Позже – много позже – город построил церковь и мемориал, посвященный тем дням, высек слова в память об умерших, стал возносить молитвы о безымянных людях, чьи тела были отданы пескам. Смерти это понравилось. Смерть всегда платил достойную цену за зажженные ею поминальные свечи.
Церковь просуществовала недолго – пришла война, и злобные люди, не ведающие покоя, объявили церковь непристойной, варварской и взорвали ее, обратили в пыль. Стоя в этой пыли, Смерть рассердился – тем, кого он забрал, не выказывают должного уважения! – и решил: еще до исхода этого дня люди, много людей, испытают на себе его негодование. Ведь Смерть, как и остальных всадников Апокалипсиса, можно призвать, но, даже будучи призванным, он не обязательно подчинится человеческой воле.
Позади Смерти ждала Голод; хотя, честно говоря, у нее было слишком много дел в настоящем, чтобы сильно переживать о прошлом.
Дела-дела-дела-дела…
Играла музыка.
И были танцы.
И была поддельная пепси-кола, от которой у Чарли горело во рту.
И море еды.
И вновь танцы.
Когда же все кончилось, Чарли на нетвердых ногах побрел рядом с Касимом по полуразрушенным коридорам некогда роскошного дворца и пролепетал:
– Вы так добры, вы… невероятно добры…
Касим, лицо которого раскраснелось и заблестело явно от чего-то покрепче газировки, пробормотал:
– Ради вестника Смерти кто ж не расстарается?
Он захохотал над какой-то очень смешной шуткой и показал Чарли его комнату: с большой кроватью под настоящим балдахином и с шикарным взбитым матрасом, с Кораном на одной красивой резной тумбочке и с романом Тома Клэнси на французском языке – на другой; и Чарли залепетал спасибо-спасибо-спасибо, а Касим вновь засмеялся и ответил: «Не за что!» и пошел спать к себе.
Через пять минут, едва Чарли ополоснул лицо водой из миски возле искореженного жарой настенного зеркала, в дверь постучали, и не успел он ответить, как в комнату вошла женщина в шелковом халате – а больше, пожалуй, ни в чем – и пробормотала:
– Меня прислали к вам?
– Э… нет?
– Вы вестник Смерти?
– Да, но вас не присылали.
– Меня прислали, – решительно заявила она и потянулась к завязкам халата. – Прислали.
Чарли всплеснул руками, точно перепуганный цыпленок крыльями, и рванул к ней, не дав развязать узел.
– Нет, – забубнил он на жалком арабском. – Нет, я не… вы не…
Гостья вздрогнула. Чарли понял, что крепко сжал ей запястья, и вдруг заметил на них черно-лиловые синяки – застарелые следы, которым не давали возможности зажить. Сконфуженный, он отпрянул, и девушка вопросительно посмотрела на него. Она была совсем юной, волосы ее недавно безжалостно остригли, и они только-только начали отрастать.
– Я женат, – выпалил он. – У меня есть жена.
Лицо у девушки вытянулось, она опустила глаза в пол, запахнула халат на худеньких плечах. Вина, страх, тревога – Чарли не понимал, что именно, – чувства накатили резко, быстро, у него даже закружилась голова.
– Можете остаться, – уже мягче добавил он. – Я посплю вон там… – взмах в сторону низкой деревянной кушетки, заваленной подушками. – Вы поспите в кровати.
– Я остаюсь?
– Вы остаетесь. Вы спите там, я сплю тут.
Она нерешительно застыла – видимо, не поняла, – тогда Чарли затолкнул сумку под кушетку, упал на нее, поджал колени к груди, закрыл глаза и изобразил спящего.
Девушка немного постояла, разглядывая странного мужчину. Он не шевелился, и она подумала – вдруг его притворный сон перерос в настоящий? Подошла к огромной пышной кровати, нырнула под простыню и уставилась в потолок.
Спал ли хоть кто-то из них, оба не знали. С первыми рассветными лучами девушка сбежала.
Глава 47
Утром Чарли сказал:
– Я вручил вам ручку, мне пора…
Касим воскликнул, ну конечно, без проблем, мы найдем вам машину, подождите-ка здесь…
В обед Чарли сказал:
– Мне обещали машину. Касим еще не?..
Полковник заверил, машину наверняка ищут, не переживайте, я сейчас узнаю.
Вечером Чарли сказал:
– Спасибо за гостеприимство, только мне нужно попасть в другой город, он далеко отсюда, у меня…
Майор ответил, машин нет, и сегодня не будет, и завтра тоже, но вы подождите, мы вас отсюда вывезем, вот увидите.
Ночью над горизонтом повисло желтое зарево, а над головой промчало пять реактивных самолетов, и кто-то проворчал: «Чертовы русские!», а кто-то другой в противоположном конце двора проворчал: «Чертовы американцы!», и неизвестно, кто оказался прав, только какое это имело значение? И для тех, кто вверху, и для тех, кто внизу…
Чарли сидел на ступенях старинного дворца, зажав ладони коленями, и спрашивал, не встречал ли кто Касима. Поэт был везде и нигде. На передовой – сражался плечом к плечу с солдатами; в городе – охранял женщин. Ходил отлить, покурить, проведать свою мать; помогал защищать амбар, вел переговоры с боевым командиром с востока – человеком, который никому и ничему не хранил верность. Касим сочинял оду луне и тонким серебристым лучам, освещавшим эту темную землю. Он разговаривал по «скайпу» со своей знакомой из Южной Кореи. Присматривал за детьми. Был бессмертен. Готовился к смерти. Касим был чудовищем, вытаптывающим могилы. Он был героем, присутствовал повсюду одновременно и отсутствовал везде, где его могли бы отыскать враги – и даже сам Смерть.
Позже – когда генераторы обесточили и люди стали неслышно бродить по дворцу, прикрывая ладонями свечи, – Чарли в одежде лег на кровать в своей роскошной нелепой комнате и воззрился в потолок. Потолочная фреска – облака на фоне дождливого заката – местами облупилась, обнажив штукатурку. Где-то в темноте закричали – похоже, мужчина, – крик оборвался. Как попасть домой, Чарли не знал.
Глава 48
Щелк-щелк-щелк-щелк.
Здравствуйте, это Чарли. Саманта?
Нет, дорогой, я – Морин.
Простите, Морин, слышно очень плохо.
Как вы, дорогой?
Дело в том, Морин, что я застрял в Сирии, только я не понимаю, где именно. У меня есть спутниковый телефон, но… но я не хочу, чтобы тут об этом кто-то знал. Сам толком не понимаю, почему… У меня на следующую неделю запланированы поездки, а я в зоне военных действий, так и задумано? Управление велело ждать в гостинице, и я ждал, а теперь…
Сирия, говорите? А, верно, вижу в календаре – визит к генералу, да?
К поэту… Да, наверное, он генерал.
Хорошо-хорошо!
А теперь я тут застрял.
Нет, не застряли, у вас на следующей неделе встречи.
И никакой возможности на них попасть. У меня билет на самолет из Анкары на вторник, но как я доберусь до Анкары?
Все по плану.
Правда? А по какому? Я не в курсе, вы не могли бы меня просветить?
Я пришлю вам мейл.
У меня сейчас нет доступа в Интернет.
Проверьте папку «Входящие»!
Нет, я ведь…
Удачииии!
Щелк-щелк-щелк.
Глава 49
Голоса.
Слушай голоса и обретай покой, который исходит от жизни, от живых, от вечно живых.
– …на построение в шесть утра, потом выдвигаемся за водой к…
– …заявляет она, а я ей говорю – это ужасная глупость, говорю, ты будто с луны упала!
– Мне нравятся финики с запада, есть в них что-то, они не слишком липкие и приторные, а хорошие, плотные…
– Гадость.
– В общем, оружие из Бельгии пошло во Францию, в Ливию, к повстанцам, к палестинцам, к «Хезболле», к боевикам, к…
– Защита у них пока слабовата. Если они поставят троих назад и двоих вперед, тогда сумеют взять пару очков…
– Мой брат был финалистом регионального поэтического конкурса. Вот послушай…
– Врача! Ради бога, кто-нибудь, позовите врача… Я… Я не могу… Я…
– Серьезно? Нет. Когда? Как это произошло? Нет, я не знал. А жена его в курсе? Ну конечно, у него есть жена, вы что, ничего ей не сказали? Конечно, ей нужно сообщить, что же вы…
На третий день пребывания Чарли то ли в Сирии, то ли в Ираке – понять это теперь стало трудно, огонь смел все границы, – спутниковый телефон пропал. С внезапной яростью, с горящим от гнева лицом Чарли перетряхнул сумку, затем перевернул вверх дном комнату – бессмысленное действие, такое же бессмысленное, как и остальные действия Чарли, ведь он помнил, отлично помнил, куда накануне клал телефон: туда же, куда клал его каждый вечер после того, как взывал о спасении то ли к Морин, то ли к Саманте, то ли к Люси из управления в Милтон-Кинс (голоса у них были одинаковые), а они неизменно отвечали: «Не переживайте, дорогой, все под контролем!» и не объясняли, под чьим контролем и в чем он заключается.
Теперь телефон пропал, а с ним исчезла и единственная связь с внешним миром.
Чарли присел на краешек кровати, ощутил бесконечное одиночество и огромную жалость к себе. Откуда-то нахлынуло и едва не накрыло с головой непривычное, детское желание заплакать – не от страха, а от обиды и бессилия; Чарли вскочил, зашагал из угла в угол. Чувства мало-помалу улеглись.
Через два часа ко дворцу подъехала колонна грузовиков, из кабины выпрыгнул Касим в темных очках и лихо заломленном берете, рванул в здание, и Чарли, перескакивая через две ступеньки, помчал вниз, нагнал Касима возле кабинета.
– Касим! Касим, мне нужно…
Поэт/генерал пролетел мимо, словно Чарли был пустым местом, не удостоил его даже взглядом. Чарли смела волна из низших чинов, его затолкало, закружило, он протянул руку к уходящему Касиму, но тот уже исчез, и перед носом у Чарли захлопнули дверь.
В полдень он наблюдал за тем, как в самом большом зале дворца мужчины совершают молитву лицом к Мекке. Потом из соседней двери вышла женщина с глазами точь-в точь, как у той девушки, которая посетила Чарли в первую ночь; лицо женщины скрывалось под покрывалом, она поспешно отвела взгляд.
Чарли привидением бродил по внутренностям Касимовой армии, идти ему было некуда, делать – нечего. Его, словно неразумного щенка, кормили, поили и согревали по ночам, однако совершенно игнорировали днем.