— «Хороший вопрос», — ответила часть разума Телдина. — Наверное, нет. Он пожал плечами.
— Эксперименты, возможно, и встревожили вас, — твердо сказал Эстрисс, — но они были важны и ценны. Подумайте о том, что мы узнали. Плащ обладает способностями, связанными с превращениями, которые теперь находятся под вашим контролем. В первый раз, когда вы использовали эту силу, вы почувствовали утечку энергии довольно сильно, но во второй раз вам стало намного легче, и утечка была значительно меньше. Разве это не так?
Телдин вынужден был согласиться.
— Значит, вы начинаете контролировать тенденцию отдавать свою собственную энергию, — продолжал Эстрисс. — Правильно? И наконец… Он быстро наклонился вперед. — Наконец, вы получили огромное преимущество перед теми, кто, возможно, преследует вас. Неужели вы этого не видите? Возможно, они ищут мужчину шести футов ростом с короткими каштановыми волосами. Бросят ли они взгляд на женщину пяти футов ростом со светлыми волосами до пояса?
Телдин медленно кивнул. Это было правдой, но… — А что, если они смогут выследить сам плащ? — спросил он.
— Если это так, то вы ничего не можете сделать, но уверены ли мы, что каждый, кто ищет вас, может обнаружить сам плащ? Мне кажется гораздо более вероятным, что только некоторые из них обладают этой способностью, если таковые вообще имеются. Против остальных у вас теперь есть значительное преимущество.
— Мне это не нравится, — пробормотал Телдин.
— Возможно, это происходит из-за отсутствия сосредоточенности, — ответил Эстрисс. К своему удивлению, Телдин почувствовал в мысленном голосе иллитида больше эмоций, чем когда-либо прежде. — Я услышал, что вы говорили о том, как ценить то, что истинно. Что касается меня, то я бы это расширил. Я ценю то, что правильно. Как лучше нам обоим послужить правому делу, Телдин Мур? Позволив своему плащу попасть в руки неоги? Или сделав все, что в наших силах, чтобы предотвратить это? Я знаю, каким должен быть мой ответ.
Иллитид внезапно отвернулся и занялся возвращением серебряного зеркала в ящик стола. Телдин с удивлением понял, что Эстрисс как будто смутился из-за своей эмоциональной вспышки.
Элфред, молча, наблюдал за ним, в глазах великана читалось понимание. Телдин склонил голову. — Вы правы, — тихо сказал Телдин. — Спасибо, что напомнили мне об этом.
Эстрисс отмахнулся от благодарностей. — Это вполне логично, — сказал он. — Что также логично, так это то, что вы должны практиковать эту способность плаща каждый день, возможно, несколько раз в день. Отток энергии, который вы чувствовали, был меньше во второй раз, но он все еще был.
— Не знаю, о чем вы, черт возьми, говорите, — пророкотал Элфред, — но из принципа я поддерживаю капитана. Практика. Это очень важно. Он помолчал немного, а потом продолжил: — Я не думаю, что это хорошая идея, чтобы остальная часть команды узнала об этом. Я думаю, они приняли вас, как своего рода воина — мага, — он фыркнул от удовольствия, — так что это не будет их беспокоить. Но если они не будут знать, является ли человек, с которым они дежурят, тем, кем они думают, или что вы тренируетесь… Это как-то повлияет на моральный дух, если вы понимаете, к чему я клоню.
— Я понимаю.
Элфред товарищески хлопнул Телдина по плечу. — Ну что ж, — сказал он, — если у вас больше нет никаких чудес, чтобы показать мне, я должен вернуться на службу. У нас есть несколько новобранцев на такелаже, и если я не буду следить за ними, мы с такой же вероятностью окажемся на Кринне, как и в Реалмспейс. Он поморщился. — Я знаю, что это щекотливая тема, но ваш маленький друг Хорват пригрозил проследить за ремонтом. Жутковато.
*****
Несмотря на дурные предчувствия Элфреда, оставшаяся часть пути в потоке была примечательна отсутствием неудач. «Новобранцы», как называл их Элфред, а на самом деле, выжившие члены абордажной группы «смертоносца», казалось, без особых трудностей интегрировались с остальной командой «Зонда». В течение первых двух дней после битвы Телдин мог различить «новобранца» на значительном расстоянии в пределах корабля. Было что-то такое в том, как они шли и стояли, будто им хотелось погрузиться в палубу или в переборку и просто исчезнуть из виду, стараясь выглядеть невидимыми, как выразился Элфред. Если кто-нибудь заговаривал с ними или даже смотрел на них, они вздрагивали, как будто ожидали побоев. Или еще хуже, размышлял Телдин, вспоминая свой собственный опыт общения с неоги на Кринне.
Кроме того, у них была склонность стоять, пытаясь выглядеть невидимыми, если у них не было особых приказов что-то сделать. На третий день после битвы Телдин увидел прекрасный пример этого. Один из постоянных членов экипажа корабля-молота — маленький человечек по имени Гарай — стоял на поручне и чистил свайкой шкивы такелажа. Когда он сменил положение, свайка выпала из его руки. Она приземлилась на палубу, всего в футе от новобранца по имени Трегиместикус, который просто стоял и смотрел на свайку, лежащую у его ног.
— Ну? — крикнул Гарай с такелажа. — Ты не собираешься поднять и подать мне эту чертову штуку?
Трегиместикус подскочил, словно его хлестнули кнутом, схватил с палубы свайку и, вскарабкавшись по снастям, вложил ее прямо в руку Гарая.
Когда этот человек ушел, Гарай спустился вниз и подошел к Телдину. — Он мертв от шеи и выше, — проворчал матрос. — Пусть меня выпорют, если кто-нибудь из них придет в себя.
Удивительно, но некоторые из них начали приходить в себя. Возможно, они были теми, кто не был на борту «паука смерти» слишком долго, никто об этом не спрашивал, конечно, или, возможно, они были просто теми, у кого от природы была более сильная воля. Во всяком случае, из десяти «новобранцев» четверо, казалось, медленно возвращались в страну живых. Они начали разговаривать с другими членами экипажа, даже когда с ними не заговаривали первыми, и даже начали завязывать дружеские отношения. Остальные шестеро, включая Трегиместикуса, не казались такими удачливыми и приспособленными. Они следовали приказам со скоростью, с которой члены обычного экипажа «Зонда» выглядели лентяями, и они никогда не показывали ничего, что можно было бы принять за инициативу, и постоянно сохраняли привычку выглядеть невидимыми.
Во всяком случае, путешествие проходило без особых происшествий. Для Телдина это было приятное время. Было что-то успокаивающее в строгом распорядке на борту «Зонда». Элфред вернул его к обычному дежурству на вахте, а это означало, что восемь часов из каждого дня тратились на сканирование потока в поисках возможной опасности. В остальное время он был волен делать все, что ему заблагорассудится. Он по-прежнему делил каюту с тремя оставшимися в живых гномами — Хорватом, Миггинсом и Салиманом, но обнаружил, что его график дежурства не совпадает с их расписанием; когда они дежурили, он спал, и наоборот.
Конечно, это не означало, что они никогда не встречались. Как только у него появилось время после битвы, Телдин решил разыскать Миггинса. Он нашел молодого гнома в каюте по правому борту, которая была превращена в лазарет для многих раненых во время атаки «смертоносного паука». Телдину было неудобно входить в каюту, как и многим людям, чье существование зависело от здоровья и силы, ему было очень неприятно находиться рядом с теми, кто был физически слаб, но он заставил себя забыть о своих сомнениях и улыбнулся.
Миггинс был почти до неприличности рад его видеть. Хотя он и не видел этого, но слышал о подвигах Телдина на баке. Как всегда, сказки росли вместе с рассказами, и Телдин обнаружил, что стал для юноши кем-то вроде личного героя. Телдин был немного обеспокоен этим, но решил, что сейчас не время и не место менять отношение Миггинса.
Миггинс шел на поправку и был рад рассказать обо всем Телдину. Его левая рука была тяжело ранена, и был значительный шанс, что он никогда не сможет полностью использовать ее, но, по крайней мере, первоначальное беспокойство целителей, что им придется ампутировать ее, чтобы спасти жизнь гному, оказалось беспочвенным.
В разговоре, естественно, вспомнили о Дане. — Я скучаю по ней, — признался Миггинс, — но, знаете, я никогда не думал о ней как о гноме. Она больше походила на одного из вас, на больших людей. Она никогда не интересовалась тем, как все устроено, и любила действовать гораздо больше, чем говорить.
Телдин кивнул, вспомнив ее дерзкие манеры и то, как она пыталась противостоять Элфреду в баркасе.
— Ну что ж, — продолжил Миггинс, — по крайней мере, она умерла так, как всегда говорила — в бою.
— «Еще один, кто умер «хорошей» смертью, — подумал Телдин. — «Что было бы хорошей смертью для меня? Действительно ли это имеет значение»?
Раненый гном быстро устал, поэтому Телдину вскоре пришлось уйти. Ему было грустно говорить о Дане, но с другой стороны, это было какое-то облегчение, как, будто, говоря о ней — празднуя ее существование, он смирился с ее уходом.
В последующие дни, хотя он и не видел гномов, судовые сплетни напоминали ему об их существовании. Практически у всех на борту была любимая «история гномов» о том, как маленькие существа «переделали» бы «Зонд», если бы кто-то не поймал их до того, как кораблю был нанесен ущерб. Больше всего Телдину понравилось предложение Миггинса прорезать в корпусе дыру, чтобы использовать нижнюю часть корабля-молота в качестве вспомогательной оружейной платформы. Объяснения, что это сделает судно таким же мореходным, как кирпич, когда он опустится на воду, не разубедили молодого гнома. Все, что он сделал, это вернулся с ошеломляющим описанием перегородок и герметизирующих прокладок, чтобы решить эту проблему. Как и следовало ожидать, некоторые из менее терпеливых членов экипажа пригрозили маленькому существу смертью, если он еще раз упомянет об этой идее.
Когда Телдин не спал, он бродил по кораблю и разговаривал с теми членами экипажа, которых встречал. Это оказалось очень хорошей идеей. Поначалу команда относилась к нему с уважением, в котором чувствовалась здоровая доля страха. Они держались от него подальше, в конце концов, разве он не боец-маг, который может разрубить их надвое или сжечь на месте? — и назвали его «сэром». Телдин решил, что лучший способ отреагировать на это — не реагировать вообще. Если бы он сказал им не называть его «сэром», они бы прекратили делать это. Но это только усилило бы ауру авторитета, которую он нечаянно приобрел. Вместо этого он решил говорить с ними точно так же, как и тогда, когда впервые поднялся на борт «Зонда». Пусть его называют «сэром». Он болтал с ними, как всегда, и задавал одни и те же наивные вопросы.