Действительно, пока нагруженная машина разворачивалась и отходила, а пустая устанавливалась под ковш, экскаватор простаивал. Настасья и ответа от меня не дождалась, спрыгнула с насыпи, пробежала к экскаваторщику, что-то ему сказала. И вот уже вертится возле машин, устанавливает машины в два потока — один с левой стороны экскаватора, другой — с правой. Нагрузят машину слева, перекинут ковш на правую сторону, а там уже стоит наготове машина. Работа пошла еще быстрее. А меня задело. Трое мужчин у экскаватора — я, Федя, Игнат Игнатович, — а девчонка прибежала и в пять минут сделала лучше нас! Раздражает она меня. Стоит рядом, вся запылилась. Платок с нее ветром сбило, и торчат ее бантики, серые от пыли. То ли мне немного принизить ее захотелось, то ли еще что, я и сам не пойму, только взял я за бантик двумя пальцами и насмешливо говорю:
— Эх вы, главный агроном… Запылились, — говорю, — эти ваши «радость первоклассницы»…
Она улыбнулась немного растерянно, но не обиделась.
— И верно! — говорит. — Как меня бабушка причесала, когда снарядила в первый класс, так я всю жизнь и причесываюсь. — И закричала шоферу: — Вася, Вася, подъезжай с левого борта!
И убежала устанавливать машины. И вышло так, что хотел я ее смутить, а вместо того сам смутился. Не для красоты наворачивала она свои бантики, а по привычке. Просто не думает об этом. Не тем живет человек! Мы с Аркашей, взрослые мужчины, размышляли об этих ее бантиках, будто другого предмета для разговора у нас не было. А она, девчонка, такого и в мыслях не держит.
Маленькие это были факты — с двумя потоками, с бантиками, — а как-то оставили они след в памяти. И как-то заставил меня этот факт взглянуть на нее иначе. И вот, представьте, наперекор всему вдруг что-то понравилось, мне в ней. Понравилось, как с шоферами шутит, как вьюном вьется меж машинами. Не агрономшей Ковшовой, а очень свойской, деловой, веселой девчонкой показалась она мне в ту минуту. «Может быть, — думаю, — еще утрясется все, и потечет у нас в МТС мирная жизнь?»
Не долго тешила меня эта надежда. На следующий же день явилась Настасья к Аркадию с требованием произвести пробный квадратно-гнездовой сев по снегу.
— Проверку сеялок надо сделать, — говорит.
А Аркадий стоит у окна, худой, высоченный, сосет трубку, смотрит в окно из-под лохматых бровей и отвечает Настасье небрежно, не оборачиваясь:
— Ну?..
— Вдруг они неисправные, — говорит Настасья.
— Ну?
— Исправить надо заблаговременно!
— Совершенно верно, — отвечает Аркадий хладнокровно и насмешливо.
Она растерялась немного:
— Можно сказать Гоше, чтобы выехал в поле?
Тогда Аркадий повернулся к ней, оглядел ее с головы до ног. Она стоит у двери, переминается с ноги на ногу, маленькая, едва ему по плечо.
— Настасья Васильевна, вам что, совершенно нечем заняться? — спрашивает Аркадий. — У вас своих дел нет?.. Ах, есть? Так, может быть, вы будете любезны заниматься ими? Может быть, вы предоставите возможность мне заняться техникой и отвечать за нее? — И, не глядя больше на агрономшу, подошел ко мне, подсел к столу, обнял меня. — Ты знаешь, Алеша, какой комбайнище получили в Волочихинской МТС!..
Он разговаривает со мной, а она стоит у дверей. Постояла и ушла.
Вскоре уехали мы с Федей да Аркашей на пленум райкома. Через день возвращаемся, смотрим, что за диво? Посреди снега стоит сеялка «СШ-6», и мечутся по степи девчонки с красными флажками.
Спрашиваем:
— Что тут творится? Нам отвечают:
— Замучились. Второй день репетируем по снегу квадратно-гнездовой сев.
— По чьему приказу?
— По приказу главного агронома.
Что это значит? А значит это, что воспользовалась она нашим отсутствием и наперекор моему приказу самовольно сняла людей из мастерских и отправила в поле. У меня пот на лбу выступил. Что же это за самовольство? Нельзя отлучиться из МТС!
Записал я ей выговор в приказе. Дал расписаться. Расписалась и все молчит. Только когда выходила, у дверей остановилась и сказала:
— Во всех сеялках кольцевидные зазоры. Семена сыплются дорожкой не только в отверстие, но и в зазоры. Гнезд не получается.
Аркадий говорит:
— Это нам известно.
И не глядит на нее.
Ушла она.
Тем временем весна брала силу, и стали мы формировать агрегаты и выводить их в поле.
И началось тут такое, по сравнению с чем все прежде пережитое с Настасьей показалось нам райским сном!
Схватились тут, можно сказать, мертвой хваткой два характера — Настасья и Аркадий! И так схватились, что МТС затрещала.
Приходит Аркадий, говорит, что агрегат номер такой-то находится в полной готовности и сегодня отправляется в бригаду. Через полчаса является Настасья и заявляет, что в агрегате плохо работают отвалы и что его надо отправлять обратно в ремонтные мастерские.
Аркадий кричит:
— Не мешайтесь не в свое дело!
Она отвечает:
— Огрехи в поле — это мое дело!
И так каждый день!
У соседних МТС все агрегаты давно выведены в поле, а наши все торчат на усадьбе. Мы подаем в райком сведения о готовности всех агрегатов к выходу в бригады, она пишет в райком о том, что нет ни одного готового агрегата. И ведь что всего обиднее: в соседних МТС не лучше, чем в нашей! И там если начнешь цепляться, так найдешь мелочную недоделку в каждом агрегате! Но там агрономы нормальные.
Однажды возвращаемся мы с Аркадием с поля, навстречу бежит Веня.
— Я за вами, — говорит. — Скорее! Там Стенька агрономшу давит.
Подходим к усадьбе и застаем такую картину: в воротах стоит агрегат, а прямо перед трактором — Настасья.
Из трактора высовывается Стенька, вертит головой и кричит:
— Пропусти!
Она ему спокойно отвечает:
— Возвращайся обратно.
Стенька кричит:
— Я под Вислой контуженный! Раздавлю!
Она ни на шаг не отступает и говорит еще спокойнее:
— Не раздавишь… Возвращайся на усадьбу!
Стенька увидел Аркадия, захлебнулся словами:
— Товарищ Аркадий Петрович! Товарищ главный инженер! Четвертый раз в ремонт ворочают! До кой поры это терпеть? По вашему разрешению…
Аркадий с ходу все понял… Спрашивает очень вежливо:
— Настасья Васильевна, на каком основании опять задерживаете агрегат на усадьбе?
Она ему еще вежливее:
— Аркадий Петрович, вы проверяли сеялки?
— Я отвечаю за агрегаты…
— Вы их проверили?
— Да…
— Высевающие аппараты в середине двух сеялок неисправны. Только почищены снаружи.
— Мне это известно.
Она удивилась:
— Вам известно?.. Тогда как же…
— Высевающие аппараты исправят на месте в бригаде.
— Но… за двадцать километров от МТС… Там же нет ремонтной базы. Кто и как там отремонтирует, если они и здесь не сумели? Алексей Алексеевич, ведь лучше задержать агрегат до вечера! Ремонт здесь и быстрее, и качественнее, и удобнее, и на глазах!
Не успел я ей ответить, как Аркадий выступил вперед:
— Вопрос мы с директором согласовали… Дайте агрегату дорогу, Настасья Васильевна!
Стенька кричит:
— От-тойди!
Она отошла. Аркадий наклонился к ней на вид очень ласково, даже любезно и говорит раздельно, тихим, бешеным голосом:
— Предупреждаю… последний раз… вы вмешиваетесь в мои распоряжения…
Выпрямился и кивком подозвал:
— Вениамин, со мной!
Стенька уехал, Настасья осталась ни с чем. Мы с Аркадием идем в контору, Веня за нами.
Едва мы порог переступили, Аркадий обернулся к Вене и громыхнул так, что стекла дрогнули:
— Ты… такой-сякой!.. Меня обманывать?!
Тот клянется:
— Не обман, Аркадий Петрович, недогляд! Оплошал! На Стеньку понадеялся, Аркадий Петрович!
— Я тебе покажу оплошку! Ночь не спи! Землю рой! Чтоб к утру, такой-этакий, все было в ажуре!..
— В полном ажуре! Будет исполнено. Всю ночь не отойду.
— Сгинь с глаз!..
Веня исчез. Мы вызвали Федю, объясняем ему происшествие.
Появляется Настастья. Останавливается в дверях и тихо говорит с порога:
— Вы мне… солгали… Вы… оба… Вы понадеялись на Веню… Вы не просмотрели сеялок… Вы ничего не согласовывали друг с другом… Когда лгут такие, как Стенька, — пусть! Но когда… руководители… члены партии… я не понимаю… Мне очень трудно… понять это… Зачем так?!.
В голосе у нее не упрек… не обида… словно боль какая-то, боль и непонимание…
Нехорошо мне стало… совестно. Объясниться бы, думаю, с человеком по-человечески… можно же по-хорошему…
Аркадий вскочил, закричал на нее:
— Из-за вас в хвосте тянемся, да еще морали от вас выслушивать! Довольно! Из-за вас репутация МТС…
Она перебивает с горечью:
— Вам бы только репутация!
Тут Федя вмешался:
— Репутация вас не интересует! А честь нашей МТС вам дорога? Вы ею не дорожите. А мы с Аркадием Петровичем дорожим и честью, и репутацией, и добрым именем нашей МТС! Когда мы пришли, наша МТС числилась в последних, а теперь…
— А теперь, — опять перебивает Настасья, — идет «ухо в ухо». Сколько раз я это слышала… Чем дорожите?
— Тот ничем не дорожит, кто ничего не сделал!.. — говорит Федя.
Ушла она…
А через день разразилась наша главная беда…
Два трактора вернулись в ремонт. Один встал во время задержания талых вод, а другой и до полевого стана не дошел. Кинулись проверять, в чем дело. И выяснилось, что, когда Гоша уезжал на курсы, подшипники заливал и отвечал за ремонт другой рабочий. Его трактора и вернулись в ремонт.
Два только что отремонтированных трактора накануне сева «на приколе» — это же небывалый позор для МТС! И позор наш широко обнародовали! Появилась статья в областной газете. И писали в той статье, что Журавинская МТС сдает завоеванные позиции, идет книзу. Ремонт и запоздалый и некачественный…
Принес Аркадий эту газету, швырнул на стол Настасье:
— Полюбуйтесь. Ваших рук дело!
Мы думали, хоть тут поймет она свои ошибки! Нет! Сжалась вся, но не смутилась, а накинулась на нас же: