В середине жилища имелся небольшой очаг, обложенный камнями, а сверху было оставлено отверстие для выхода дыма. Больше всего сия конструкция напоминала индейский вигвам – в том смысле, в каком это слово употребляли сами коренные американцы. У нас вигвамом почему-то, называют совершенно другую конструкцию временного разборного жилья, которую индейцы называют «типи».
Осмотрев стойбище, мужчина подумал, что, поскольку один шалаш мог принадлежать шаману, тут в прошлом году обитало шесть-семь семей, в каждой из которых было от двух до четырех взрослых и от трех до пяти детей, причем число взрослых охотников в группе не могло быть более шести-восьми человек. Дальше можете посчитать сами.
Осмотрев на обратном скате холма изрядно размытую дождями мусорную кучу, первоначально скрытую от глаз, учитель сделал вывод, что местные охотились на животных практически всех размеров – от бизона до кролика, а также не брезговали и речной рыбкой, на которую наверняка охотились с острогой. Некоторые рыбьи позвонки просто впечатляли своими размерами, и как раз рыбных отходов в куче было больше всего. Костей мамонта не было, да и откуда взяться мамонту в этом болотисто-лесном краю.
Не найдя больше ничего интересного, исследователи вернулись в лагерь, где в котле, вокруг которого хлопотали Марина Витальевна, Дара, Мара и Ляля с Лизой, уже доходила до готовности каша с овощами и вчерашней подсоленной кабанятиной. Долго ли умеючи, да еще одной большой командой. Закончив работы по кухне, девицы, как и предполагалось, отпросились купаться. Правда, на этот раз обошлось без какой-то особой театральности и эротических поз. Такого запала, как день назад, уже не было. Быстренько разделись, поплескались в заливчике, и так же скоро вернулись обратно – вытираться и одеваться. Солнце стояло уже низко, и было чуть прохладно. Но после путешествия по северам – все равно курорт.
После ужина было объявлено общее собрание клана.
Над горизонтом пылало багровое солнце, похожее на гигантский экзотический фрукт. Вечерняя прохлада была на насыщена резкими запахами трав и влажной земли. Члены клана сидели полукругом на земле возле потрескивающего костра.
– Итак, – сказал главный прогрессор, – теперь понятно, что люди в долине Гаронны есть. Но их не очень много. Мы прошли от устья уже порядка восьмидесяти километров – и встретили только это небольшое стойбище, к тому же брошенное в прошлом году.
– Быть может, – сказал Антон Игоревич, – для постоянной жизни они предпочитают места повыше и посуше, а сюда ходят осенью, к примеру, собирать перед зимой болотную ягоду.
– Возможно, – кивнул Петрович, – если эти шалаши регулярно подновлять свежим тростником, то они способны прослужить еще не один год. Впрочем, по этому вопросу у нас есть какой-никакой местный эксперт. Гуг, а ты что скажешь?
– Хороший дичь тут мало, – немного подумав, сказал Гуг. – Женщины ягода болото собирай – да. Бизон нет, большой олень нет, лошадь тоже нет. Тут жить – нет. Плохой место. Ты вождь. Ты думай.
– У нас другие методы вести хозяйство и охотиться.
– Я знай это, – ответил Гуг, – голод этот клан нет. Еда всегда есть. Петрович – хороший вождь.
– Спасибо, – сказал тот, – в общем, Гуг подтвердил то, что мы и так уже поняли. Постоянно люди тут не живут и, возможно, навещают это место лишь осенью собрать урожай ягод.
– Возможно, – сказал геолог, кивнув на холмы на другой стороне реки, – местные приходят сюда с той стороны водораздела. Там местность должна быть посуше, и сразу за этими лесами могут уже начинаться более открытые лесостепи.
– Это не исключено, – сказал Петрович, – особенно если они уже умеют делать челноки – долбленые, или каркасные, обтянутые кожей, как у эскимосов.
– Скорее всего, умеют, – кивнул Андрей Викторович, – ту рыбку, косточки которой мы видели с тобой там наверху, с берега не загарпунишь. Так что прийти они могли не только из-за тех холмов, но и откуда-нибудь с верховий.
– И что это для нас означает? – спросил Сергей-младший.
– А то, – ответил учитель, – что постоянно в этих местах никто не живет. Но в то же время местные тут бывают, в том числе передвигаясь на лодках по рекам. С одной стороны, это исключает возможность конфликта с местными из-за территорий, а с другой, даст нам неплохую возможность для контактов. Предлагаю строить наши дальнейшие планы, исходя из полученной только что информации; и пока не менять первоначального решения и продолжить наше путешествие к месту слияния Гаронны и Дордони.
– Не возражаю, – кивнул Андрей Викторович, – а ты, Антон?
– Я тоже, – сказал бородач, – и думаю, что все остальные с этим решением тоже согласны.
Лиза, до того задумчиво молчавшая, вдруг набралась храбрости и встала на ноги.
– А у женщин есть право голоса на нашем собрании? – спросила она.
– Конечно, есть, – удивленно сказал Сергей Петрович, – если ты хочешь что-то сказать, то мы тебя слушаем.
– Хочу, – переминаясь с ноги на ногу, сказала девушка, – хочу, чтобы Андрей Викторович наконец перестал меня мучить и прямо сейчас стал моим мужем.
– Вот так номер… – удивился учитель, который, конечно ожидал от Лизы всякого, но только не такой примитивной лобовой атаки, – Лиза, а может, ты все же подождешь, до конца совсем немного осталось.
На это предложение девица отрицательно замотала головой, а на ее глазах показались слезы отчаянья.
– Не видишь, Петрович, – со вздохом сказала Марина Витальевна, – совсем извелась девка. Не может она больше ждать.
– Ладно, – сказал Сергей Петрович, вставая на ноги, – Андрей, желаешь ли ты взять в жены девицу Елизавету и жить с ней в любви и согласии, пока вас не разлучит смерть?
– Желаю! – сказал неожиданно тоже вставший и покрасневший старший прапорщик.
Не успел проводящий церемонию мужчина раскрыть рот, чтобы задать такой же вопрос Лизе, как та сломала всю церемонию и, бросившись к милому, с визгом повисла у него на шее, поджав ноги.
– А теперь – дискотека, – хлопнул в ладоши Сергей-младший.
– Э нет, – сказал учитель, – сначала мы должны сделать все как положено. Ляля, не в службу, а в дружбу, принеси-ка сюда мой брачный шнур…
Потом, когда руки новобрачных были наконец перевязаны шнуром, включилась музыка и началось короткое, но бурное веселье. Девки втянули в круг даже упирающуюся Марину Витальевну.
Все испортили комары, с заходом солнца тучей поднявшиеся над тростниковыми зарослями. В ответ в костер были брошены зеленые ветки и тростник, и танцы продолжились уже посреди дымной пелены. Когда все умаялись до полного нестояния на ногах, новобрачных с все еще перевязанными руками проводили в выделенную им двухместную палатку и задернули за ними полог. Все остальное – дело личное и сугубо интимное. Правда, сама Лиза так не считала и ее счастливые стоны, ахи и охи были слышны далеко окрест…
* * *
19 июня 1-го года Миссии. День тридцать шестой. Гаронна, 80 километров северо-западнее современного Бордо.
Прислушавшись к своим ощущениям, Лиза поняла, что у нее болело буквально все, разве что за исключением головы. Вчера вечером они с Андреем Викторовичем не сдерживали своих чувств и страстей. Девушку, что называется, прорвало, и своим пылом она сумела заразить и своего мужчину, внешне спокойного и невозмутимого. Бурная страсть, помноженная на жаркий восточный темперамент, принесла свои плоды, и хоть ее новый супруг и старался быть осторожным, для Лизы, до того не знавшей мужчин, он все же оказался несколько великоват. Но, не смотря на все эту боль, Лиза чувствовала себя полностью и абсолютно счастливой. Ей хотелось петь, смеяться и делать разные глупости. Она добилась своего и отдала свою невинность любимому мужчине уже после свадьбы, и пятно крови на простыне говорило об этом весьма красноречиво. Что может быть лучше такого исхода для порядочной девушки? Боль – она пройдет, а счастье останется с ней навсегда. Подождать три-четыре дня, пока все заживет, а потом можно будет попробовать снова, на этот раз более спокойно, прислушиваясь к своим ощущениям, для того чтобы насладиться каждым взаимным взглядом, жестом и ласкающим прикосновением.
Обмотав бедра полотенцем и вытащив из рюкзачка мыло и бритвенный станок, Лиза собрала свою одежду и осторожно выглянула из палатки. Было довольно прохладно, и над рекой и берегом висел плотный утренний туман.
«Ну и замечательно», – подумала она, и, выбравшись наружу прямо в чем была, побежала к берегу умываться и приводить себя в порядок.
Немного поплескавшись на мелководье в теплой, как парное молоко, воде, и смыв последствия бурной ночи, Лиза намылилась и принялась станком изводить волосы во всех местах, кроме головы. Этот обычай среди женской части клана Прогрессоров был введен Мариной Витальевной, которая считала, что не стоит оставлять на человеческом теле никаких заповедников для разведения разного рода насекомых. Гигиенично, особенно в полевых условиях. Да и мужчинам такой обычай среди женщин тоже весьма приятен.
Закончив с бритьем, Лиза еще раз ополоснулась и, насухо вытершись полотенцем, принялась одеваться. Вот так, в футболке, трусиках и наполовину натянутых штанах ее и застала спустившаяся к реке для утреннего туалета дамская компания. Катя, Ляля и рыжие сестры шли группкой, ежась от холодка и тихо переговариваясь между собой. Чуть поодаль вслед за ними шла Марина Витальевна.
Увидев Лизу, Катя замерла на месте, а Ляля, напротив, бросилась к торопливо натягивающей штаны подруге, обняла ее, и девушки ласково потерлись носами. Это привычку они переняли от Дары и Мары, хотя и близнецам тоже очень понравилось целоваться, особенно со своим Валерой. Такая вот получилась взаимная конвергенция.
Следом за Лялей к Лизе подошли близняшки – также выразить свою приязнь и уважение. Катя же только фыркнула, она-то считала такие выражения чувств ниже своего достоинства.
Женщина приветливо кивнула Лизе и внимательно посмотрела ей в глаза.
– Ну что, ты довольна, Лизонька? – по-матерински участливо спросила она.