случайно прорезала огромную дыру у мишки на груди. Меньше всего мне в тот момент хотелось просить маму о помощи. Поэтому я достала шкатулку для швейных принадлежностей, которую подарила мне Банни, села на кровать и сама занялась починкой. Швы получались неровными, но на удивление крепкими, ведь удерживали куски ткани лишь нитки, печаль и мои соленые слезы.
Я провела рукой по ранам мишки, которого достала из сумки, и решила посмотреть, что еще прячется у нее внутри. На дне обнаружился полиэтиленовый пакет с набивкой и оторванными частями медвежонка; не хватало там только носа. А еще был маленький швейный набор: нитки и иглы.
Тогда я занялась второй сумкой – той, что потяжелее. В ней нашлись старая одежда и лоскутки. Сверху лежал детский комбинезончик в ромашках, напомнивший мне тот, что я вчера видела на Джунипер. Под ним – разрисованная воронами юбка с порванным краем и сломанной молнией, а еще поношенный свитер в мультяшных динозаврах. Вышитые салфетки, отрезы винтажных тканей, желтая хлопковая занавеска с помпончиками по краю и даже цветастая скатерть с большим розовым пятном посередине…
Будто бы кто-то решил выбросить груду полинявшего после неудачной стирки тряпья. Что, по мнению Эстрель, я должна была со всем этим делать? Допустим, юбку легко можно починить, но пятно со скатерти так просто не выведешь. А детская одежда? А лоскутки?..
Я терялась в догадках и не понимала, почему меня охватывает радостное волнение при виде всего этого добра.
Стоило бы разобрать находки, но тут зазвонил телефон – зазвучал рингтон, установленный на номер моей матери: Бобби Макферрин «Не беспокойся, будь счастлив»[5].
– Привет! – Я повернулась к сумкам спиной, чтобы не отвлекаться.
– Привет-привет, – отозвалась мама. – Все в порядке?
– Конечно.
Я вышла из дома на крыльцо и села в кресло-качалку. Дул сильный ветер. Крыльцо смотрело на запад, и мне представилась прекрасная возможность полюбоваться закатом. Солнце, опускаясь в воду, окрашивало небо в ярко-оранжевые и темно-фиолетовые тона.
– Как там новая работа? – спросила мама.
– Пока все нормально. – Мне по-прежнему не хотелось рассказывать, что у меня две новых работы. – Комната, которую мне отвели, заставлена коробками, ее еще нужно разобрать, а после я официально перееду.
– Ты же не собираешься таскать тяжести?
– Нет-нет, все нормально! Кстати, в доме живет кошка. Ее зовут Молли. Она отчасти рэгдолл. Очень красивая и до ужаса пушистая! Прямо не верится, что под всем этим мехом прячется живой котик. Пока она меня не жалует, но, думаю, со временем подобреет.
Но маму было не так-то легко сбить с мысли, тем более рассказами о кошке.
– Ты сообщила своему работодателю о проблемах со здоровьем?
Рассказывая маме о новой работе, я немного сгустила краски, прибавила Дезу лет и описала его куда более немощным. Отчасти – чтобы она не волновалась, что я работаю на мужчину. Ведь мама все детство пичкала меня историями о том, сколько опасностей подстерегает девушек на каждом шагу. А я старалась не рисковать, чтобы она не волновалась. И пускай страхи ее не были совсем уж безосновательными, меня они буквально душили.
– Ага, – соврала я и продолжила в том же духе: – У него как-то жила кошка-эпилептик, так что он знает, как действовать в случае чего.
Мама негромко фыркнула.
– Не думаю, что это одно и то же, но лучше, чем ничего. По крайней мере, он представляет, что с тобой может произойти. Просто на всякий случай.
На случай, если припадки возобновятся, – вот что она хотела сказать.
– Ты абсолютно уверена, что готова к такой непростой работе? – не унималась мама. – Милая, я понимаю, тебе одиноко, но разве это лучший выбор?
Я и правда изнывала от одиночества. За всю сознательную жизнь у меня был единственный друг – Александр. От природы я замкнутой не была – меня такой воспитали, и потому дыра, оставшаяся в моей жизни после его ухода, оказалась огромной и глубокой, как океан.