Во время этого совещания Сандаварг начал зачем-то снимать с себя пояс. Тот самый, несколько раз обернутый вокруг талии кожаный ремень, что иногда использовался северянином как праща. В кого и чем он собрался стрелять, было непонятно – я не наблюдал поблизости никаких целей. Разве только у Убби прихватило живот, и он решил облегчиться. Но в этом случае он вряд ли стал бы спускать штаны прямо перед женщиной. Северяне, конечно, те еще грубияны, но кое-какие понятия о приличиях у них есть.
Пока Сандаварг возился с поясом, Долорес распутала веревку, что прежде была намотана на ящик Физза, после чего также передала ее северянину. Повесив снятый пояс на плечо, он намотал веревку на кулаки, подергал ее и удовлетворенно кивнул: крепкая! А затем связал поясной и веревочный концы, перелез обратно через перила и начал спускаться по лестнице к воде.
Замысел Убби раскрылся, когда тот опустил пояс в воду и принялся стравливать веревку, позволяя этому приспособлению плыть в нашу сторону. И еще до того, как я поймал его, нам стало ясно, что с ним делать.
– А вы уверены, мсье Сандаварг, что сможете тянуть меня против такого течения? – усомнился Гуго, когда я взялся обматывать ему пояс вокруг груди, пропуская тот под мышками.
– Ежели я в чем-то и уверен, толстяк, то лишь в том, что ты не умеешь дышать под водой, – ответил северянин. – Главное, не погнулась бы мачта, когда я тебя потащу, а за меня не переживай… Ну что, ты готов еще раз намочить штаны или будешь дальше торчать столбом, пока ноги не подкосятся?
Само собой, де Бодье не хотел оставаться на крыше рубки и выбрал полноценное купание. А Убби, хохотнув при виде скисшей физиономии Сенатора, зацепился покрепче за лестницу и легонько дернул за веревку, давая понять, что готов к буксировке.
Делать это по воде было, разумеется, гораздо проще, чем по земле. Гуго по мере возможности даже греб руками, хотя мог бы и не дергаться. Все равно ускорить этим процесс он не мог, и спасаемый двигался с той скоростью, с какой спасатель подтягивал его к мачте, наматывая фал на руку. Я невольно вспомнил картинку из старинной книги, где рыбак также вытаскивал из моря крупную рыбину. Разве что там веревка была совсем тонкой и привязанной к длинной, гибкой палке, называемой удилищем. А Убби не хватало сачка, каким рыболовы поддевали сопротивляющуюся добычу, когда та оказывалась от них совсем близко. Хотя в случае с де Бодье сачок навряд ли пришелся бы к месту. Даже у Сандаварга не хватит силенок управиться с таким громоздким приспособлением, в котором трепыхается «рыбина» весом под сто тридцать килограммов.
Убби подтянул Сенатора и уступил ему дорогу, сойдя с лестницы в воду. Прежде наш механик не поднимался на марс даже из любопытства, но сегодня у него не было выхода. И он, нарушив традицию, пыхтя и постанывая, ступенька за ступенькой, покарабкался наверх. Благо, в случае чего, падать де Бодье предстояло с наполовину меньшей высоты и в воду. Фал, разумеется, он должен был отвязать уже на площадке, поскольку боялся сорваться со скользкой лестницы и снова быть унесенным течением.
К счастью, этого не произошло. Малабонита вцепилась обеими руками Сенатору в ворот и помогла ему перевалиться через перила, после чего на площадке стало гораздо теснее. И неудивительно, ведь она была рассчитана всего на двух человек. Точнее, на двух человек нормальной комплекции, среди которых не будет толстяка и вдобавок к нему варана-броненосца с большим хвостом. А скоро к этой компании должен был присоединиться и я…
Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Сняв фал, де Бодье скинул его Убби, а тот опять переправил страховку мне. После возни с предыдущим «пловцом» я был для северянина просто подарком: легкий, худой и, как следствие этого, более обтекаемый течением. Переправив меня на мачту, Сандаварг дождался, когда я заберусь наверх и верну ему пояс, а затем взялся сооружать из него под площадкой нечто вроде детских качелей. Он не собирался просить кого-то потесниться и вообще обременять нас своим присутствием, уживаясь с нами в этом «ласточкином гнезде».
Мы вышли из стесненного положения рискованным, но единственным практичным способом. Разрезав веревку на три части, я, Малабонита и Гуго привязали себя за пояса к верхушке мачты. А потом, подложив под задницы свернутые куртки, расселись на перилах лицом друг к другу. Страховка удерживала нас от падения назад, и в то же время на площадке стало заметно просторнее. Никто больше не отдавливал Физзу лапы и хвост, а он в свою очередь не терся о наши ноги, царапая их своей твердой как камень чешуей.
О, это сладостное ощущение, когда ты, преодолев смертельные трудности, доживаешь до спокойной минуты и расслабляешься в предвкушении блаженного безделья! И неважно, что внизу под нами продолжала бушевать стихия, что мачта дрожала от бьющих в нее волн и что мы понятия не имели, как долго нам предстоит все это терпеть. Главное, мы были целы и невредимы, располагали запасом воды и провизии (при экономном расходовании их могло хватить на неделю) и пока не страдали от холода. Что мы будем думать обо всем этом завтра, когда у нас затекут руки, ноги, спины и шеи, покажет время. Но сегодня мы могли позволить себе немного радости, пускай даже она была сейчас и неуместна.
– O, mon Dieu! – вдруг встрепенулся Гуго и указал пальцем на вершину холма, что просматривалась отсюда гораздо лучше, чем с крыши рубки. – Мсье Бадахос и его буксир! Как же мы могли о них забыть! Мадам Проныра, у вас зрение острее моего, скажите, вы видите на холме «Антарес»?
– Нет там никакого «Антареса», – мрачно ответила сидящая спиной к холму Долорес, даже не обернувшись. – Вы были абсолютно правы, мсье Сенатор, когда предупредили, что на горе оставаться опасно. Я, конечно, раньше часто спорила с вами по всякому поводу, но сегодня вынуждена признать: если бы не вы и осенившая вас догадка, все бы мы сейчас были там же, где Бадахос и его команда, – на дне.
– Но ведь я не утверждал наверняка! Я всего лишь высказывал предположение, не более! – замямлил де Бодье, ошарашенный тем, что смерть опять выкосила рядом с нами уйму народа, а нас обошла стороной.
– …Предположение, которое целиком и полностью подтвердилось, – закончил я за Сенатором. – Так что Моя Радость права: это вы спасли сегодня всех нас от неминуемой гибели.
– Верно толкуешь, Проныра, загрызи меня пес! – отозвался снизу северянин, устраиваясь в своих «качелях». – Даже меня чутье подвело, а толстяк только на ту волну глянул, сразу скумекал, что к чему. Вот уж не думал, что доживу до тех времен, когда не я буду вытаскивать из беды его толстую задницу, а он вдруг возьмет и начнет спасать задницу Убби Сандаварга! Сначала – своими огнестрельными палками, потом – умными советами… Бывает же! Расскажу кому – не поверят!
– Фисс спасать Куко те Потье, Куко те Потье спасать Фисс! – внес свою лепту ящер. – Куко те Потье – польшой щелофек, польшая холофа! Фисс уфашать Куко!
– Ну, раз вы настаиваете, значит, так оно и есть. Кто я такой, чтобы с вами спорить? – развел руками Гуго, смущенный от обрушившихся на него благодарностей. После чего тяжко вздохнул и добавил: – А вот успел ли кто спасти Владычицу Льдов?
Наступило гнетущее молчание. Вопрос Гуго разом вернул нас, все еще пребывающих в легкой эйфории от победы над стихией, к суровой действительности. В прошлый потоп вода не дошла до Великой Чаши, но сегодня это наверняка случилось. И что творилось сейчас на улицах столицы и в ее окрестностях, можно было только гадать…
– И если уж на то пошло, меня куда больше беспокоит другое, – продолжил Сенатор севшим голосом. – За минувший месяц случилось два водяных выброса, причем второй был многократно сильнее первого. Нельзя, конечно, утверждать, что будет и третий, более мощный потоп. Но если он все-таки разразится, я бы предпочел быть к тому времени там, где он до меня не дотянется.
– И где же? Неужели вместе с септианами, на борту Ковчега? – осведомилась Малабонита.
– Ковчег?! Нет, мадам, старый мсье де Бодье еще не выжил из ума, чтобы верить в сказки ангелопоклонников, – помотал головой Сенатор. – Если произойдет третий водяной выброс и по Атлантике побегут волны величиной со Срединный хребет, на планете останется лишь одно место, где мы сумеем спастись. И вы наверняка понимаете, что я имею в виду.
– Уж не хотите ли вы сказать… – начал было я, но Гуго понял по моим выпученным глазам, что меня осенила верная догадка, и не дал мне договорить:
– Да, мсье шкипер, об этом я и говорю. В мире, какой вернул нам Дарио Тамбурини, выживет не тот, кто построит самую большую лодку, а тот, кто успеет выбраться на Великие Плато. Однажды Вседержители заставили нас спуститься с континентов на сухое океанское дно. Теперь, чтобы выжить, нам предстоит проделать обратный путь. И вернуться туда, где мы обитали тысячи лет до вторжения Вседержителей. И нам следует поторопиться. Если выбросы продолжатся такими темпами, мы можем не успеть доехать до ближайшего Великого плато.
– Но откуда вам известно, что на плато мы сможем дышать? – усомнился я. – Огонь вернулся, вода возвращается, но где гарантия, что атмосфера восстанавливается так же быстро?
– Таких гарантий не существует, – ответил Гуго. – Нам придется рискнуть и проверить это самим. И, боюсь, иначе никак. Сможем мы дышать сегодня наверху или нет, неизвестно. Но на дне океана у нас это точно не получится, вы согласны, мадам и мсье?..
Глава 12
– Тристан Бадахос, мир его праху, был абсолютно прав, – заметил я, взирая с пригородного холма на Аркис-Грандбоул. – Это уже совершенно другой город.
– Дерьмо это собачье, а не город, – проворчал Убби, и тоже был прав. Статус города остался за Аркис-Грандбоулом разве что формально. В действительности столица напоминала сегодня то самое Вавилонское столпотворение, о каком рассказывает знаменитая септианская легенда. Только эта грандиозная стройка, в отличие от легендарной, разрасталась не вверх, а вширь.