В сознании, как раздраженный нерв в больном зубе, пульсировала одна мысль — остановить.
«Что они там сейчас делают?» — подумал Алексей и застонал не столько от боли, сколько от своей беспомощности.
— Линг, роботехник, — прошептал он плохо слушающимися губами.
Встать оказалось еще труднее, чем сесть, — мешали скованные руки. Кое-как, цепляясь за ножку бильярда, Алексей поднялся. Стараясь не смотреть на — неподвижно лежащего в углу домового, вышел в коридор.
До выхода было метров десять, но они показались Алексею километрами. Он брел, то и дело приваливаясь плечом к стене, и буквально выпал из дверного проема на поляну.
Дальше все замелькало перед его глазами, как убыстренные кадры в кино.
Визгливым лаем заливался Рыжик. Почти в центре поляны возилась куча-мала. Клубок тел вдруг распался, и Алексей увидел, что два здоровенных леших держат за руки Сингха, а тот отчаянно лягается, стараясь попасть им по ногам. Сценка была скорее забавной, чем трагической, но Алексею было не до смеха.
Он посмотрел на станцию. У самого входа стояли Раковский и Чжаньфу, а перед ними дылда-полицейский и еще двое. Никого из пришельцев на поляне видно не было.
Алексей закричал и пошел спотыкаясь, бежать не было сил, по направлению к станции. Но там уже началось.
Полицейский взмахнул обломком кия. Чжаньфу, как-то неторопливо даже, отступил и расчетливо, как на тренировке по каратэ, ударил нападавшего ногой в грудь. Широко раскинув руки, полицейский начал валиться на руки стоящих за ним парней, но те испуганно отпрянули в сторону, и он упал на траву.
И тут раздался резкий вой сирены. Свет над поляной то вспыхивал, то гас, и в этом прерывистом, как на дискотеке, свете в нелепых позах застыли люди.
Из станции вышли трое в зеленых комбинезонах. Вой сирены прекратился.
Медленно шли пришельцы по поляне, вглядываясь в лица людей, словно пытаясь понять что-то для них необъяснимое и потому страшное.
К Алексею подошел Линг, взял за руки. Наручники распались, и он брезгливо бросил их в сторону. Потом положил ладонь на Алешин затылок, и тот почувствовал, как уходит боль и проясняется сознание.
— Тибетская медицина? — попытался пошутить он, с трудом выговаривая слова.
— Да-да, — успокаивающе отозвался Линг. — Она самая.
Как и несколько часов назад, стояли на поляне трое в зеленом. Только напротив была уже не беспорядочная толпа землян, а две группки настороженно глядящих друг на друга людей.
Вперед вышел пришелец, говоривший с Алексеем по телевизору. Он помолчал некоторое время и, тщательно подбирая слова, медленно заговорил:
— Я командир последней станции наблюдения на Земле. Инициатива по проведению контакта принадлежит мне. Должен сказать, что Совет но контактам был категорически против. Но я настоял на своем, — тут он нахмурил брови и после недолгой паузы продолжил:
— Считаю программу «Контакт» исчерпанной. Не скрою, мы ожидали других результатов. Собственно, контакт следовало прекратить после первого выстрела, но мы еще надеялись на лучшее.
Здесь командир не выдержал больше бесстрастного тона и заговорил горячо и ожесточенно.
— Вы не люди, — он в упор посмотрел на полицейского и Сингха. — Вы хуже зверей, потому что наделены разумом.
Совет по контактам предупреждал, что такая ситуация может возникнуть, но я не верил. Не хотел верить!
Вы, все вы, стоите на краю пропасти. Планете грозит катастрофа. Мы долго наблюдали за вами и не вмешивались. Но сейчас нас отзывают обратно, потому что вместе с самоубийцами могут погибнуть и наблюдатели.
Вы спросите, почему мы собрали вас здесь, вместо того, чтобы обратиться к человечеству через радио, телевидение. Скажу, что, при существующей сейчас политической ситуации, это неизбежно привело бы к войне.
Мы можем уничтожить все ваше оружие, но вы будете драться руками и палками, как неандертальцы, как только что дрались сейчас.
Вы ищете братьев по разуму в космосе, но ни одна звездная цивилизация не протянет вам руки, пока живы будут на Земле ненависть и злоба, пока вы будете грызть друг другу горло, боясь сильных и уничтожая слабых.
Программа «Контакт» закрыта. Сейчас вас отправят домой. Мы прощаемся с вами. От имени Звездной Федерации я вновь обращаюсь к землянам — берегите мир, сохраните свою планету, свою цивилизацию, и мы снова придем к вам!
Потом, повернувшись к своим товарищам, командир сказал, указывая на полицейского и Сингха:
— Этих отправить в первую очередь.
У входа в дом Раковский, Чжаньфу и Алексей встретили Нэнси. Она только что вышла на свежий воздух и стояла поеживаясь. Нэнси переоделась во что-то розовое и пушистое, голубые глаза восторженно сияли.
— Эх, мальчики, — затараторила она. — Какой детектив пропустили. Комиссар был бесподобен. Сначала он пристрелил этого громилу Мэллора, а потом… — Нэнси замолчала, почувствовав неладное.
— А вы что такие мрачные, Случилось что?
— Случилось, — угрюмо сказал Алексей. — Собираемся домой.
— Нет, правда. Что произошло?
— Вот, Чжаньфу расскажет.
Говорить Алексею не хотелось. На ходу снимая кожаную куртку, он вошел в дом и направился к своей комнате.
«Умыться бы еще не мешало», — думал он, идя по коридору У дверей комнаты стоял Хрипун. Голова опущена, спина сгорбилась. Алексею, показалось, что тот вытирает слезы.
— Ты что, Хрипун? — остановился рядом с ним Алексей. — Плачешь?
— Седого убили, — всхлипнул Хрипун. — Друга моего. — Убили. Но что же теперь сделаешь…
Алексею до того было жалко домового, что он готов был присесть на корточки и прижать его к себе, как ребенка.
— Убили, — повторил он. — Но нам сказали, что вы роботы. Правда?
— Правда, — помолчав, ответил Хрипун. — Но и мы все чувствуем. Мы ведь не простые роботы.
— Знаю, — грустно улыбнулся Алексей. — Сказочные. Но ведь и вы не вечные. Придет время, и вас… — он поискал слово, — остановят.
— Да, конечно, — согласился домовой — Но только после того, как мы выполним свою программу. Когда сделаем все. А он не успел.
— Передаем последние известия.
По сообщениям телеграфного агентства…
Алексей отложил надкушенный бутерброд и прибавил гром кость
— Как уже сообщалось вчера, экстремистами был взорван пассажирский самолет компании…
Из прихожей раздался резкий телефонный звонок.
— Ты почему вчера не пришел? — услышал Алексей раздраженный Ленин голос. — Ты что, Алешка, думаешь…
— Лена извини, так получилось…
— Что это у тебя так гремит? Ты что делаешь?
— Слушаю последние известия.
— Чего-чего?
— Последние известия Слышишь, опять передают о взрыве.
Павел АМНУЭЛЬ, Роман ЛЕОНИДОВТРЕТЬЯ СТОРОНА МЕДАЛИ
С Яношем Золтаи я познакомился на одиннадцатом конгрессе филателистов. В дни работы конгресса Яношу исполнилось восемнадцать. С непримиримостью, свойственной возрасту, он считал свою коллекцию лучшей и остро переживал присуждение восьмого места его тематической серии «Первые люди на Луне».
Моя коллекция фальшивых марок начала двадцатого века заняла десятое место, и я тоже чувствовал себя обойденным. Ведь собрать такую коллекцию неизмеримо труднее, чем «Электростанции Сибири» или, скажем, «Покорение Сахары».
Мы стояли с Яношем на террасе Дворца коллекционеров, рассматривали чужие работы и роптали.
— К следующей выставке, — сказал Янош, — я готовлю серию «Пейзажи планет». Пятьсот марок с видами Меркурия, Марса, Венеры и Юпитера.
Я собирал фальшивые марки, и в коллекции Яноша не видел ничего особенного. Но марки с видами Марса заинтересовали меня. Не как филателиста, а как человека, прожившего на Mapсе лучшую часть жизни.
— Пойдемте ко мне, — предложил Янош, — коллекция у меня в номере.
Несколько минут спустя я держал в руках толстый альбом Марок марсианской серии было около сотни. Сине-зеленый блок из шести ромбических беззубцовок привлек мое внимание сначала тем, что уголок одной из марок был надорван. Однако прежде чем я успел заинтересоваться этим эффектом, меня поразила надпись, мелкой вязью проходившая по краю блока «Миражи в Змеином море».
Минуту я сидел словно оглушенный. Каждый коллекционер, хоть раз нападавший на величайшую редкость, поймет мое со стояние.
— Этот блок, — поспешил объяснить Янош, — я выменял у Хендрока на голубую Гаити 1897 года. Здесь, правда, небольшой дефект.
— Это не виды Марса! — воскликнув я. — В марсианской атмосфере миражи невозможны!
— Значит…
— Блок — явная фальшивка. Янош, давайте меняться! Для вас «Миражи» не представляют ценности, раз они фальшивые, а для меня просто клад. Соглашайтесь, я дам вам «Пионеров Меркурия», их нет в вашей коллекции.
Янош колебался, и мне пришлось объяснять, что в разреженной и сухой марсианской атмосфере луч света не может претерпеть тех изменений, которые на Земле приводят к появлению фата-морганы. Я призвал на помощь весь свой авторитет специалиста по астрономическим инструментам, и Янош уступил. «Пионеров» я пообещал прислать ему, как только вернусь в Ашхабад.
Мы поговорили еще о наших филателистических заботах, я без интереса досмотрел коллекцию и пошел к себе в номер. Мне не терпелось основательно заняться своим приобретением.
Устроившись в кресле с лупой в руках, я просидел над блоком допоздна. В художественном отношении он был выполнен безупречно. Но главное, пожалуй, заключалось не в мастерстве художника, а в том, что он изобразил.
На первой марке я увидел типичный уголок марсианской пустыни. Рисунок барханов, цвет неба были переданы с большой тщательностью. Я ни секунды не сомневался в том, что неизвестный автор знал Марс не по книгам и фильмам о космонавтах. Нет, он жил на Марсе, он ходил по этим пескам и — он любил эту планету…
Рассматривая рисунок, я снова почувствовал волнение, которое испытал, сорок лет назад, когда впервые увидел ало-зеленые пески. Но тем инороднее показался мне мираж.