– Кобель ты, Антон! – в сердцах только и ответила Марина Витальевна, – все бы тебе о пошлом.
Антон отошел, а про себя женщина подумала, что теперь именно ей надо «по-мужски», тет-а-тет, переговорить со всеми заинтересованными в этом деле сторонами, для того чтобы найти взаимоприемлемое для всех решение. Чуяло ее сердце, что это не последний такой случай. И хорошо еще, что две этих молодых дурочки не втюрились в одного и того же мужика.
Вон, Валерку уже по всем правилам женского искусства осаждают две рыжих из ларца, одинаковых с лица, и бедный парень не знает, кого выбрать. Да и как тут ему выбирать – девки же абсолютно одинаковые, и к тому же в каком-то смысле абсолютно развращенные. То есть не знающие никаких свойственных для более поздних времен запретов и табу. Они поставили себе цель укрепиться в новом племени, и прут к ней с изяществом шерстистого носорога. А парень должен знать, что брак – это не только секс и все тридцать три удовольствия, но еще и ответственность за тех, кого приручил, хотя в данном случае выходит-то наоборот. Не он приручает, а его пытаются окрутить, причем сразу в четыре руки. Но нет, пусть Даша с Машей сперва станут полноправными членами их клана. И только потом их можно будет допускать к Валеркиному телу.
Скорее бы уже сестренки заговорили на великом и могучем. Тогда будет возможно разрулить с ними эту ситуацию на чисто вербальном уровне, а не как сейчас – стрельбой глазами и ужимками. Или сразу ввести в их обществе полигинию? Мужики, конечно, будут не против, но об этом надо будет еще не раз как следует подумать, чтобы сгоряча, из сиюминутных соображений, не наломать дров. Итак – совету вождей быть завтра вечером. Она выскажет мужчинам свои соображения, пусть они не спеша все обдумают, и на завтрашней стоянке все четверо соберутся и решат этот семейный вопрос.
Одна, а фактически две семейные пары (если считать и ее с Антоном Игоревичем), у них уже есть. При этом намечается еще две. И надо ли им, чтобы, кроме пар, среди них появились тройки, четверки и прочие многоугольные семейные комбинации. Тут стоит только начать – потом греха не оберешься. Правда, неизвестно, что хуже – полигиния или болтающиеся то тут, то там одинокие девчонки и молодые женщины, изнывающие от недостатка мужчин и пытающиеся урвать себе хоть немножечко счастья.
А на охоте тем временем удача была на стороне Ляли, в соответствии с принципом: «новичкам всегда везет». Не успели они отойти подальше от места стоянки «Отважного», как Майга сделала охотничью стойку. И точно, в небольшой укрытой от ветров ложбине обнаружилось маленькое стадо северных оленей – крупный самец и два десятка годовалых подростков и самок с новорожденными оленятами.
– Твой выстрел, – тихо сказал Петрович Ляле, взяв Майгу на короткий поводок. – Вон тот молоденький самец с краю. Лиза страхует…
Олени сразу заметили появление своих извечных двуногих врагов, но, видимо, сочли дистанцию в сотню шагов для себя неопасной и продолжили пастись, лишь изредка поглядывая в сторону людей. Их опыт говорил, что никакой, даже самый сильный охотник не способен метнуть свое копье на такое большое расстояние.
Ляля рычагом взвела арбалет, вложив в паз стрелу с наконечником на крупную дичь. Потом она опустилась на одно колено, вскинув арбалет к плечу. Руки ее не дрожали. За месяц жизни на свежем воздухе, прошедший с начала путешествия, на руках у Ляли наросли довольно неплохие для девочки мышцы, а тощая прежде фигура начала округляться во всех положенных местах. Физические нагрузки и обильное натуральное и экологически чистое питание способны творить еще и не такие чудеса.
Тщательно прицелившись чуть выше середины груди указанного ей оленя, девочка плавно, как ее учили, надавила на спуск. Выстрел, щелчок тетивы, негромкий свист – и олень, взбрыкнув ногами, падает на бок с пробитой грудью, в которую полуметровая карбоновая стрела ушла почти по самое оперение.
– Молодец, – Петрович одобрительно крякнул, – пошли, посмотрим на твою добычу.
Раненый олень сучил ногами, пытаясь подняться. Но это уже была агония. Перепуганное стадо бежало, а с пригорка спускались двуногие убийцы с собакой.
Мужчина посмотрел на умирающего оленя и сказал Ляле:
– Помнишь, чему тебя учили? Добей его!
Зажмурившись от страха и отвращения, девочка вытащила нож и перерезала оленю горло. Хлынула кровь, животное дернулось последний раз и затихло. Половина дела была сделана, теперь осталось разделать и освежевать добычу – занятие кровавое и довольно грязное.
Пока Ляля с Лизой вспарывали оленью шкуру от горла до паха, Петрович, оглядываясь по сторонам, достал рацию и вышел на связь с группой коллеги. Одного молодого оленя, уже успевшего отъестся на весенней травке, весом чуть больше центнера, им всем хватит за глаза и за уши, по крайней мере, на ближайшие день-два. Так что охоту на сегодня можно было считать законченной, зато совсем не лишней окажется помощь в разделке туши и перетаскивании мяса и шкуры. Почуявшие запах крови местные шакалы уже завели за ближайшим холмом свою заунывную песню, и помощь в охране и обороне добытого мяса от них тоже весьма пригодится.
Группа Андрея Викторовича подошла минут через пятнадцать, когда орудовавшие острыми ножами Ляля и Лиза уже наполовину сняли с оленя шкуру.
– Кто? – спросил старший прапорщик, бросив взгляд на девочек, с перемазанными в крови руками возящихся вокруг туши.
– Ляля, – негромко ответил Петрович с оттенком гордости.
– Молоток, девка! – так же тихо сказал Андрей Викторович. – Значит, с нее будет толк?
– Будет! На том и стоим. Считаю, что свой экзамен на зрелость она уже сдала.
– Заметано! – кивком подтвердил бывший физрук, – возражений нет. Сегодня же торжественно и перед строем вручу ей все, что положено в вечное и безраздельное пользование…
Услышавшая эти слова Катя, тут же с визгом полезла к Ляле обниматься. Впрочем, до возвращения на «Отважный» им предстояла еще целая куча дел.
* * *
10 июня 1-го года Миссии. День двадцать седьмой. Ночь. 35 километров северо-восточнее Дувра.
Около полуночи крапающий дождик неожиданно перешел в настоящий ливень, сопровождаемый ураганным западным ветром. Крутая волна, разогнавшаяся на просторе Великой Реки, перекатывалась через низкую песчаную косу и раскачивала «Отважный», несмотря на то, что тот стоял на двух якорях и был притянут швартовыми к вбитым в берег деревянным кольям. Буря ревела, потоки дождевой воды падали почти горизонтально, гром, правда, не гремел и молнии во мраке тоже не сверкали, но и того, что было, оказалось вполне достаточным. Природа разгулялась во всю мощь, показывая, что шутки с ней плохи.
Проснувшийся от раскачивания корпуса судна и заунывного воя ветра в снастях Сергей Петрович откинул занавеску, быстро оделся при свете мотающейся под потолком тусклой дежурной лампочки, схватил мощный светодиодный фонарь и выскочил на палубу проверить обстановку. Там его сразу же ослепили бьющие с ураганной скоростью потоки дождя и оглушил вой ветра. Убедившись, что все нормально, якоря и швартовы держат, и «Отважному» ничего не угрожает, промокший и продрогший, он вернулся в кают-компанию и обнаружил, что на его койке лежит Ляля, укрывшаяся одеялом до самого подбородка.
– Ляля?! Что ты тут делаешь? – удивленно произнес мужчина и сразу же вспомнил тот разговор, который вечером завела с ним Марина Витальевна.
– Т-с-с!!! – тихо сказала захватчица, – только не шуми, Петрович. Не видишь разве, что девушке одной страшно…
– Ляля, – строго сказал учитель, – молоденьким девочкам вроде тебя не место в постели взрослого мужчины.
– А вот и нет, товарищ педагог, – высунула язык Ляля, – я уже не девочка, а взрослая женщина, как вы сами сказали, достигшая возраста фактического совершеннолетия, и теперь сама могу решать, что мне делать и с кем…
– Ох, Ляля, – растерянно сказал Сергей Петрович, – а что на это скажет Марина Витальевна?
– Витальевна сказала, – ответила Ляля, прикрыв глаза, – что если очень хочется и по взаимному согласию, то можно. Я, например, согласна…
Приоткрыв один глаз и внимательно посмотрев им на растерявшегося Сергея Петровича, Ляля повернулась на бок, отодвинувшись к самому борту.
– Ну что ты стоишь как неродной, Петрович, – с придыханием прошептала она, – ты же совсем замерз! Иди ко мне – я не кусаюсь…
Петрович подумал, что если сейчас кто-нибудь проснется и увидит, как Ляля заманивает его к себе под одеяло, а он упирается и ломается, как какой-нибудь мальчик-ботаник, то вопросов потом будет явно больше, чем ответов. Поэтому он быстро разделся и юркнул под приглашающее откинутое одеяло, задернув за собой занавеску.
– Какой ты холодный, прямо как лягушка, – прошептала Ляля, прижимаясь к нему всем своим горячим телом, – даже с пупырышками. А я тебе и место уже нагрела…
– Пупырышки бывают только у жабы, – машинально ответил Петрович.
– Это неважно, – отмахнулась Ляля, – мы не на уроке биологии. Я тебя буду греть, а ты, милый, слушай. Мы тут с девчонками немного посовещались и решили, что Катька, раз уж она теперь замужняя женщина и влюблена как кошка, остается со своим Сергеем, Лизе нравится Мускул, а я ухаживаю за тобой, тем более, что ты мне тоже нравишься. Не могу сказать, что я влюблена в тебя до безумия, как Катька в своего Сергея, но ты умный, добрый, совсем не страшный и относительно молодой. Мне с тобой хорошо и спокойно. В конце концов, не с местными же мне путаться, когда прямо под боком есть такая замечательная кандидатура?
– А как же Валера? – тихо спросил Петрович, отогреваясь в блаженном тепле.
– Валерка, – хихикнула Ляля, – какой-то он квелый – третий сорт не брак. Но холостым он не останется – мы с девчонками об этом позаботимся.
Ляля тряхнула головой, отбрасывая со лба волосы.
– Короче, Петрович, – сказала она, приподнявшись над ним, – если ты сегодня ничего не хочешь, то давай спать. Теперь дай мне руку. Правильно. Вот так.