Погода стояла мерзкая, продолжалась вчерашняя метель, а в УАЗ двое взрослых, четверо подростков и трое детей никак не помещались. И тогда учитель физкультуры взял на сутки в аренду грузопассажирский микроавтобус «Соболь-Комби», рассчитанный на одного водителя, семерых пассажиров и триста килограмм груза. Все удовольствие – две тысячи рублей в сутки и восемь тысяч залога. Возникает вопрос: зачем столько груза? Дело в том, что команде будущих прогрессоров предстоял налет на одно знакомое Андрею Викторовичу ателье, где быстро, качественно и относительно недорого шили одежду и обувь для туризма, охоты и рыбалки. Бывших сироток требовалось полностью экипировать, что называется, «от и до», и на все случаи жизни на воде и на суше. В коробках на далеком берегу ждал своего часа еще один сюрприз, о котором взрослые пока предпочитали помалкивать.
Вот так, с комфортом, два учителя-авантюриста около десяти часов утра подкатили к интернату. Пока шел разговор с начальством, малым было приказано не мельтешить и не отсвечивать – когда будет надо, их позовут. Петрович знал, что если вся эта компания с просящим видом будет торчать в коридоре, то у директорши появится шанс продемонстрировать свою власть, повыделываться, и из-за ее поганого характера потерять уйму времени. А может случиться и так, что ради принципа Горилла упрется насмерть, и тогда придется звать коллегу с его «Сайгой». Последняя фраза, конечно, из области черного юмора, но, пожалуй, предпринять какие-то решительные меры все же пришлось бы, иначе вся затея могла полететь к чертям. Петрович не мог и представить, что он уйдет в прошлое без своих юных друзей.
Но все обошлось. Билеты в цирк, белый микроавтобус, а самое главное – десять тысяч рублей и литровая бутыль самого настоящего домашнего армянского коньяка – смягчили душу старой мизантропки. Самым главным тут был, конечно, коньяк. Только лизнув пробку, Галина Гавриловна поняла, что ей сделали по-настоящему царский подарок. Такой коньяк вообще не продают. Он только для внутреннего употребления, для семейных торжеств, свадеб и похорон.
Мысли, всплывшие в директорской голове, можно было прочесть без всяческого миелофона – исключительно по лицу: «Эти два ненормальных мужика возятся с юными отбросами общества, будто это их собственные дети. А мне-то что от того, кроме мелких, но приятных дополнений к источникам дохода…»
Директорша взяла гелевую ручку и выписала два пропуска на семерых воспитанников, отпущенных в город до восемнадцати ноль-ноль. Один пропуск на четыре фамилии под ответственность педагога Грубина С. П., а другой – на три фамилии, под ответственность педагога Орлова А. В. Подпись. Печать. Документ готов. Пришлось все-таки позвать физрука, за ради подписи на бумажке, которая временно отпускала на свободу Валеру, Лизу и младшую Марину. Товарищ старший прапорщик явился, нагоняя на директоршу оторопь своим усыпанным снегом камуфляжем. Ну что поделать, если мадам не переносит стиля «милитари», а он только его и носит. Чиркнув свою подпись под пропуском, бравый мужчина вместе с бумагами удалился обратно к машине, а Петрович пошел собирать свою команду.
Катя поймала его на втором этаже и мертвой хваткой вцепилась ему в руку. За ее спиной стояла высокая, худая, белобрысая до белизны девочка – Катина одноклассница. Учитель помнил, что ее зовут Лялей, и что в интернат она попала совсем недавно, и еще очень и очень из-за этого переживала.
– Сергей Петрович, – прошептала Катя ему в самое ухо, – возьмите, пожалуйста, с нами Лялю. Она добрая и шьет хорошо… Ну что вам стоит, возьмите, не пожалеете!
Тот вздохнул и аккуратно расцепил Катины пальцы на своей руке. Он не мог оставить на улице брошенного котенка, а тут не котенок, а целый человек смотрит на него синими молящими глазами.
– Т-с-с, Катерина Петровна, – сказал он, – не кричите так громко. Я бы ее взял, но у нас с Андреем Викторовичем поименные пропуска на семь человек, и Ляли в нем нет. Ей на вахте просто не отдадут пальто и не выпустят за ворота. Что будем делать?
– Я знаю, – жарко зашептала Катя, – позади территории, за футбольным полем и турниками, в заборе есть дырка. Через нее пацаны летом в лес лазают. Черный ход открыт, я проверяла, мусор из столовой еще не выносили. От дырки совсем близко до поворота дороги. Я дам ей свой свитер, а Лиза варежки. Ляля сильная, она дойдет.
– Хорошо, – сказал учитеь, – под твою ответственность, Катерина Петровна, – затем он посмотрел сначала на часы, потом на Лялю, – через пятнадцать минут мы будем на повороте, ждем не более пяти минут. Если сможешь – значит, ты наш человек. Время пошло!
Прикрыв рот рукой, чтобы не закричать от радости, Ляля метнулась по коридору к дверям их с Катей спальни. Сама же Катя, сохраняя достоинство, пошла рядом с Сергеем Петровичем в другую сторону. А того обуревали смешанные чувства между приятным удовлетворением от сделанного доброго дела, и страхом от мысли: «Во что я ввязался!». Но некогда было предаваться рефлексиям, им с Катей еще нужно было собрать всех малых и спуститься с ними на вахту, где уже занял свою позицию отставной прапорщик.
Там, внизу, все прошло как по маслу. Вахтер глянул в подписанные директором пропуска и разрешил воспитанникам забрать из гардероба свои пальто, шапки и шарфы. Мужчины расписались в журнале, после чего гуськом вывели детей на улицу. Еще раз показав пропуска сторожу, сидящему в будке у ворот, они все влезли наконец в теплое нутро микроавтобуса, уже урчащего мотором на холостом ходу. Физрук выжал сцепление и выехал на дорогу. За исключением неизбежных случайностей, операция «Эвакуация» в общем и целом шла по плану.
У поворота, на обочине, на самом ветру уже приплясывала, обхватив себя руками за плечи, тощая несуразная фигура. Андрей Викторович аккуратно притормозил и Петрович, сдвинув дверь в сторону, втянул стучащую зубами Лялю внутрь. Валера подал термос, и учитель труда щедро налил удачливой беглянке полную крышку горячего сладкого чая с парой чайных ложек коньяка для аромата. А потом отправил ее, размякшую и покрасневшую, в «цветник» – на заднее сиденье, где уже сбились в кучку Катя, Лиза, Вероника и Марина.
Как только все уселись и уплотнились, Петрович по-гагарински сказал: «Поехали!», его коллега нажал на газ, и прошлое скрылось за поворотом дороги.
В ателье с Лялей возникли проблемы. На всех остальных несовершеннолетних членов команды Сергей Петрович заранее дал размеры, одежда для них была уже сшита, и сейчас только предстояла примерка и окончательная подгонка. Причем все детско-юношеские вещи шились с большим запасом ткани на швах, чтобы потом можно было распороть их и заново сшить уже на больший размер. Для Ляли костюма не было, и ей пришлось подбирать из тех готовых изделий, что предназначались к продаже через магазины. Короче, своя «Малая Арнаутская улица» есть не только в Одессе, и не будет тайной, что еще с советских времен более половины импортных шмоток – совсем не импортные. Но это лишь полбеды – готовые изделия (правда, сшитые на мужчин) конечно, нашлись. Надо было только чуть больше повозиться с подгонкой. Главная же проблема заключалась в другом.
За экипировку для остальных членов команды бывший прапорщик уже дал аванс наличными из своих личных денег, и теперь Петрович с карточки должен был лишь произвести окончательный расчет. Пришлось сбрасывать карточку до нуля, собирать по карманам последнюю наличку и опять проставляться хозяйке ателье «самым настоящим армянским коньяком». И все равно не хватало около пяти тысяч.
Андрей Викторович даже положил в кучу свое золотое обручальное кольцо. Увидев такую картину, хозяйка заведения, очевидно, вспомнив, что эти двое уже сделали ей оплаченный заказ на триста с лишним тысяч, махнула рукой. Может, в ней проснулась совесть, а может, и разыгралась жадность – не захотела расставаться с коньяком и теми деньгами, что эти двое смогли собрать. А может, дело было в том, что лет пятнадцать назад Андрей Викторович служил вместе с ее покойным мужем.
– Ладно, – махнула рукой Антонина Степановна, – берите. Отдадите, когда сможете…
И она не прогадала. Она поимела с них вполне приличную сумму. Полный комплект первопроходца состоял из двух пар летнего и двух пар теплого зимнего белья, двух пар свитеров и трико, двух теплых фланелевых рубашек, одной демисезонной непромокаемой куртки-ветровки с капюшоном, двух пар плотных брюк цвета хаки, рыбацкого непромокаемого костюма, черной вязаной шапки, летнего и зимнего охотничьих камуфлированных костюмов, камуфлированного жилета-разгрузки, белого маскировочного чехла на зимний костюм, непромокаемых перчаток и теплых зимних рукавиц. До кучи через ее связи были куплены высокие резиновые сапоги, легкие летние и теплые зимние охотничьи ботинки. И все это надо примерить и при необходимости подогнать.
После трех с половиной часов охов, ахов, восторженных писков и визгов, из ателье с большими хозяйственными сумками в руках вышла компания, совсем не похожая на прежнюю. Больше всего сейчас они смахивали на юношескую сборную по одному из зимних видов спорта. Казенные сиротские шмотки были сложены в большие пластиковые мешки и оставлены на даче Сергея Петровича. Когда их бросятся искать, то в первую очередь обязательно сунутся туда – и сразу наткнутся на казенное добро. Но что при этом подумают – уже никого не волновало.
Покидав сумки и мешки в багажное отделение «Соболя», компания одинаково одетых подростков чинно расселась по своим местам. Переполняющие их эмоции отражались на лицах. Андрей Викторович, вышедший из ателье заранее, чтобы прогреть двигатель, тронул машину с места и они покатили вперед, навстречу новой жизни.
Товарищ старший прапорщик вел машину предельно аккуратно, стараясь не привлекать внимания гаишников, и молился о том, чтобы им хватило бензина. На всю компанию у них при себе не оставалось и рубля. Но до заветной просеки доехали благополучно. По дороге все молча смотрели в окно, понимая, что если все пройдет как задумано, они никогда больше не увидят ни этого города, ни этих машин – ничего того, что есть в этом времени, кроме того, что они возьмут с собой в прошлое. Они прощались со всем добрым и недобрым, что пришлось испытать им здесь в первой части своей жизни. Всего неделю назад четверо из них впервые ступили на землю юного, еще не знающего цивилизации мира. И вот теперь они уходят туда окончательно и бесповоротно. Но на их лицах не было слез. Теряли они в этом мире совсем немногое, а вот приобрести должны были весь мир.