– Ну чего, давай полощи посудину-то. Или вода грязная? Так вы чего туда тряпки-то масляные окунаете, людям потом пить оттуда. У меня госпиталь, штаб, пехоты батальон. Я как кормить-то их должен, кашу с машинным маслом выдавать на довольствие?
– Нет, нет, все в порядке. Мне мысль в голову пришла! – сержант бросился со всех ног обратно к ребятам, которым генерал выделил временное пристанище в сторожке рядом с кирхой.
Когда запыхавшийся Бабенко показался на пороге, Логунов с тревогой уточнил:
– Посуду потопил в лунке? Ну говорил же тебе, сейчас кипяток нагрею и мой сколь хочешь.
– Нет, нет, – закрутил головой товарищ.
– А где она? Где котелки, Сема?
– Там, на ручье, потом! – отмахнулся от него мехвод и высказал наконец свою мысль, из-за которой так торопился к своему командиру:
– Алексей Иванович, экранировать можно башню! Мы разрабатывали на заводе усиленную защиту, правда, в серию не запустили. Вес сразу дал повышенную нагрузку на мотор, трансмиссию и ходовую часть. Клиренс снизился на пятьсот миллиметров, скорость упала на десять километров. Но в нашем случае скорость не так важна, ходовая часть не пострадает. Танк будет немного клевать носом, но это не критично для передвижения по периметру в триста метров.
– Идея хороша, Семен Михайлович, – Соколов развел руками. – Где же мы экраны найдем в полевых условиях?
– А я уже нашел, нашел! Не экраны, конечно, но бронирование башни укрепит. Гусеничные траки можно от разбитых немецких или наших танков снять и закрепить, – увлеченный инженер бросился к офицерскому планшету. – У вас есть бумага, Алексей Иванович? Набросаю вам схему крепления, мне часа три времени нужно, болтов или гужонов, пилу по металлу, мигом соорудим дополнительную маску.
Соколов с Бабенко увлеченно принялись обсуждать схему создания бронированного экрана из подручных средств, Бочкин мгновенно присоединился к беседе – с важным видом принялся кивать в знак согласия. Логунов, как обычно, критиковал и цеплялся к каждой мелочи, понимая, что цена ошибки – жизни танкистов. Только Руслан никак не участвовал в привычной беседе с товарищами. Он не знал, куда себя деть от мучительного ожидания, когда уже Гуля появится из здания, куда до сих пор вилась очередь из раненых. Поэтому даже обрадовался тому, что Бабенко бросил посуду на ручье, можно сделать еще один круг по двору, занять себя хоть ненадолго. Котелки через полчаса блестели от чистоты, Руслан сгреб их в одну руку и пошел быстрой бесшумной походкой в сторону кирхи. По пути нагнал старика-повара, который с трудом тащил два огромных ведра с водой.
– Давайте помогу вам, – он подхватил металлические дужки с тяжелым грузом.
– Ох, спасибо, сынок. А то навозился с водой холодной и рук не чую, – седой мужчина вытянул вперед багровые от ледяной воды ладони.
В проеме разломанной ограды мелькнул белый халат, и парень вытянул шею, неужели Гуля наконец освободилась. Но нет, это прошла с окровавленными простынями санитарка. Старик покачал головой при виде очереди из раненых, что выстроились на перевязку:
– Эх, раньше тут сотни парней стояли, совсем фрицы озверели, ничего людского. Уже и раненых с собой тащат.
– Куда тащат? – удивился Руслан.
– Не слыхал еще? Так то рассказывают, кто из плена сбежал. Их больно-то не слушают, под трибунал и в штрафную роту. А у меня тут много кто на довольствии кормится, всякого наслушаешься. Немцы сейчас бегут со всех ног, так чтобы наши по ним не палили, они удумали живое оцепление из пленных делать. Строят вокруг техники или пешей роты пленных в круг и так маршируют. Как стрелять-то, своих же, советских, и зацепишь. Вот и прикрываются, всех живых, кто на ногах стоять может, с поля собирают теперь.
– Вот гады! – мгновенно вспыхнул чеченец.
– Ироды, – сплюнул в сердцах старик и тут же осторожно предупредил: – Ты только политруку не брякни такое. Не говорят у нас на политинформации про пленных, в изменники сразу записывают.
Руслан энергично затряс головой и поставил ведра рядом с прицепом походной кухни.
– Спасибо, сынок. На ужин тебе самая вкусная порция, – повар засуетился возле своего хозяйства.
Его помощник побрел на свой пост у кельи – ждать невесту. Только задержаться ему там не дали. Из сторожки высыпал экипаж «семерки» – Бабенко со схемой дополнительной брони, за ним Колька и Василий Иванович.
– Руслан, айда в танк! – завопил взбудораженный Колька, позабыв на секунды о своей командирской солидности. – Мы до заводу сходим металл для экрана поискать, пока комроты генералу докладывает!
Омаев неохотно зашагал к стоящим под прикрытием сосновых веток машинам, по пути оглядываясь при каждом шаге, ну где же Гуля, ведь целый день она оперирует, даже на минуту не прерывалась. К сожалению, нет на войне времени для личной жизни. Поэтому младший сержант провел с товарищами на заводе остаток дня, перебирая запчасти от тракторов, механизированных линий и погрузчиков. Бабенко тщательно осматривал каждую находку, мысленно измерял, выстраивая с остальными элементами в единую схему, чтобы потом, как составную картинку, сложить защитные экраны для трех танков.
Их командир в это время объяснял свой план генералу Котову, тот кивал, задавал вопросы и изумлялся про себя, до чего изобретательный и продуманный этот парнишка, который на первый взгляд кажется не опытным командиром танкового соединения, а, скорее, робким новобранцем. Пока не начнет говорить, убедительно и логично, обосновывая каждое свое решение.
В конце разговора Котов хлопнул по верстаку, что служил ему столом во временном пристанище:
– Ну что ж, лейтенант, порадовал ты меня. До миллиметра все продумал. Сейчас давай к мосту, а я радиотелеграфирую там комбату о твоем прибытии и чтобы в помощь отрядил бойцов, сколько сможет. Отроете капониры, доложишь мне, назначим время наступления. И приступай к выполнению боевого задания.
Сразу после возвращения в уже сгущающейся вечерней темноте танкисты загружали железки, приматывая их как можно сильнее к скобам веревками. А Руслан все посматривал на дверь здания, неужели так и не увидит он любимую, перед тем как отправиться дальше. Когда уже фыркали сизым дымком заведенные Т-34, готовясь тронуться вперед, он не выдержал, соскочил с брони и бросился к окну кельи, там в тусклом свете лампочки все еще возилась Марья Гавриловна, звенели инструменты. Только теперь после многочисленных операций и перевязок каменный пол комнатушки и даже стены были забрызганы кровью. Ничего, кроме обнаженной руки красноармейца, в темном помещении было не рассмотреть. Он с тоской вздохнул и поплелся обратно к машинам.
– Руслан!
За спиной из приоткрытой двери вылетела Гуля и повисла у него на шее.
– Руслан, как хорошо, что ты приехал. Я сегодня только услышала, как гудит что-то на улице, и подумала, хоть бы это был Руслан. И тут ты! Представляешь!
Он ничего сказать не мог, горло вдруг сжало от ужаса, вспомнились изломанные, растерзанные тела девчонок-снайперов, из глаз хлынули слезы. Гуля вытерла парню мокрые щеки:
– Ну ты что, все же хорошо. Меня скоро операционной медсестрой в госпиталь переведут. Марья Гавриловна сказала, у меня талант к хирургии, сейчас учусь ассистировать. Через неделю переведут в штат госпиталя из полевых сестер!
– Да, ты очень-очень талантливая! Все хорошо! – он сгреб Гулю в охапку и зашептал на ухо горячо: – Я всегда тебе помогу во всем. Слышишь, ты меня только позови, даже не вслух. Я услышу, – он коснулся груди в черном, пропахшем соляркой ватнике. – Сердцем тебя услышу и приду! Поняла?
– Да, – с серьезным видом кивнула Гуля, она видела, что для парня эта просьба была очень важной.
Но озорной характер давал о себе знать. Как только парень исчез в люке танка, девушка звонко выкрикнула:
– Руслан!
Танк уже качнулся в движении, взбил снежную пыль гусеницами. И тут вдруг фары мигнули два раза – я тебя слышу! От их сигнала Гуля радостно расхохоталась, усталости от двенадцати часов работы на ногах среди стонущих и кричащих раненых будто и не было, она вприпрыжку понеслась обратно в здание. После пациентов надо прибраться, собрать в стирку перевязочный материал, помочь разоблачиться хирургу. И только утром можно будет вернуться в расположение своей военной части, к медико-санитарному батальону которой она пока относилась.
Ее крик услышал не только Омаев. Генерал Котов тоже наблюдал в окно за их прощанием и, не выдержав, улыбнулся. Вот молодежь, и на войне у них любовь.
Только к утру они закончили подготовку к операции. Соколов лично ездил, вымерял шагами расстояние на каждой позиции, чтобы пехотинцы саперными лопатками и топорами могли начать сооружать площадки для стрельбы. В это время Омаев с Бочкиным рыскали по сараям соседнего поселка Учхоз, собирая у местных солому. Потом несколько часов они рубили ветки, сооружали высокие кучи и, маскируя их под соломенные скирды, сверху обкладывали пучками подгнившей сухой травы.
В это время Логунов с Бабенко, взяв на подмогу остальных парней и прихватив у ремонтной бригады сварочный аппарат, сражались с кусками металла. Самодельные экраны получались кривыми и странными, но танкистам было не до красоты. Двойная броня и двойной запас снарядов – вот что важно для предстоящей операции.
Лейтенант наравне с рядовыми копал углубление, чувствуя, как под брезентовыми рукавицами вздуваются волдыри. Ветер бросал пригоршни снега в лицо, холод лип к мокрой от пота спине, но для перерыва не было времени. Чем быстрее они завершат подготовку, тем быстрее начнут основную часть операции, ведь армия вермахта замедлила отступление. Силы РККА растянулись по отвоеванным территориям, после серии успешных атак и сдвига границ советским бойцам требовалась передышка. Только абвер никогда не дает расслабиться, сразу же докладывает о каждом опустевшем участке дороги или границе территории, откуда отвели основные войска, оставив только отряд прикрытия. Прав Котов в своем желании нанести по врагу такой удар, чтобы тот растерял всякое желание к новым попыткам вернуть себе Ленобласть.