– Нет, может! Но, видимо, его слышу только я. В четыре года у меня обнаружили эпилепсию. В девять я пережила очень тяжелый приступ. То, что врачи называют большим эпилептическим припадком. Чуть не умерла. А когда пришла в себя в больнице, оказалось, что я слышу звуки, которые не слышат другие. Как у человека в другом конце комнаты бьется сердце. Как люди разговаривают в конце коридора. Обоняние тоже сильно обострилось. Врачи провели ряд тестов, но так и не поняли, почему это произошло и вернется ли все когда-нибудь на круги своя.
Мимо нас пролетела бабочка-монарх. Теперь белое пятнышко отчетливо расползалось уже и на втором крылышке. Бабочка больше не петляла – летела ровно, плавно скользя по воздуху.
Да что же значили эти белые крылышки?
Сэм крепко сжал мою руку. Ладонь его была теплой, на пальцах прощупывались мозоли.
– Эпилепсия? Ава, почему ты мне не сказала? И никому другому тоже? Так вот что с тобой было?
Я вдавила каблуки в песок.
– Я точно не знаю. Здесь у меня припадков не было, они прекратились несколько лет назад. Доктора называют это ремиссией. Но если честно, чувствую я себя не очень хорошо. На следующей неделе иду к врачу. Если эпилепсия вернулась, лучше как можно скорее начать лечиться.
– Но почему ты ничего не сказала, когда чуть не упала в обморок?
Я пожала плечами:
– Я хотела быть нормальной. Меня всю жизнь опекали, многое не разрешали из-за проблем со здоровьем. А здесь я решила просто жить, стать свободной. – Я насмешливо фыркнула. – Но ничего не вышло! Люди и тут начали за меня переживать. Я по глазам это видела. И по твоим тоже.
– Просто ты нам дорога. А насчет нормальной… Конечно, ты не нормальная. Какая угодно, только не нормальная. И это прекрасно! Ты…
– Не смей говорить «особенная»!
Я бы еще вынесла «другая». Но не «особенная».
– Удивительная, – засмеялся он. – Добрая. Милосердная. Заботливая. От твоей улыбки вся комната освещается! Твои глаза искрятся радостью жизни. Здоровье не определяет, кто ты такая. Это лишь малая твоя часть.
Я смотрела на него, и мне столько всего хотелось сказать, но я не могла подобрать слов.
– Из-за тебя я снова начал слышать музыку, – продолжил Сэм. – Помнишь, в нашу первую встречу, когда ты протянула мне бабочку? В тот момент у меня в голове вдруг зазвучала мелодия. Ты пробудила мои чувства. Заставила понять, что я зря отгородился от всего мира.
В его глазах стояли слезы. В моих тоже.
– Ава, жизнь коротка. Очень коротка. И я больше не хочу тратить ее зря. Я хочу быть счастливым, хочу…
Мы вдруг услышали пыхтение, и Сэм осекся. Оглянувшись через плечо, я увидела, что по пляжу босиком бежит Дез. Норман, заметив его, коротко тявкнул.
– Он на самом деле издает очаровательные звуки.
Я попыталась изобразить голосом лай Нормана. Ничего не вышло. А пес оскорбленно гавкнул – на этот раз громче.
Поравнявшись с нами, Дез прохрипел:
– Она еще здесь?
Он весь раскраснелся. Не знай я, что он совершенно здоров, наверное, испугалась бы. Мы с Сэмом указали на пирс, где о чем-то оживленно разговаривали Мэгги с Донованом.
– Спасибо! – Дез поспешил к ним.
– А Мэгги с Донованом ты слышишь? – спросил Сэм.
– Услышу, если напрягу слух, но на сегодня подслушивать хватит.
– Ну-ну, все не так страшно!
– А по ощущениям – очень, – грустно улыбнулась я.
Сэм поднялся и протянул мне руку. Я спихнула Нормана с коленей, и он радостно завилял хвостом.
– Пойдем обратно? – предложил Сэм. – День был долгий, а Мэгги в хороших руках.
Мне отчасти хотелось остаться, все ей объяснить, обнять, однако я решила, что лучше подожду, пока все уляжется. К тому же так у меня будет время собрать вещи, пока Дез не вернулся. Я точно знала, что больше не буду чувствовать себя комфортно в этом доме.
Глава 25
Чистая голубовато-зеленая вода подо мной рябила и колыхалась, но море было спокойно. В отдалении резвилась пара дельфинов, а возле свай пирса кружили скаты – словно специально приплыли составить мне компанию.
Я всегда любила это место! Здесь я чувствовала себя ближе всего к маме; здесь мне казалось, что она рядом.
Не раз я сидела на пирсе и гадала, как бы она сейчас выглядела. Достойно принимала бы свой возраст или цеплялась за уходящую молодость? Интересно, а с парашютом она бы по-прежнему прыгала? Ненавидела кетчуп… Каталась на роликах… Ворчала, что мистер Флойд ставит в своем магазине молоко так далеко от входа… Бросала все, чтобы полюбоваться закатом… Или повозиться в грязи…
Я часто задумывалась: понравилась бы ей моя новая стрижка? Что бы она сказала про школьные отметки? Поняла бы, почему я решила оставить Ноа? Почему прогнала Донована?
И почему продолжаю его отталкивать?..
Порою я задавалась вопросом, как сложилась бы моя жизнь, если бы мама осталась рядом. Может, я и сама была бы другой? Принимала бы другие решения. Выросла бы другим человеком.
Да. Конечно да.
Потеря мамы полностью изменила мой образ мыслей, мою жизнь, меня саму.
Не знаю, каково ей было бы об этом узнать. Поняла бы она, как сильно меня перевернуло ее исчезновение? Или погрозила бы пальцем за то, что я позволила этой утрате изменить меня, мою судьбу, мое будущее?
Я так глубоко задумалась, что вздрогнула, когда за спиной раздался голос.
– Надо было сюда и бежать первым делом! Можно? – Донован указал на место рядом со мной.
Я кивнула.
– Ты меня искал?
Он сел рядом и принялся болтать ногами, как я. Потом оперся руками о пирс и отклонился назад.
– Ты не пришла к Дезу, и Ава забеспокоилась. Хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Так как? В порядке?
Он пристально посмотрел на меня. Несколько месяцев назад, когда у меня случился микроинсульт, левая половина лица онемела на добрых полчаса.
– Все хорошо.
Пока я сидела здесь и наблюдала за скатами, голова у меня почти не болела. А вот сердце – другое дело.
– Я не хотела никого волновать. Просто мне нужна была…
– Мама. Я знаю. Ты всегда на эмоциях приходила сюда с ней пообщаться. От горя или от радости.
Он меня отлично знал. Лучше, чем я думала.
– Вообще-то первой тебя нашла Ава. – Донован указал подбородком в сторону пляжа.
Там, на песке, сидели Ава, Сэм и Норман. Ава все время вытирала глаза, и у меня заболело сердце от мысли, что я ее напугала.
– И отец твой, наверное, уже спешит сюда, – добавил Донован.
По его тону я сразу поняла: он в курсе, почему я сюда пришла. Должно быть, Ава и ему все рассказала…
Я наклонилась вперед, оперлась об ограду и посмотрела вниз: скаты кружили в воде, словно исполняя замысловатый танец.
Донован опустил ладонь мне на спину и стал осторожно поглаживать ее круговыми движениями. Я таяла от его прикосновений.
– Правда красивые? – спросила я.
– Конечно. – Он тоже наклонился вперед. – Сразу ясно, почему люди считают, что они символизируют покой и безмятежность.
Я ухватилась за парапет и опустила подбородок на руки.
– Мне бы они сейчас не помешали!
– Но кое-кто называет ската рыбой дьявола.
– Сам придумал? – обернулась к нему я.
– Нет, – рассмеялся Донован. – Но это только из-за формы. – Он указал на ската: – Видишь, вокруг рта как будто рога?
– Это все неправда. Я никогда вас так не назову! – пообещала я снующим под нами скатам. – Вы слишком хорошенькие. – Пару минут мы молчали, а потом я добавила: – Я должна была догадаться. Про папу и Кармеллу.
– Почему?
– Теперь я понимаю: одно то, что папа занялся спортом, должно было навести меня на эту мысль. Окажись он при смерти, он бы скорее «Мун-Паями» объедался, чем бегал трусцой.
Донован улыбнулся.
– Мужчины и правда любят прихорошиться для своих леди. Вот я, например. Знал, что сегодня увижу тебя, – и побрился.
Я глянула на него, не зная, что сказать в ответ.
– Я заходил к тебе, хотел извиниться, – признался он.
– Ты вовсе не должен…
– Нет, должен. Прости, что я тебя расстроил! Сунул свой длинный нос не в свое дело.
– Вовсе не длинный! У тебя идеальный нос. А мне не стоило так остро реагировать. Просто на меня столько всего навалилось… – улыбнулась я.
У Донована хватило такта не сказать «я знаю».
Я поболтала ногами.
– Я много думала обо всем этом, пока тут сидела. Особенно про отца и про то, почему он не сказал мне, что с кем-то встречается: «Возможно, для меня пришло время отпустить прошлое и двинуться дальше».
В голове зазвучал голос отца. И я вдруг поняла, что он говорил вовсе не про кофейню.
Он имел в виду другое: нужно перестать надеяться, что в один прекрасный день мама просто появится на пороге, как будто никуда и не пропадала. Как ни в чем не бывало вернется к прежней жизни. Снова станет женой Деза и матерью Мэгги и займет свое законное место в кофейне.
– Когда мама пропала, мы с папой каждый день ходили вдоль берега. Забирались далеко-далеко. И все время смотрели по сторонам. Надеялись на чудо. Молились, чтобы оно произошло. Однако постепенно наши походы становились все короче. Вскоре мы стали выбираться на поиски всего пару раз в неделю. А под конец уже просто садились на песок и смотрели на море. У воды мы чувствовали себя ближе всего к ней.
Мы не поставили маме памятник. Не устроили похорон. Не провели никакой официальной церемонии, подтверждающей, что ее больше нет. Долгие годы жили в неопределенности, и эта надежда привязывала нас к ней, а ее к нам еще крепче.
Только теперь я поняла, что цеплялась за нее сильнее, чем отец.
– Я не могла выйти за тебя, потому что не хотела уезжать из Дрифтвуда, – хрипло призналась я. – Должна была остаться здесь на случай, если мама вернется.
Но она не вернется.
Она умерла. Навеки ушла в море.
Из уголка глаза скатилась слезинка, и я вытерла ее большим пальцем.
– Я знаю, Мэгги. Я всегда это знал.