— Вы не рассказали, что же случилось с вами тогда, в Кремле…
Алексей Алексеевич смущенно усмехнулся и сел.
— Да что же случилось?.. Говорил я вам, что лето было сильно засушливое, а осенью рано стало морозить и сильно выбивало хлеб ветрами. Мы на своих полях благодаря раннему качественному севу да благодаря засухоустойчивым твердым сортам собрали на круг по 15 центнеров с гектара… Не так уж как будто много, но по такому засушливому году хорошо! А соседи едва натянули по восемь — девять центнеров… Надо сказать, что у нас и подсолнух и кукуруза уродились хорошо… На подсолнухе колхозы наши взяли доходу самое меньшее по двести тысяч. А с кукурузой мы в этот год так вышли из бескормицы, как не выходили и в лучшие годы…
И главное, в этом году подтянулись наши отстающие колхозы.
А в сентябре грянула самая большая наша радость — сентябрьский Пленум! Что было удивительно? Что нас всех прямо поразило? Ведь читаешь газету и видишь: наше! Про нашу про Журавинскую МТС!.. Все, чем мы в тот год болели, все, чем тревожились, все, что делали, — выложено от строки к строке. Только там, где мы петляли тропками, — проложены дороги, где мы думали догадками да отрывками, развернулась целая система! Ну, просто какое-то чудно́е чувство было… Ты только подумал об этом, только у тебя в уме забрезжило, а там уже все продумано, напечатано! В свете Пленума еще яснее стала правильность нашей линии, той линии, за которую воевала Настя… И после Пленума еще шире развернули мы нашу работу. И было такое чувство, словно вся страна повернулась лицом к нам… и в большом и в малом. Раньше, бывало, какого-нибудь строительного материала не допросишься — теперь сами присылают… Раньше, бывало, с кадрами мученье, зовешь не дозовешься — теперь сами пошли!
Вскоре пришло указание послать работников МТС в Москву на совещание. Мы и не сомневались в том, что пошлют Настю. Но вдруг узнаем мы, что посылают Аркадия, Федю и меня. Сергей Сергеевич был в отъезде. В области всех наших подробностей не знают. Настя работает у нас недавно, а мы старые работники. Про Аркадия давно известно, что он нашу МТС «осчастливил». А главное, много у него в области приятелей. Умеет подружиться с кем надо. И умеет в нужную минуту нажать нужные кнопки. Мы с Федей за делами да за хлопотами во-время об этом не подумали. Прозевали момент!
А наш Аркадий в таких случаях не зевает. Не тот характер! Вдруг срочно ему понадобилось в город… Нашел он предлог. Я, ничего не подозревая, его отпустил. Поехал он в город, сходил, куда ему надо, поговорил о чем ему надо!.. Приехал — нам ни полслова!.. И только спустя много времени узнаем мы, что он за эту поездку все «сорганизовал»… Посылают в Москву его да нас с Федей. А Настю воздерживаются посылать, как нового работника, да еще имевшего в этом году выговор и предупреждение. Мы с Федей и с Рученко забегали, захлопотали, стали возражать, да поздно спохватились. Списки уже утвердили, именные билеты получили. Так и поехали мы втроем…
Я на таком совещании впервые в жизни. Я и подумать не мог, что мне придется выступать, придется идти на трибуну… Ведь мне до самой последней минуты все казалось, что хоть и есть у нас кое-какие успехи, но ничего особо интересного для людей в нашей МТС не происходит!.. Другие МТС берут по 25—30 центнеров с гектара, а мы — по 15! Чего там выступать? И вдруг заместитель министра говорит: «Выступите, расскажите, как добились».
Сразу у меня в голове забегали мысли… Как мы добивались? Как будто не делали ничего особенного. Ну, клевера заменили кукурузой. Ну, квадратно-гнездовой по снегу репетировали. Ну, удобрение вывозили. Ну, семена доводили до кондиции… Да воевали, да спорили, да мотались всю весну по полям, как окаянные… Как и что об этом расскажешь?
Аркадий мне говорит:
— Материалы на руках. Выступай по материалам. Людям нужны точные данные. Расскажи, какие показатели.
Ну, ладно! Срочно посидели мы втроем, записали показатели, подготовили текст.
Выступаю я по тексту. Как будто бы все идет у меня гладко. И вдруг опять заместитель министра. «Вы, — говорит, — не проценты выкладывайте… Вы, — говорит, — раскройте нам существо дела…»
А какое оно такое — «существо дела»?..
Не то, чтобы я раньше об этом не задумывался. Я все время думал по частям, по отдельным моментам. Но за делами, за горячкой ни разу не попытался охватить все целиком.
А тут вдруг сразу поставили передо мной этот вопрос напрямик, в полный голос!
Ну, растерялся немного… Дел и событий у нас куча — как тут сразу понять, где существо? Как тут ответить двумя словами?.. А прямо передо мной, в первом ряду, сидит Аркадий. Его орлиная голова надо всеми возвышается. Его из тысячи увидишь. Смотрит он на меня и улыбается: эх, мол, ты… Если б меня да пригласили на трибуну!
А тут заместитель министра опять спрашивает. «Что, — говорит, — вас подняло?» И руки поднимает. И вдруг в ту минуту, вот так, как вас, вижу… увидел я перед собой… Настины руки… в тот час, когда она плакала… Ведь они, руки эти, нас и подняли! До нее ничего такого в нашей МТС не было. Она подняла!.. Иной раз не с нашей помощью, а наперекор нам… А теперь мы трое здесь, и Аркадий, развалившись, сидит в первом ряду, а она бродит где-то от бригады к бригаде…
И поднялась передо мной полная картина. Все я увидел: от первого ее появления до прощания при моем отъезде в Москву.
Бывают такие минуты, что помещается в человеческой голове сразу неведомо сколько! Все вдруг столпилось у меня в мозгу: и квадратно-гнездовой, и агрегаты, и семена, и разговор с Сергеем Сергеевичем, и борьба с Аркадием… Все сразу вижу, а рассказать ни о чем не могу! Сразу всего не расскажешь, а с чего начинать? Что главное? Сам в своих мыслях не могу разобраться! А заместитель министра еще подбавляет. «Расскажите, — спрашивает, — как это бывает?..»
А как это бывает? — Алексей Алексеевич поднял голову и заговорил энергично, с каким-то даже ожесточением. — Иной раз и так это бывает, что главный работник ходит с выговорами, да плачет, да сидит в степи, никому не известный, а его противники садятся в первый ряд, на первое место!.. Вот как иногда это бывает!.. Начать говорить да рассказывать обо всем этом? У меня тогда еще и мысли не собрались и слов еще не было для такого рассказа…
Стою, мучаюсь, мыслей не соберу, слов не отыщу! А рядом сидят члены правительства. А впереди в зале тысячи лучших хлеборобов… Да еще прожектора эти хлещут по глазам, да репортеры скачут вокруг меня, как дьяволы, щелкают своими аппаратами!
Совсем растерялся! Не найду слов достоверных и достойных… Ну как, думаю, я скажу? «Наш главный агроном проявила энергию и инициативу…» Да разве такими словами обо всем об этом рассказывать? Что тут делать? И тут… рядом… члены правительства. Люди, которые перед тобой все дороги распахивают настежь, — только иди! Только иди!.. А ты вместо того, чтобы идти, иной раз… топчешься… И вот… стыдно мне стало и перед ними… и перед теми, кто в зале… Ждут от меня передачи опыта, и приготовился я выложить всякие хорошие цифры… А тут… впору мне выступить с покаянной речью… С одного на другое сразу не перестроишься! — усмехнулся сам над собой Алексей Алексеевич. — И вот… сплоховал я… Да еще как сплоховал!.. Ничего не сумел сказать… Махнул рукой да и пошел с трибуны!..
Только в душе дал себе слово: не в последний раз вызывают меня на эту трибуну! Добьюсь я второго такого приглашения, и тогда уж заранее приготовлюсь и выложу все существо дела по чистой совести!.. Чтоб люди поняли: не просто все это делается, — чтоб люди наших ошибок не повторяли!..
Снова он закурил свою трубочку, но посреди затяжки вдруг вынул ее изо рта и отложил:
— Аркадиев подарок… Он тогда никак понять не мог, почему я замолчал на трибуне… Все вышучивал меня. А Федя понял…
В ту ночь долго мы с Федей не могли заснуть. Разговаривали до рассвета. Жили мы с ним в гостинице «Москва». Окна выходили на Красную площадь. Чтобы нам ее лучше видеть, мы огонь в комнате погасили. Сидим на подоконнике. Разговариваем. А прямо перед нами Кремль… Мавзолей… Светятся часы на Спасской башне. Видно, как стрелка ходит… идет час за часом, а мы все разговариваем. Все обдумываем точный ответ на вопрос заместителя министра. В чем же все-таки «существо дела»?
— Как же это могло случиться? — твердит Федя. — Работали мы несколько лет. Четыре дружка, четыре руководящих работника МТС. По клеверным полям ходили… Мимо сеялки «СШ-6» пробегали по десять раз на день, и ничего не видели!.. А пришла девчушка-выпускница и увидела то самое, на что указал Центральный Комитет… Почему же так получилось?..
И я думаю: почему? Ну подводило нас с Федей, конечно, и то, что по глупости и по молодости шли мы на поводу у Аркадия.
Но Аркадий… Он ли не опытен, он ли не умен, он ли не искал дороги к успеху?.. Почему случилось, что не он, а Настя отыскала эту дорогу?
Сидим. Думаем. Федя мне говорит:
— Гляди, гляди… Патруль сменяют…
И верно… Видно, идет разводящий, а за ним патрульные. Подошли, отчеканили поворот, на секунду задержались и вот замерли у входа. В первый раз мы с Федей наблюдали эту картину.
Потом по радио проиграли «Союз нерушимый…» Прослушали мы. Еще посидели. Подумали. Покурили. И вдруг Федя мне говорит раздельно и со злостью:
— Под-ряд-чик он… вот кто…
И так двинул плечом, что стекло задребезжало.
Я не сразу взял в толк ход его мыслей.
— Какой подрядчик? Почему подрядчик?
Тогда Федя объясняет:
— В армии, когда получают награду, то говорят: «Служу Советскому Союзу!» Эти слова — для любого коммуниста… и для любого руководителя. Все мы слуги Советского Союза… слуги народа. А он у советского народа подрядчик… А подрядчику нет дела до народа, у него один интерес — побольше выгадать на подряде да половчее нажиться на народной жизни. Я сомневаюсь:
— Он человек умный и даже талантливый! Он работал!..
А Федя усмехается:
— Работал!.. На полушку работы, на рубль видимости! Подрядчики разные бывают. И разная выгода их прельщает. Одни гонятся за деньгами, другие — за спокойной жизнью, третьи — за славой. Только за работой не гонятся! Работать всегда труднее, чем создавать видимость. Бывают среди них, конечно, и умные, и талантливые, и даже полезные… Только… Ох, и трудно же иногда определить, где кончается польза от их талантов и где начинается вред!..