– Нарываетесь? – задумчиво протянул он.
Чарли с удивлением ощутил, как ладонь Изабеллы скользнула в его собственную.
– Смерть придет сегодня? – шепнула Изабелла, почти не размыкая губ.
– Я… вряд ли.
– Тогда бежим!
Он рванул вперед только потому, что она его потянула; все равно несколько секунд ушло на то, чтобы перестать спотыкаться, чтобы до него дошло – да, он бежит, и да, мужчины бегут следом, двое в вонючей одежде летят сломя голову, а главарь в блестящих туфлях трусит степенно, уверенный в своих ребятах, уверенный в себе.
Если бы не погоня, Чарли счел бы это приключение уморительным.
А может, оно и так уморительное, несмотря на растущее подозрение, что он, Чарли, спасает свою жизнь. Возможно, есть тут нечто смешное, возможно…
Свернули за угол, помчали назад к клубу. Изабелла врезала плечом в металлическую калитку, та неохотно подалась, Изабелла ввалилась во дворик, потянула Чарли за собой, пихнула калитку. Кто-то из преследователей впечатался в нее снаружи, Чарли с Изабеллой налегли изнутри, стали толкать, закрывать.
Какое-то время борьба шла с переменным успехом, затем калитка наконец встала на место, и Изабелла резко задвинула засов. Чарли застыл, прислонившись спиной к калитке, а та дрожала и ходила ходуном под ударами кулаков и ног. Изабелла кинулась к задней двери клуба, подергала изо всех сил.
Клуб был закрыт, музыка не играла.
Изабелла процедила ругательство, достала из кармана телефон. Калитка за спиной у Чарли скрипела и дрожала, засов стучал о стену, болты слабели.
– Вы звоните в полицию? – Чарли больно садануло по позвоночнику, дыхание перехватило.
– Полиция нехорошо, – рявкнула Изабелла. – Вы тупой?
– А вы звоните кому-то хорошему?
Она жестом велела ему умолкнуть, хотя удары снаружи не утихали. Поднесла телефон к уху, подождала соединения – уже собранная, профессионал на работе. Заговорила на языке йоруба, быстро, отрывисто; Чарли ничего не понял. Произнесла от силы десять слов, и разговор закончился. Изабелла подошла к Чарли и тоже навалилась всем весом на калитку.
– Вы знаете того господина? – спросил Чарли.
Голова у него шла кругом при каждом ударе по металлу.
Изабелла в ответ плюнула.
Не успел Чарли задать очередной вопрос, как стук снаружи затих.
Двое во дворе застыли, напряженно глядя друг на друга в ожидании продолжения.
Они ждали.
Снаружи зашуршало.
Изабелла крепко сжимала в кулаке телефон, как оружие, – если что, ударит. Чарли не шевелился, по-прежнему едва дышал и налегал спиной на калитку.
Когда над стеной вырос первый преследователь, выглядело это не столько акробатическим трюком, сколько пародией на него. Товарищ подкинул паренька вверх, тот едва не пролетел мимо узкой стены и неуверенно зашатался на ней, не зная, в какую сторону падать. Наконец он спрыгнул во дворик, Изабелла тут же подскочила и попыталась еще в полете вытолкнуть, выбить незваного гостя назад, на улицу, однако в результате он приземлился чуть ли не на нее, и они кубарем покатились по земле. Изабелла вскрикнула, Чарли машинально отлип от калитки, схватил парня и стал оттаскивать его от Изабеллы, колотить по голове, по груди – неуклюже, неумело; все эти телодвижения причиняли больше боли кулакам Чарли, нежели мальчишке-переростку: тот не обращал внимания на удары, махал руками и отпихивал Чарли, как надоедливую пчелу на пикнике. Парень рванул к калитке, но Изабелла поймала его за щиколотку и крепко сжала, а Чарли сграбастал незнакомца в охапку, дернул, тот потерял равновесие, ноги разъехались. Изабелла разжала захват, и конструкция из настырного мальчишки и растерянного мужчины вновь рухнула на землю.
Руки, пальцы, плоть, пыль. Не было в этой схватке ни благородства, ни ловкости, ни изящества; просто одно тело лезло вперед, а другое старалось его не пустить. Чарли даже не заметил «заточки» – назвать ее ножом было бы несправедливо, – пока противник не воткнул ее Чарли в правую руку, ближе к плечу. Да и тогда он не сразу понял, подумал – то ли ногтем оцарапало, то ли мышцу дернуло; и лишь от крика Изабеллы: «Нож!» Чарли опустил голову и различил небольшое лезвие в собственном теле.
От увиденного сразу стало больно и ужасно страшно. Чарли откатился, испуганный и зачарованный, мальчишка вскочил на ноги, ткнул в живот Изабеллу, которая попыталась его схватить. Она упала, а парень отодвинул засов и распахнул металлическую калитку.
Его приятель тут же влетел во двор, охватил взглядом скрюченную Изабеллу и Чарли, не сводящего изумленных глаз с собственной руки, решил доказать свою полезность и радостно пнул Чарли по почке, а Изабеллу ударил по лицу. Затем, довольный – мол, и я не зря хлеб жую! – посмотрел на запыхавшегося товарища, что-то бодро воскликнул на йоруба и отступил, освобождая путь для главаря.
Тот вошел – белые брюки, золотые кольца. Чарли, лежа на земле, смутно различил в кармане у мужчины красный шелковый платок в форме безупречного треугольника. Главарь посмотрел на Чарли – равнодушно, перевел глаза на Изабеллу и изогнул губы в откровенном презрении.
– Лесбиянка, – выдохнул на местном наречии. – Шлюха.
Она что-то сказал на йоруба; он ответил. Изабелла заговорила опять – пулеметная очередь из слов, гневных, едких, пропитанных ненавистью, умоляющих.
Главарь покачал головой, разочарованный пастор.
Вновь слова: его – строгие и сдержанные, ее – звенящие, испуганные.
Он расстегнул ремень на брюках.
Целую минуту Чарли пытался постичь – или, наверное, честнее было бы сказать, пытался не постичь, прогнать любое понимание. Он поднял глаза на мужчину и прочел в его лице что-то знакомое, заметил улыбку, которая напомнила о…
(Кровать, усыпанная битым стеклом; воронка, облако пыли и лучи фонарей; мужчина на краю воронки – одна рука в кармане, другая сжимает сигарету; мужчина улыбается, он…)
Чарли посмотрел на Изабеллу. Она прекрасно понимала, что происходит, что все это значит, и не было в ней ни капли сомнения, не звучал в голове вежливый равнодушный голос, не зудел – ну и ну, да нет же, ну что ты…
Чарли взглянул на двух парней. Совсем юные, еще подростки; один держал выкидной нож, другой – у которого лицо запылилось, и одежда в схватке изорвалась – смотрел на Чарли, и в глазах мальчишки тоже было что-то знакомое: выражение, которое Чарли видел тысячу раз, воспоминание про бледный силуэт у взорванного дерева и Чарли почудилось, будто в эту минуту весь мир угас, точно последние угольки в костре и подумалось – неужто и Изабелла видит то же самое?
(Она видит мужчину в белом костюме и знает, кто этот человек и чего он хочет. Его зовут Иона, он сын судьи, которому платят перевозчики наркотиков из Нейви-тауна и перевозчики нелегальных мигрантов с севера, ну как же, в прошлые выходные они вместе играли в гольф, и погода стояла чудесная…
…однако Иону юриспруденция не интересует, поэтому он зарабатывает по-другому: присваивает бизнес тех, кого отец сажает в тюрьму за мелкие преступления, и отбирает жизнь у тех, кого закон объявляет мертвым еще при жизни; и вот однажды Иона увидел выступление Изабеллы и счел ее великолепной и сказал, будь моей, а она ответила «нет» она ответила «нет», а ведь в этом городе Ионе не говорит «нет» никто и никогда.
Хуже всего то, что Изабелла не просто ответила «нет» – она еще превратила это в шутку.
Высмеяла его.
Вот что видит Изабелла.
Причем видит уже много лет, и уже много лет отказывается бояться и отказом своим пробуждает собственные страхи, ибо бесстрашие есть результат усилия воли, а усилие воли требует вдумчивого изучения фактов.
В воображении Изабелла проигрывала это мгновенье тысячу раз; теперь же, когда оно настало, она намерена следовать лишь одному правилу, одному-единственному, и намерена напоминать его себе каждую секунду предстоящего испытания: она, Изабелла, будет бороться и будет жить. Она будет жить.)
Иона вновь выругался в сторону Изабеллы: «Лесбиянка!», но та не дрогнула.
Тут вступил Чарли.
– Я вестник Смерти.
Голос его звучал слабо, из-за удара по почкам, из-за торчащего в руке лезвия. Интересно, оно хоть стерильное, мелькнула мысль, потом следующая – я полный кретин, – и Чарли повторил:
– Я вестник Смерти. Когда меня бросили за решетку, мой хозяин пришел в ночи, и к рассвету мертвы были даже вороны, черные перья усеивали пол. В Беларуси меня отвели в дом к одному богачу и приставили к голове пистолет, я призвал Смерть, и он ответил; он, видите ли, всегда отвечает, огонь, потоп, владычица вся в белом, Санта Муэрте, Святая Смерть, он приходит, всегда, всегда следует за вами по пятам, он…
Паренек, который не участвовал в драке, – усердный, жаждущий показать себя с наилучшей стороны – пнул Чарли в мягкий беззащитный живот, и Чарли рухнул, подавился собственными словами; они, впрочем, оказали на ситуацию не больше воздействия, чем столовый нож – на алмаз.
Что для этих мальчишек Смерть?
Да ничего особенного, подумаешь.
Мужчина, Иона, был, видимо, человеком более осторожным, и по мановению его пальцев Чарли подняли с земли и предъявили шефу. Тот, не обращая внимания на спущенные брюки, подковылял ближе, заглянул Чарли в глаза, повертел головой так и эдак, внимательно изучил вестника. Чарли хотел отвести взгляд, однако не мог. Внезапно мужчина протянул левую руку и с силой пробежал пальцами по лицу Чарли, растягивая и сжимая кожу, точно резину; надавил на глаза, ущипнул за нос, дернул за губы – пальцы его клацнули о стиснутые зубы Чарли. Чарли вздрогнул, отпрянул, и мужчина заулыбался.
Он улыбался, ибо был Богом, а Смерть… Смерть – для стариков и ничтожеств.
Мужчина коротко кивнул, Чарли швырнули обратно на землю, но не отпустили, заставили смотреть на Изабеллу. Довольный собой Иона вернулся к ней, ударил по губам, она не упала, тогда он ударил еще раз, а второй рукой ухватил за горло, не давая встать.
Изабелла свирепо смотрела на Иону и кусала губы до крови, лучше кровь, чем слезы…