— Этот малый прилип ко мне, как банный лист к ягодице! Ты же видела? Ходит, как привязанный, в рот смотрит, дышать и мыслить не дает! В таких условиях не то что название газеты — свое собственное имя забудешь!
— Мне понравился твой вариант «Болид и пуля», — тихо засмеялась Оля. — Твой Бобров его так смешно переврал: «Болит и пучит»!
— Говорю же, он дурак, — немного спокойнее заявила Люсинда и, покосившись в окно, поправила прическу. — И вообще, никакой он не мой.
— Не гонялась бы ты, милая, за принцем, — вполголоса заботливо посоветовала Оля. — Присмотрись к Боброву, неплохой ведь парень, не урод и не дурак, что бы ты ни говорила. И такой внимательный — сегодня постоянно был рядом с тобой.
— И не только сегодня, мне кажется, — проворчала Люсинда, уже улыбаясь. — Знаешь, я вспомнила: тем вечером, когда мы с тобой расклеивали объявления, он уже ходил за мной следом.
— Вполне романтичное начало, — одобрила Оля, самую малость покривив душой, потому что началом все-таки было знакомство Люсинды и Боброва в ночном клубе, а непосредственным продолжением — ее поездка на его плече. — И заметь, это было на улице, то есть, под открытым небом, совсем как в предсказании Клары Абрамовны.
— Вот только Макс Бобров не принц, — вздохнула Люсинда и снова помрачнела.
— Клара Абрамовна могла ошибиться, — осторожно сказала Оля. — Она ведь старенькая, наверное, все путает. К тому же дар у нее совсем-совсем слабенький, она сама это признает.
— Не надо убивать мою мечту, а? — попросила Люсинда и демонстративно отвернулась к окну, потому что в автобус вошел пресловутый Бобров.
Водитель проявил милосердие и не отравил им обратную дорогу просмотром следующей серии страданий Кармелиты, поэтому Оля мирно дремала до тех пор, пока сопровождающий журналистов примерный блондин не взял в руки микрофон.
— Дорогие коллеги, программу сегодняшнего дня мы с вами успешно отработали, за что вам всем спасибо, все свободны, ждем вас завтра на том же месте, в тот же час, — протарахтел он, разбудив народ. — Напоминаю, что главный ужин форума пройдет завтра вечером в саду отеля «Монарх», форма одежды — вечерние платья и костюмы, это обязательно, участники в стиле casual не будут допущены в зал! В программе визит особых гостей.
— Ты слышала? Визит особых гостей! — Люсинда тряхнула Олю, как куклу. — Вот где будет мой принц! В саду какого-то отеля, а это точно под открытым небом!
Она завозилась, выбираясь из кресла, бесцеремонно вытолкала соседку в проход и даже не оглянулась на Боброва, который проводил подружек долгим внимательным взглядом.
В их гостиничном номере наконец-то сделали уборку.
— Вижу, у нас снова есть живая и действующая горничная! — удовлетворенно произнесла Люсинда, оглядев гостиную с порога.
— Даже слишком живая и действующая, — заметила Оля, вошедшая в комнату первой. — Ты видишь, она все вещи переставила, кроме мебели? Я точно помню, эта ваза утром стояла на полу, а лампа на тумбе, а теперь наоборот.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Люсинда. — Похоже на детскую игру «Найди сколько-то там отличий». Ваза с лампой поменялись — это раз. Что еще мы видим?
— Мы видим, что журналы, которые были сложены стопочкой на столике, разложены веером на тумбочке, — ответила Оля, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. — Подушки на диване поменялись местами… И фикус в горшке переехал на метр левее!
— Надо бы посмотреть, что изменилось в спальнях.
Люсинда сбросила туфли и зашуршала по ковру, но, не дойдя до двери в свою комнату, ойкнула и остановилась:
— Тут мокрое пятно!
— Издержки чересчур добросовестной уборки, — вздохнула Оля.
Люсинда опустилась на корточки, похлопала по влажному ворсу ладошкой, потом понюхала ее и возмутилась:
— Да это не вода, это что-то спиртное!
Не поднимаясь, она порывисто распахнула мини-бар и оглядела ряд бутылок и бутылочек:
— Так, чего не хватает?
Оля молча нашла на столе распечатку с перечнем содержимого мини-бара и подала ее подружке. Сверяясь с описью, Люсинда осмотрела бутылочные ряды и расстроилась:
— Пропал коньяк французский «Лхерауд ХО Еугение», не знаю, как это правильно прочитать.
— «Лера Юджин», наверное, — заглянув в распечатку, поправила простушку-подружку искушенная жена олигарха. — А маркировка «Икс О» означает, что выдержка этого коньяка превышает шесть лет.
— Ага, и знаешь, сколько это ХО стоит? Хо-хо-хо! Десять тысяч рублей!
— Ни хо-хо себе, — впечатлилась Оля. — И нам за него платить?
— Еще чего!
Люсинда решительно поднялась и пинком захлопнула дверцу холодильника.
— Мы, что ли, его распили или разлили? Мы эти бутылки пальцем не трогали, не надо делать из нас идиоток. Они думают, если мы в пентхаусе живем, значит, денег не считаем?
— Кто — они? Ты куда? — забеспокоилась Оля.
Люсинда уже вбила ноги в туфли. Уходя, пообещала:
— Я сейчас разберусь! — и вышла, хлопнув дверью.
Помедлив секундочку, Оля поспешила за ней.
Люсинда, если ее темперамент никто не сдержит, в борьбе за справедливость сама начнет бить бутылки и крушить мебель! А платить за все потом будет Громов.
Оля уже представила себе дымящиеся руины стойки ресепшн, опасливо поднимающиеся над ними головы в помятых касках с логотипом отеля и развевающееся в пороховом дыму белое знамя, наскоро сооруженное из гостиничного полотенца.
Однако в действительности картина предпринятых Люсиндой «разборок» оказалась значительно более мирной. Подружка Ольги Палны убежала недалеко и вступила в словесный поединок с удачно обнаруженной горничной. Та предусмотрительно воздвигла между собой и разгневанной Люсиндой тележку с грязным бельем и моющими средствами, так что телесные повреждения получить не рисковала. Зато Люсинда успела больно ранить ее профессиональную гордость, решительно заявив:
— Знаете, девушка, лучше вообще никакой уборки, чем такая!
— А что вам не нравится? — девушка нахмурилась.
— Извините, как вас зовут? — поспешила вмешаться подоспевшая Оля.
— Катерина.
— Катюша, вы извините, конечно, но…
— А еще гастарбайтеров ругают! — перебив подружку, громко фыркнула Люсинда. — К индийской горничной у нас претензий не было! Гита убиралась идеально!
— Гита — индийская горничная? — теперь уже Катерина зафыркала. — С чего это вы взяли? Армянка она была, армянка по имени Рита Аракелян, просто букву «р» не выговаривала, вот и называла себя Гитой. Ну, и все вокруг ее так же звали.
— Маггагита Агакелян? — Оля попробовала «на слух» армянское имя, которое картавость превращала в нечто крайне экзотичное. — Ох, бедная девушка!
— Да и мы не особо богатые! — продолжала бушевать неотступная Люсинда. — То, что вы, уважаемая, в нашем номере все вещи переставили, ерунда, мы привыкнем. Но десять тысяч за коньяк мы не заплатим, не надейтесь!
Горничная Катерина выкатила голубые славянские глаза:
— Нормальное заявление! Бутылку разбили, весь номер разгромили, а виноват в этом кто-то другой?! Сказали бы спасибо, что я начальству не пожаловалась. У нас приличный отель, тут дебоширов не терпят, даже богатеньких.
— Это кто дебоширы? Это мы дебоширы?! — Люсинда затрясла кулаками. — Да мы, чтоб вы знали, мирные учительницы!
— Ага, заливайте! — ухмыльнулась Катерина. — Учительницы в пентхаусе, конечно! В блузочках и с указочками, да? Так эротично!
— Вы, извините, на что это намекаете? — покраснела Ольга Пална.
— На несоответствие стоимости номера учительской зарплате!
— Нахалка! — возмутилась Люсинда.
— От нахалки слышу!
— Нет, это просто возмутительно, — безадресно пожаловалась Ольга Пална.
— Такая грубиянка! — подхватила Люсинда.
— Ну, извините! — Катерина пожала плечами. — Мы люди простые, реверансам не обучены и правду-матку в глаза режем, знай, успевай зажмуриваться. Я вообще-то не ваша горничная, меня на замену взяли, временно, из детского санатория.
— А с детьми, значит, можно обращаться по-хамски?
— Слушайте, а кто тут хамит? Я вот честно работаю, бардак за вами полдня разгребала, до соседнего номера только под вечер руки дошли, слава богу, мужики гуляют где-то. Что вам надо-то от меня, гражданочки?
Видно было, что горничная неподдельно обиделась.
— Не хотите дело миром решить — будем разбираться с вашим руководством, — пригрозила Люсинда.
— Так и сделаем, — кивнула Оля и решительно потянула подружку за собой. — Не будем унижаться до скандала с обслуживающим персоналом, завтра цивилизованно пообщаемся с администратором. Кроме того, я тут подумала…
Она затащила Люсинду в номер, плотно закрыла дверь и шепотом договорила:
— Может, это вовсе не горничная сделала? Может, это Варвара разбила бутылку?
— И сбежала, устыдясь содеянного? — Люсинда, на глазах остывая, почесала в затылке. — М-да, это не исключено. В конце концов, что мы знаем о племяннице Клары Абрамовны? Что она безумно любит своего кота Робертино Лоретти. Но разве это мешает ей так же безумно любить коньяк «Юджин Лера»?
— Если мы не найдем ее драгоценного Бертика, я буду считать, что откупилась этим самым коньяком, — постановила Оля.
— Десять тысяч за отличного кота трехлетней выдержки? А и не дорого, пожалуй, — захихикала переменчивая Люсинда.
— Но почему горничная сказала, что у нас был беспорядок? — вслух подумала Оля.
— Варвара напилась и буянила, — предположила Люсинда.
Олино воображение размашисто и ярко — в стиле соплеменных пропавшему коньяку французских импрессионистов — нарисовало Варвару, выплясывающую канкан в пейзанском ситцевом сарафане и кокетливых мохеровых гольфах. Это было зрелище, способное до основания потрясти «Мулен Руж».
— Мы же решили, что она просто разбила бутылку.
— Она могла разбить неполную бутылку. Уже после того, как напилась. И с того момента начала буянить, — рассудила Люсинда. — Вот так и доверяй малознакомым людям самое дорогое — свой сотовый телефон! Надеюсь, она не посылала неприличные эсэмэски моим знакомым.