Одним словом, все старания наши легли на степи, как на ладони. И каждое усилие наше день ото дня выявляется на степи ярче и ярче, самим нам на удивление!
За повседневной суетой мы и сами не замечали того, что делается в нашей МТС. Казалось нам, что мы только спорим, да ссоримся, да мечемся по степи!..
…Так идет человек в гору кустами да камнями, глядит под ноги, кряхтит, спотыкается, подъема не замечает, только видит камни под ногами да чувствует: идти трудно! И вдруг дошел до открытого места, оглянулся — ох, и взял высоту!
Мы сами не сразу это поняли, а соседи тем более…
Помню, после статьи о Гоше Линочка губки надула и говорит:
— Это просто случайность! Вам просто повезло, что вы поручили гнездовой Чумаку и что как раз к нему попал корреспондент!
Когда зазеленели поля, Лукач твердил:
— Здорово этой Журавинской МТС повезло с дождями! Такой выдался счастливый случай: задождило над ними как раз после того, как они отсеялись!
А когда определился урожай, Лукач заявил:
— Удачно это у вас случилось, что вы не обменяли семена на привозные, а сеяли местными!
Федя засмеялся ему в ответ:
— Что-то чересчур много случайностей для одной МТС! Некоторые философы утверждают, что случайность — неосознанная закономерность. Вот у тебя и не хватает сознания, чтобы проникнуть в наши «случайности»… Те, у кого ума побольше, а завидок поменьше, Давно поняли, по какой такой причине то и дело случаются нынче в нашей МТС разнообразные счастливые случаи!
И верно сказал! Умные люди раньше нас самих поняли то, что у нас происходит.
Стал наведываться к нам интересный народ: партийные работники, колхозники, агрономы, ученые… Приезжают, интересуются, спрашивают. И мы совсем иначе стали чувствовать себя. Раньше приедем в район или в область на совещание, никто нас не замечает, разве товарищи по охоте подойдут поздороваться, а теперь только появишься — к нам уже тянутся!.. То один подойдет, то другой!.. И у каждого интерес: как вы то делаете да как у вас это? И многие к нам с симпатией, с уважением… Люди стали подбираться вокруг нас ценные, интересные, и разговоры пошли не такие, как раньше.
И вся наша жизнь так поднялась на новый уровень, что о прежнем нашем существовании нам и подумать скучно!
Когда кукуруза и подсолнух взяли полную силу, начали ездить к нам не только отдельные гости, но и целые делегации. У многих механизаторов не получилось квадратов, и они утрачивали доверие к сеялке «СШ-6». Приедут, поглядят: у нас поле, как по линейке, разрисовано, что вдоль глядеть, что поперек — картина!..
И надо сказать, что всех приезжих водит по полям Аркадий. Как это получилось, мы и сами не заметили. Фигура у него высокая, представительная, лицо заметное, в зубах трубка, разговор авторитетный. И кто бы ни приехал из района, из области, из Москвы, — все взгляды сейчас на него… Он объясняет, он водит по полю, как главная фигура МТС и специалист квадратно-гнездового… И у всех создавалось такое впечатление, что именно от него и пошли все наши достижения. А Настю иной раз и вовсе не заметят. Невидная, маленькая, в ситцевом своем сарафанишке…
И в нашей-то МТС не сразу оценили ее.
Только постепенно, вместе с тем, как одно к одному выявлялись и росли наши успехи, выявлялась и росла Настина ценность в глазах тех, кто все это видел.
Раньше, когда она говорила свои любимые слова: «В книгах и газетах не так написано!», — над этими словами посмеивались, как над глупостью и наивностью. А теперь постепенно поняли, что это не от наивности, а просто от того, что по твердому и честному характеру никогда не расходится у нее слово с делом…
Раньше, когда она излагала нам разные свои планы, мы их считали бреднями и отмахивались. А теперь к каждому ее слову стали относиться с вниманием.
И она от этого успокоилась, отмякла и точно повзрослела. Однажды сама себя покритиковала. Говорит мне:
— Я раньше не признавала вас за руководителей и не хотела с вами считаться… Ерундила с досады, бывало…
Правда, и теперь остались меж нами споры и ссоры. Но вместе с тем появилось у нас товарищество. И вдруг оказалось, что очень хорошо с ней работать! Интересно и весело. Правда, спуску она тебе не дает… Но по-нашему это… по-советски, по русски… Возле нее, как зимой на морозе… и пощипывает, и горячит, и не дает застаиваться! Может, тем, кто привык к тепличному климату, и не по вкусу, а нашему брату как раз хорошо!
Сперва казалось мне, что и с Аркадием наладились у нее отношения. Стал он с ней вежливым… Даже комплименты начал говорить: «У Настасьи Васильевны столько энергии!», «Настасья Васильевна — инициативный работник».
Но был в его вежливости холод. А комплименты отпускал он с этаким заметным пренебрежительным оттенком. Сперва мы этого и не замечали и думали, что все обстоит нормально, что приладились наконец друг к другу эти два прямо противоположных человека.
Только однажды заночевали мы с Федей и Аркадием на охоте, у озер. Обогрелись, как полагается, костер развели. Лежим, разговариваем… Федя стал хвалить Настю, я слушаю, боюсь проронить слово, а Аркадий вдруг махнул рукой да и говорит:
— А!.. Бросьте!.. Знаю я ее!..
И такая злость была в голосе, что мы с Федей переполошились:
— Что ты знаешь? Расскажи, что?
А он ничего не может сказать. Бормочет какую-то ерунду.
— С Чумаком у нее нечисто…
Федя говорит:
— А если и понравились они друг другу?.. Что ж, за это ее ненавидеть? Мало ли что говорят! Линочка, — говорят, — с Лукачем… Однако ты на нее не злишься! Тебе до этого и дела нет! Ты этим даже нимало не интересуешься! За что же ты злишься на Настасью Васильевну? Говори прямо!..
А Аркадий глядел в костер махал рукой, твердил: «Знаю… знаю…», — а ничего, кроме пустяков, сказать не мог. Под конец отделался он от нас фразой:
— Бывает, в дождь на лужах выскакивают пузыри! Выскочит и лопнет! Выскочит и лопнет!
И так он повторял это, словно до смерти хотелось ему, чтобы как можно скорее «лопнуло». А мне сразу захотелось ему ответить:
— Нет, друг мой Аркаша! Не «лопнет»! Не жди!
Но я не ответил. Очень уж удивили меня его слова.
Больше ни разу он не проговорился… Сохранял вежливость… Даже хвалил нам Настю…
Но мы с Федей не могли забыть тех слов, и не столько слов, сколько злобного их тона…
Несоразмерность этой злобы обоих нас поразила.
Ведь почти ничего плохого не сделала ему Настя. Правда, она его, как говорится, «в упор не видела». Правда были у них деловые споры. Но ведь и у нас с ней все это прежде бывало! Были у нас с Федей к ней раньше и неприязнь, и вражда, и досада! Но такой глухой и свирепой злобы не испытывали мы к ней никогда. Тем более теперь. Теперь ясно, сколько пользы она принесла всей МТС, и больше всех Аркадию!
Равнодушно позволила она ему присвоить ее заслуги. Ни разу не укорила его старыми ошибками. Ни разу не козырнула своей правотой. Только благодаря ей и пришла к нему его слава. А между тем никогда и ни о ком не говорил он с такой ненавистью, как о ней в ту ночь… Не соответствовала сила этой ненависти тем мелким деловым неприятностям, которые она причинила ему когда-то…
И, кроме того, ведь она-то на Аркадия совсем не злилась… Она его не замечала, она им не интересовалась, она его отстранила от себя, как помеху, но ненависти в ней не было.
Откуда взялась его скрытая и лютая злоба к ней. В чем ее корень? Это осталось загадкой и для меня и для Феди…
Этого мы с ним не поняли зато поняли, что никакого «прилаживания друг к другу» меж этими характерами не произошло. Вражда Аркадия к ней только ушла с поверхности в глубину и от этого сделалась хоть глуше, да глубже.
А наша дружба с Аркадием, наоборот, делалась все мельче. Мы попрежнему вместе охотились и собирались у Игната Игнатовича, но уже не было у нас задушевных разговоров… Да и по деловым вопросам я с ним разговаривал все реже и реже…
То, что ослабела наша дружба, меня не огорчало. Появились у меня к этому времени новые друзья — и в нашем районе и в соседних. Появились новые интересы и радости…
И нарастала моя новая печаль… Она… Настя… Правда, стала она со мной попросту, по-дружески разговаривать. Иной раз и пошутит и посмеется… А все не замечаю в ней ни интереса к себе, ни какой особой сердечности. Иной раз подумаешь: по справедливости, и неоткуда еще быть этому интересу. А другой раз думается: как же она не видит, что перевернуло меня, что я еще такое сделаю, какое другим не снится, и что… что она для меня… одним словом…
Неужели не видит, не чувствует, не замечает? Если видит, не может она не откликнуться… Может, видит, чувствует, да не подает виду, как это водится у девушек?
Слежу за ней и понять не могу. Чуть начнешь намекать — поглядит, как на чужого, одним взглядом язык к нёбу приморозит.
А вот один случай получился такой. Упал я на повороте с мотоцикла, не сразу очухался. Открываю глаза и вижу: наклонилась Настя и смотрит на меня с тревогой, так, как на своего человека смотрят… Как на дорогого… Увидела, что глаза я открыл, сразу встала.
И вот я все думаю, все думаю, отчего она на меня так посмотрела? Или просто испугалась, что я сильно разбился?.. Или… Может или нет девушка так посмотреть на чужого, ненужного ей человека, просто из одного испуга?
Ему было жарко, душно. Он поднялся и опустил окно. Оно скользнуло вниз с резким стуком. Пока ночная степь была отгорожена стеклом, она казалась неподвижной, безмолвной, монотонной, черной.
Но вот стекло опустилось, и плотный ветер ворвался в купе. В нем была свежесть октябрьских ночей. Чуть заметный запах паровозной гари почему-то смешивался с легким запахом арбуза. Стремительно летела над степью луна, мелькая за темными телеграфными столбами.
Откуда-то доносилась перекличка паровозов. Они гудели призывно, обрадованно, словно были старыми друзьями и праздновали свою нежданную ночную встречу…
Алексей Алексеевич молчал. Но его история не была закончена.