– Дайте мне час, чтобы я наметил план атаки. Мы сообщим в штаб о том, что находимся во вражеском кольце, передадим свои координаты. А потом начнем атаковать.
Капитан кивнул в ответ, хотя по нахмуренным бровям и поджатым губам было понятно, что он недоволен таким решением.
Лейтенант тем временем отдавал приказы:
– Руслан, срочно передай шифрованное сообщение в штаб. Доклад генералу Котову от лейтенанта Соколова. Освобождены пленные советские бойцы, количество более пятисот человек. Укрываемся в квадрате 45.0, на вооружении два танка Т-34. Просим содействия для выхода из окружения. Запомнил?
– Есть, – Омаев видел, как серьезен командир, да и сам понимал, что ситуация тяжелая, чувствовал свою вину в этом.
А Соколов тем временем обратился к пленным:
– Товарищи, я не могу вам предложить еду или воду, даже костер под запретом. Прошу вас, продержитесь еще сутки в таком режиме. Я сделаю все, чтобы вытащить нас из окружения. Вы можете мне помочь, разделитесь на группы так, чтобы в каждой было по пять человек с винтовками и два с автоматами. Тем, кто плохо себя чувствует или болен, я предлагаю спуститься в укрытие рядом с танками. Сделайте из брезента настил на земле, чтобы не стоять. Остальные после деления на отряды получат квадрат и задание, нам надо будет действовать четко по времени, я каждому отряду поставлю боевую задачу. А наша общая цель – измотать немцев бесконечными атаками, уменьшить их силы и проскользнуть там, где они потеряют бдительность.
Говорил он шепотом, чтобы эхо голоса не разносилось по лесу. Люди, измученные пленом, голодом, морозом, что сковывал тело, кивали ему в знак согласия, поднимали вверх свое оружие. Без единого слова в полнейшей тишине он понял – его отряд готов сражаться.
Через час он ставил боевые задачи бойцам, разделенным на группы:
– Сейчас мы проведем разведку, по два человека в каждом направлении. Я разбил площадь лесополосы на квадраты, примерно по два километра каждый. Ваша задача сейчас – осмотреть вашу позицию, собрать сведения о количестве врагов, вооружении и технике, потом незаметно уйти. Всем даю час на рекогносцировку, потом от каждой группы жду информацию.
Младший сержант Омаев ждал поодаль, когда освободится командир:
– Товарищ лейтенант, я с вами в разведку, как обычно?
Алексей в знак согласия кивнул, понимая, что подчиненный ждет от него серьезного разговора. У них не было времени обсудить, что же натворил Руслан, поэтому чувство вины давило на парня, мучая его. Как только они отошли в определенном им направлении, Омаев пристыженно сказал:
– Алексей Иванович, простите меня. Это все я устроил, головой не думал, и вот… Готов понести наказание, любое, какое скажете.
В ответ лейтенант лишь горько усмехнулся:
– Наказать вроде как надо, да только трудно сказать, чего в твоем поступке, Руслан, больше – плохого или хорошего. Вроде как ты все правила армейские нарушил, сбежал на танке, но с другой стороны, скольких людей спас. Если бы не ты, они все погибли бы.
И дальше пошли танкисты по заснеженному лесу в молчании, каждый думал о своем. Руслан в душе радовался тому, что командир у него понимающий, и в то же время сокрушался по поводу того, что по возвращении к своим трибунала ему не избежать. А Соколов прикидывал в уме, как часто можно будет атаковать немцев, чтобы измотать их, заставить отказаться от идеи выкурить из леса сбежавших пленных и использовать их в качестве живого щита. Будто фигуры на шахматной доске, двигались в его голове группы взад и вперед, нанося удары по силам фашистов.
Руслан вдруг вскинул руку – осторожно, близко немцы! Они дружно упали в снег, вжались в ледяную крупу и дальше продолжили движение по-пластунски. Снег забивался в рукава, подтаивая, прилипал к штанам и куртке, находил любую щель в одежде и впивался острой болью, будто крошечный зверек острыми зубками. Под снегом щепки, корни деревьев, острые ветки кустов впивались в тело, расцарапывая кожу даже через толщу формы. Правда, сейчас Соколов не замечал этих неудобств, все внимание его было направлено на переговаривающихся между собой немецких офицеров с подбитых «тигров». Уже рассветало, и он мог хорошо рассмотреть пробоины в бронированных панцерах. Трупы обгоревших и убитых из пулемета ДТ германских танкистов стаскивали к обочине рядовые стрелки. Два офицера, горячо споря, даже перешли на крик. Соколов вслушивался в их речь, стараясь не пропустить ни слова. Он бегло говорил на немецком языке благодаря еще школьным урокам, которые вела немка. Ее сын Макс своего школьного приятеля, Алешку Соколова, во время детских игр научил множеству разговорных слов и выровнял произношение до близкого к своему берлинскому говору.
Омаев еле сдерживал свое любопытство, ему хотелось бы говорить на немецком и понимать речь противника так же, как говорил на этом языке и понимал его командир, ему бы очень пригодилось знание языка во время таких вот вылазок. Да только Руслан окончил восьмилетку в обычной сельской школе, где были всего два учителя, и те вели предметы на смеси чеченского и русского языков.
Круглый, с черными усами офицер вышел из себя от спора и начал колотить по бортам танка, доказывая что-то. Второй крутил упрямо головой и небрежно отмахивался перчаткой от нападок. Усатый выкрикнул еще несколько ругательств, наорал на солдат так, что те вытянулись в струнку с выпученными от страха глазами, побросав инструменты. Германский офицер, красный от ярости, вдруг заторопился в сторону леса, к тому же прямиком направился к месту, где затаились Омаев с Соколовым. Что-то возмущенно бормоча под нос, он принялся осматривать обломанные ветки у деревьев, перебирать пальцами края следов, с каждым шагом все дальше и дальше углубляясь в лес четко по траектории, которой шли до этого Т-34 и захваченный «тигр». Алексей повернулся к сержанту и провел ребром ладони по шее, потом приложил палец к губам, прошелся пальцем по пуговицам ватника и кивнул на немца. Руслан понял его приказ без слов: «Ликвидировать без шума, мне нужна его форма». Он переполз от куста к кусту следом за уходящим в чащу немцем, долго примерялся к прыжку, оценивая расстояние. Наконец одним движением тела поднялся из толщи снега, шагнул, успел одной рукой перехватить офицера за голову, накрепко зажав ладонью рот. Вторая рука наготове с кинжалом хлестко ударила в шею. От мощного удара мужчина дернулся, рухнул вниз. Сержант уложил его так, чтобы поток крови не оставил следов на шинели. Тут же подлетел лейтенант, помог перевернуть еще дергающееся тело на спину, расстегнуть пуговицы и стянуть шинель, пока она не пропиталась от алого ручейка из короткой шеи. Соколов потянул раздетого офицера к сугробу между старыми елями, склонившимися друг к другу под тяжестью густых лап. Одними губами приказал:
– Забросай кровь снегом!
Через минуту снежный пятачок был опять девственно чист, мертвый немецкий офицер застыл, припорошенный снегом среди стволов, все пятна крови скрыл новый слой белой крупы. Танкисты снова замерли в терпеливом молчании, но сейчас лежать в сугробе было чуть удобнее. Под ними было расстелено плотное сукно шерстяной офицерской шинели. Прошло больше десяти минут долгого ожидания, прежде чем немцы спохватились и бросились на поиски пропавшего офицера. Горстка солдат рассыпалась между деревьев, выкрикивая:
– Обер-лейтенант!
– Эй, господин офицер!
– Обер-лейтенант Леманн!
Двое из солдат остановились почти рядом с сугробом, где прятались танкисты, и закурили одну самокрутку на двоих. Вполголоса они что-то обсудили со смешком и направились обратно к дороге. Через полчаса безуспешных поисков пехотинцы вернулись на дорогу разбираться дальше с обгорелыми и окровавленными трупами. Соколов прижал губы к холодному уху Омаева и зашептал, сообщая, что ему удалось понять из разговоров офицеров и рядовых:
– Они не догадались о том, что здесь были советские танки. Тот второй офицер, что отмахивался перчаткой, считает, что пленные каким-то образом сбежали, угнали «тигр» и уничтожили остальные машины. Они оцепляют лесополосу, так как сегодня по этой дороге пойдет эшелон с техникой.
– Из-за чего они так спорили, товарищ лейтенант? – посиневшие от холода губы Омаева двигались с трудом.
– Тот с усами поумнее, настаивал на том, чтобы снова послать в лес пехоту на поиски «тигра». Он переживал, что бывшие советские пленные нападут и обстреляют колонну.
– Правильно переживал! – несмотря на боль в каждой клеточке тела от мороза, сержант торжествующе улыбнулся.
– Поэтому надо было его ликвидировать, слишком близок он был к правде. Шинель нам еще пригодится – есть у меня один замысел. Его исчезновению все были только рады, так он достал рядовых. Они даже искать своего командира толком не стали, посмеялись, что офицера Леманна задрал русский медведь. – Командир указал на дорогу и прошептал: – Они сейчас будут хоронить своих танкистов. Давай к нашим, приведи двух снайперов с винтовками. Возьмите четыре «мосинки». Если уложишься в пятнадцать минут, то нанесем первый удар по немцам.
Руслан кивнул и бесшумно исчез между черными раскидистыми еловыми лапами. Алексей засек время, 09:15. Каждые три часа они будут наносить удар по противнику, так, чтобы ни солдаты, ни офицеры не могли понять, что происходит. И сейчас настало время сделать пробную попытку.
Через четверть часа на огромной высоте вековых сосен среди веток на вершине засели два советских снайпера с винтовками. Каждый наблюдал за тем, как внизу копошатся черные фигурки солдат. Рядовые вырубали топорами стылую землю, сооружая большую могилу; от ветра, гулявшего на вершинах деревьев, у снайперов продрогло все тело, но ни один из них не шевельнулся, чтобы не привлечь к себе внимания. Рядом на ветках лежала запасная винтовка «мосинка», а на коленях замерших стрелков высилась кучка обойм с патронами.
Немцы уложили тела в яму, выбрались на поверхность и выстроились вокруг могилы. Стянули фуражки и пилотки под заунывную речь старшего офицера. Омаев сделал глубокий вдох-выдох, поймал на мушку одну из обнаженных голов и нажал на спусковой крючок. Рука тут же сама повернула рукоять затвора влево, щелкнула пружиной, отводя его до отказа, и дослала второй патрон из обоймы в патронник. Щелк, и затвор встал вправо, выстрел! Второй солдат свалился рядом с краем могилы. Новая пуля – и новая цель! Пять выстрелов уложили первую пятерку, немцы крутили головами, не понимая, что происходит, за десять секунд солдаты вокруг могилы обвалились мешками. Вторая трехлинейка пошла в ход. Выстрел, выстрел – и так пять патронов. Перезарядка! Фашисты, пришедшие в себя после нескольких секунд пребывания в шо