Кроме двух девушек, выставленных в караул, еще сон никак не шел к Гошке Федорчуку. Он мучился, кряхтел, ворочался на куске брезента и наконец не выдержал, подполз поближе к командиру своего танка, ефрейтору Бочкину, и зашептал прямо в ухо:
– Товарищ командир, товарищ Бочкин, вы спите?
– А, чего, а? – заметался сонный Николай. – Тревога?
– Тш-ш-ш, нет, нет, все тихо, – замахал на него руками танкист и просительно протянул: – Вопрос у меня к вам, важный очень.
– Ну, не тяни! Чего? Болит чего? Живот, что ли, скрутило? – буркнул сонный Бочкин.
Но Гошка покрутил головой и снова зашептал в самое ухо:
– Вот вы говорили, у вас невеста есть, а это, она чем пахнет? – и не дожидаясь ответа, затарахтел: – Я ведь почему спрашиваю, у нас девчата молоком или навозом пахнут, если с дойки идут. Ну там, духами, когда пшикнутся. А она, вот пигалица эта, которая со значком снайпера, весной пахнет. Волосы у нее, будто запах луга вдохнул, сладкой дымки, такой сладкой, как сок березовый. Или меда из разнотравья. Как так она пахнет, почему? Я все нюхал, нюхал, пока танцевал. Не пойму, будто весной пахнет! Вы же должны знать, у вас ведь невеста! А, товарищ командир, почему такой запах? Аж надышаться не можешь, все дышишь – и еще хочется!
Но ответом ему был храп командира, который от усталости не слышал его взбудораженного шепота. Гошка снова повозился на подстилке из брезента и не удержался, пробубнил:
– Я вообще считаю, не место им на войне, женщинам. Хоть вот ругайте меня, хоть ремнем охаживайте. Девчата на войне – это же… полезные, не спорю. Да только не для того они. Они же… будто бабочки или цветы там, им нельзя в грязи, в крови. Холодно опять же, а у них юбки.
Бочкин вдруг, не открывая глаз, поднял в воздух кулак:
– Опять он про эти юбки. Молчи, или врежу сейчас. Дай поспать, философ.
Федорчук вздохнул, повернулся на другой бок, поискал глазами и не нашел в толпе сгрудившихся вповалку девчонок щуплой птичьей фигурки Алены. Он носом долго тыкался в рукав своей гимнастерки, где лежала светловолосая головка девушки во время танца. Наконец парень нашел крошечное пятнышко, от которого его окутал аромат бескрайнего майского луга, прохлада тугой речной воды, тягучий нежный вкус меда с дедовской пасеки. Отчего Гошка Федорчук мгновенно уснул, окунувшись в разноцветные теплые сны до самой макушки.
Глава 4
Соколова разбудил крик, словно сирена юнкерса снова завыла над ухом. Он подскочил и спросонья наткнулся на тонкие плечи под ватником. Девушка в его руках кричала и плакала:
– Там, там они, Тасю и остальных! Помогите!
– Что? Немцы в село вошли, сюда на территорию? – он тряхнул ее, в сумерках пытаясь рассмотреть лицо девушки.
Даже в сером свете, падавшем из крошечных окошек, было видно, что лицо девушки покрыто ссадинами и следами от ударов. От ужаса и потрясения она захлебывалась слезами, никак не могла внятно сказать, что случилось. Алексей бросился к выходу, но грохота боя или лязга техники слышно не было. Нет атаки немецких сил! Танкисты и часть девушек обступили плачущую Зойку.
– Что случилось? Ты чего такая грязная? У тебя все лицо в крови! – охали товарки.
– Где немцы? Ну скажи! – парни рвались в бой с обидчиками девушки.
Только она крутила головой и захлебывалась в истерике. Тогда лейтенант открутил крышку с трофейной фляжки и почти силком влил в разбитые губы глоток спирта. Зойка закашлялась, но все-таки смогла рассказать, что с ней случилось:
– Тася, наш командир роты, она предложила нам пойти ночью на охоту, это мы так называем боевую вылазку. Ее так задело, что вы ей не доверяете, отказались наш отряд вести к зоне боевых действий. И она приказала нам взять винтовки и отправиться после бури к скалам, где засели немцы. Все почти получилось! Мы сняли охрану, расчет артиллеристов уложили, даже баки мотоциклов расстреляли, устроили им пожар. Девочки пошли обратно, сюда на завод. Но я не знаю, как так получилось. Как они нас обнаружили?! Немцы на двух бронированных машинах выскочили из-за гряды и начали нас хватать, как только мы спустились вниз к дороге через село. Они прикладами сбили нас с ног, мы даже сообразить ничего не успели. Меня тоже схватили, этот солдат, он толкнул меня на землю, кричал и пинал сапогами, а потом поволок куда-то. А я укусила его за щеку и бросилась бежать. Сюда, чтобы вы помогли. Девочки в плену! Они избивали их, я видела, они били их прикладами, руками, ногами! У них кровь летела во все стороны! Помогите, помогите, умоляю, помогите им! Они убьют Тасю и остальных! – Зоя зашлась в отчаянном плаче.
– Сколько вас было? – ее остановил твердый тон сосредоточенного командира танкистов.
– Десять стрелков, – всхлипнула Зоя и замерла в ожидании, неужели командир танкистов им не поможет. Пускай они сами виноваты, ушли, нарушив приказ. Но сейчас ведь важнее спасти попавших в плен снайперш.
Соколов не думал и секунды, он бросился вместе со своими бойцами к танкам:
– Ребята, к скалам, как можно быстрее! – на ходу лейтенант обернулся к спешащим девушкам. – Кто был заместителем комроты?
– Я, – выдохнула заплаканная Зойка.
– Ты сможешь сейчас своих стрелков расставить на позиции? Мы идем к скалам и без вашей помощи не справимся. Мы под защитой брони, а немцы под защитой каменных холмов. Танки возьмут огонь на себя, будем вести стрельбу до последнего снаряда. Стрелки на броню, затем в зоне боевых действий должны с замаскированных позиций снять пулеметчиков и артиллеристов.
– Я сделаю, ради Таси, ради девчонок я смогу, – Зойка уже пришла в себя. На измазанном грязью лице глаза блестели теперь не от слез, а от злости, что росла изнутри на немцев.
– Берите оружие и на борта тридцатьчетверок, выезжаем с территории завода! Я заберу двоих стрелков, чтобы из пулемета вели огонь. Кто из пулемета ДТ умеет стрелять?
Над толпой девчонок взметнулся пяток рук. Он наугад выбрал двоих и приказал:
– По машинам, вперед! По дороге через село к скалам! Мехвод, башнер, кто свободен пока, покажите, как вести стрельбу из пулемета.
Сборный отряд из снайперов и танкистов понимал: скрываться или искать обходные пути больше нет времени. Да и немцы наверняка догадались, откуда пришли девушки, и сейчас на всех парах мчатся германские БТР «ханомаги» к Ивановскому.
Уже через пять минут его мысли подтвердились. В конце улицы замаячили черные бронированные борта бронетранспортеров. На турелях качались от выстрелов пулеметы, с головной машины неслись мины, поднимая огромные фонтаны земли поперек дороги. Стрелки с винтовками вспорхнули, как стайка птичек, с бортов и исчезли в придорожных кустах.
– По движущимся целям огонь! – выкрикнул Соколов своим экипажам.
Тридцатьчетверки стремительно приближались, не обращая внимания на летящие в защитную маску и башню пули. Из танковых орудий грянули залпы, фугасные снаряды осыпали осколками бронированные морды германской техники. Машина справа закрутилась вокруг оси, сталкиваясь с БТР, идущими в колонне следом. Воздух вокруг колонны взорвался от выстрелов, будто стена из пуль и огня выросла прямо на сельской дороге. Колонна в десять машин двигалась черным потоком, и на ее пути двумя глыбами выросли тридцатьчетверки. Пути назад нет, биться до последнего снаряда.
Лязг казенника, наводка и оглушительный выстрел. Новый снаряд! Залп! Огонь, огонь! Из бронетранспортеров несколько человек попытались подобраться к танкам поближе и закидать гранатами, но меткие пули снайперов из укрытия уложили их в колею, заполненную грязью. Новый выстрел! Снаряд за снарядом вдалбливали Т-34 в тяжелые машины фашистов, превращая их в полыхающие костры. Подбитые БТР заполнили дорогу, но стрельба не стихала. Спасаясь, немцы выбирались из машин и рассредоточивались вдоль обочины, пытаясь стрелять из автоматов и пулеметов на подавление огня советских воинов. Обстреливать с такой силой, чтобы было страшно шелохнуться даже за бронированной защитой.
– Ну давайте, девчонки, покажите немцам, кто тут воевать умеет, – пробормотал себе под нос Алексей. А вслух выкрикнул: – Пулеметчики, огонь! Длинные по обочинам, Бочкин, левый фланг! На таран, надо расчистить проход, атакуем!
Танки всем весом врезались в груду полыхающего металла, так что задние машины немцев вынуждены были отступить. Водители бронеавтомобилей были растеряны напором русских тридцатьчетверок. Те с резким ревом шли и шли вперед, уверенно взбираясь гусеницами прямо по горящим бронированным бортам. «Вперед, вперед, быстрее», – эта мысль снова и снова стучала в висках, как метроном, при каждом движении командира танкистов. Он наводил прицел на новую цель и нажимал педаль – огонь! Грохот стреляной гильзы, металлический удар затвора казенной части пушки бил по ушам, отдавался гулом по всему телу. Но слабым телом управлял пылающий от ярости разум, он заставлял двигаться, несмотря на гарь и огонь, отбросив страх.
Выстрел! Попадание! Лицо башнера болело оттого, как сильно он вжимался в нарамник. Весь мир сейчас сузился до полоски дороги, где черными силуэтами метались на экране визира вражеские машины.
– Коля, бей по обочинам фугасом! Бей, их осколками посечет! – отдал приказ Соколов в ТПУ и тут же направил своего мехвода: – Вперед! Без остановки!
«Семерка» даже не вставала на короткую, до того теперь были близки цели, выстрелы из оружия стучали по броне танков теперь не как мелкий дождь. Они долбили оглушающим страшным громом, отдаваясь вибрацией во всем теле. Звенело в ушах, рты танкистов жадно хватали воздух в задымленных пороховым газом внутренностях бронированной машины. Перед глазами все плыло и качалось, танк резкими рывками продвигался по распластанным телам, горящим останкам машин, не останавливаясь ни на секунду. В панораме все выше росла крутая стена холма, откуда летели сотни выстрелов.
Залп прямиком в Т-34! Танк качнулся так, что Соколов еле удержался на ногах. В башню наискось ударил пушечный снаряд, отчего башнер с трудом удержался на ногах, ударившись с размаху головой о металлическую переборку.