– Я всегда говорю правду.
– Мне пора, – вздохнула я. – Еще шить всю ночь.
Когда я подошла к двери, в магазин влетела бабочка-монарх с белым пятном на крыле и запорхала прямо перед моим носом. Я сглотнула.
Эстрель приблизилась к нам, протянула руку. И бабочка тут же опустилась на ее скрюченный палец. А я заметила, что у нее теперь на обоих крыльях белеют переливающиеся пятнышки.
– Ну и долгий же путь ты проделала всего за несколько дней!
Я подумала было, что Эстрель обращается к бабочке, но, обернувшись, обнаружила, что ее серебристые глаза неотрывно смотрят на меня.
– Однако всегда можно двинуться дальше. Тебя тянет назад прошлое. Пришло время отпустить его. Ты ни в чем не виновата.
Бабочка расправила крылышки, сложила их, снова расправила. Со звуком, вновь напомнившим мне стук сердца.
Захотелось дотронуться до нее, но я не осмелилась. На глаза навернулись слезы.
Эстрель все знает!
Знает, что Александр умер из-за меня.
– Как можно отпустить такое?
Эстрель приподняла вуаль.
– Потому что это не то бремя, что тебе суждено нести.
– Но если бы я открыла дверь…
Эстрель приподняла палец и выставила бабочку на свет.
– А что, если бы он не пришел к тебе? Если не выпил бы в тот вечер? Если бы водитель поехал по другой дороге? Если, если, если… – Смягчившись, она добавила: – Жизнь слишком коротка, хрупка и ценна, чтобы прятаться в тени того, что могло бы случиться. Будешь постоянно оглядываться – пропустишь то, что ждет впереди.
Эстрель вышла на улицу, взмахнула рукой, и бабочка, слетев с ее пальца, устремилась к ближайшей кадке с цветами.
Эстрель же, вернувшись в магазин, взяла меня за подбородок. И мне отчего-то сразу стало спокойнее.
– Когда случается трагедия, особенно неожиданная, в этом вообще редко кто-то виноват. Но мы постоянно задаемся вопросом, почему так вышло. Виним кого-то. Отрицаем очевидное. Сожалеем, мучаемся чувством вины. Знаю, это трудно, но ты должна принять, что иногда просто приходит чей-то срок. Нам всем тут отписано не так много.
– Но если пришел его срок, почему Александр не исчез? – Шмыгнув носом, я посмотрела на бабочку. – Почему он все время здесь, со мной?
Эстрель вскинула брови.
– Ава, это не Александр! Вовсе нет.
Не Александр?
Она подтолкнула меня к выходу, ногой вытащила стоппер из-под двери и произнесла:
– Но пока ты оглядываешься назад, пока позволяешь страхам тебя тормозить, бабочка не сможет порхать свободно. Так было сказано.
Затем Эстрель развернулась и вошла в магазин. И дверь захлопнулась за ее спиной.
– Подождите! – крикнула я ей вслед. – Но если это не Александр, то кто же тогда?
Бабочка ведь явно была необыкновенной!
Но Эстрель уже исчезла. Свет в магазине погас. И дверь закрылась.
Слышно было лишь, как трепещут крылья бабочки, словно где-то рядом бьется сердце.
К коттеджу Донована я кралась по газону, проклиная бумажный пакет, который несла в руке. Он как будто нарочно шелестел на всю округу, чтобы не позволить мне прошмыгнуть незамеченной.
В целом я жила по правилам, и шнырять по кустам было не в моем стиле. Однако стоит кому-то увидеть, как вечером я захожу к Доновану в дом, и сплетням конца не будет! К утру нас наверняка уже поженят. В общем, чтобы не подливать масла в огонь, я кралась, как тать в ночи.
Коттедж «Розовый пион» был расположен в трех кварталах от моего дома; ближе к площади, чем к пляжу. И первые два квартала я шагала по тротуару, словно выбралась на вечерний моцион. Но, свернув на Сандбар-лейн – улицу, где жила миссис Поллард, – решила, что лучше будет укрыться за зелеными насаждениями.
Я пробиралась среди кремовых мирт, магнолий и пальм. Пряталась за бугенвиллеями, гортензиями и камелиями. В голове играла мелодия из фильма «Миссия невыполнима», и я вдруг поняла, что мне ужасно весело.
Интересно, когда я в последний раз так отлично проводила время?
Пожалуй, давненько. Когда Ноа еще жил дома…
С ним мне всегда было весело. Мы вместе играли, пускались на поиски приключений. Просто находиться с ним рядом и греться в его лучах уже было здорово! Я не могла вспомнить, в какой момент мое счастье стало так зависеть от него. Это получилось как-то постепенно – вот почему его отъезд меня так подкосил. Без него у меня не получалось веселиться.
Но сейчас, когда я, ухмыляясь, кралась по кустам, мне вдруг ясно стало, как важно этому научиться. Я так скучала по ощущению счастья! По бурлящей внутри дурацкой радости, от которой ты в любой момент можешь расхохотаться.
Сегодня у меня просто глаза открылись.
Я прижалась спиной к виргинскому дубу, росшему во дворе соседнего от миссис Поллард дома, и быстро огляделась.
Миссиис Поллард жила в выкрашенном лимонно-желтой краской доме с плитным фундаментом, вальмовой крышей и деревянными жалюзи на окнах. За задернутыми шторами слабо теплился свет. На шесте, прикрепленном к крыльцу, развевался американский флаг. Своим домом миссис Поллард явно гордилась: это сразу было видно по аккуратно подстриженным кустам, ровному газону, свежевыкрашенным реечным ставням, которые освещал фонарь над крыльцом (в домах, стоявших ближе к пляжу, в это время года такая подсветка не разрешалась из-за гнездования морских черепах).
Задний двор, где располагались бассейн и коттедж Донована, отгораживал черный алюминиевый забор высотой в пять футов. Замка на калитке не было – только защелка.
Прижав к груди предательский пакет, я перебежала в затененный уголок двора. В доме залаял Гас – мопс миссис Поллард. Адреналин зашкаливал, и глупая ухмылка не сходила с губ, несмотря на все мои усилия.
Кто бы мог подумать, что тридцативосьмилетняя женщина может получить столько удовольствия, шныряя по родному городу!
Пожалуй, буду почаще устраивать себе такие развлечения.
Может, и получится, раз Донован теперь здесь живет.
Я подкралась к калитке, как можно аккуратнее отодвинула защелку, выскочила на задний двор и рванула в тень. А затем двинулась вперед, обдумывая каждый шаг, как будто не к другу шла, а играла в шахматы не на жизнь, а на смерть.
От калитки к окружавшему бассейн патио вела бетонная дорожка. Над входом в «Розовый пион» горел круглый фонарь; окна тоже светились в темноте. Что ж, значит, буду пробираться вдоль забора в тени магнолий, а потом перебегу к крыльцу. Будем надеяться, меня никто не заметит.
Пока Гас не замолк, я не двигалась. Потом выждала еще добрых две минуты и наконец кинулась к ближайшей магнолии.
Только два шага успела сделать, как вдруг над головой вспыхнул фонарь. Гас снова заголосил, а уже через минуту прыгал у моих ног, оглушительно тявкая.
– Мэгги Мэй Брайтвелл! – крикнула миссис Поллард. – Какого черта ты там делаешь?
– Привет, миссис Поллард! – медленно обернувшись, поздоровалась я.
Наверное, на этом месте я должна была прийти в ужас, но меня почему-то разбирал смех.
Оказалось, быть застигнутой врасплох даже забавнее, чем шнырять в темноте!
– У тебя что, приступ лунатизма, как у твоего отца? Позвонить ему, чтобы он тебя забрал?
Гас нюхал мои ноги и дергал ушами, я же гадала, солгать или сказать правду. И тут дверь коттеджа распахнулась.
– Извините, что побеспокоили, миссис Поллард! – На освещенное крыльцо вышел Донован. – Мэгги пришла ко мне.
– В такой час? – Миссис Поллард явно была шокирована. – Вот я, например, никогда… Ну, или не часто… В последнее время точно нет, к сожалению… Но какого черта ты не пошла по дорожке? У тебя что, нервный срыв? Я бы не удивилась, учитывая, что тут творится в последние дни.
– Может быть, – хихикнула я.
Донован спустился по ступенькам, обнял меня за плечи и повел в дом.
– С ней все в порядке, миссис Поллард.
– Пусть все же позвонит доктору Джексону. Просто на всякий случай!
Донован втолкнул меня в дом.
– Спокойной ночи, миссис Поллард!
Как только он закрыл дверь, я расхохоталась. Да так, что по щекам потекли слезы.
Донован глянул на меня смеющимися глазами.
– Ну и что это ты такое вытворяла?
И я, широко улыбнувшись и утерев слезы, ответила:
– Веселилась.
Донован приготовил чили и кукурузный хлеб. И пускай он утверждал, что больше ничего не умеет, меня его кулинарные таланты очень впечатлили.
Мы доели все уже сто лет назад, но все еще сидели за столом и болтали.
Я рассказала, что подала заявку на кредит, что в кофейне все о нас спрашивают и что меня беспокоит здоровье Авы.
А он поделился смешными историями о своих племянниках и племянницах, поведал, что, когда случился пожар, сразу подумал на Сиенну, хотя ее даже в кухню не пускали, и что, подписывая контракт на аренду коттеджа, обливался холодным потом.
Я бросила взгляд в окно.
– Не думала, что ты откажешься от жизни на воде…
– Я и сам долго в это не верил. – Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Я говорил тебе, что это твоя мама вдохновила меня пойти в береговую охрану?
Судя по тону, он отлично знал, что не говорил.
– Нет.
Кстати, интересно почему…
– Никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот день, когда она исчезла. Ужасно хотелось броситься на поиски! И я понял, что хочу стать человеком, который в такой ситуации сможет помочь. Я бы все сделал, чтобы вернуть твою маму, Мэгги!
На глаза навернулись слезы.
Донован провел пальцем по краю стола.
– Мне до сих пор иногда снится тот день. Во сне я бросаюсь в воду.
– И находишь ее? – Сердце застряло в горле.
– Нет, я вижу ее в воде, плыву к ней, а когда оказываюсь совсем близко, происходит самое странное. Она вдруг улыбается. Так широко и радостно, как в тот день, когда мы играли в грязи, а она застукала нас и сама стала играть с нами. Помнишь?
По щеке скатилась слезинка. Я так и видела, как мама улыбается.
– Она протягивает мне руку, я тянусь к ней, но, когда наконец достаю, вдруг приплывают скаты, жалят меня, и я просыпаюсь.