Девочка схватила брата за руку и побежала к столикам, зовя маму. Залаяла собака. Я поднял голову, но это был не он. Не Мистер. В ветвях казуарин пронзительно закричали птицы. Они поднялись в воздух одной большой черной тучей, и я почувствовал, как волшебное очарование этого дня рассеивается. Мне становилось страшно. А вода по-прежнему отступала.
Длиннохвостая лодка, которая еще недавно плыла по мелководью, теперь стояла на суше, и молодой рыбак растерянно глядел на окружающий ее мокрый песок.
– Смотрите, – сказал кто-то. – Как красиво!
Туристы глядели на море.
Далеко, на самой границе зрения, словно на краю мира, оно превратилось в белый, пенный гребень волны.
Гребень казался удивительно чистым и неподвижным.
Вода под ним была иссиня-черной.
И когда я посмотрел на эту иссиня-черную воду, то понял, что она все-таки движется.
Она была еще очень далеко, но она наступала. Море возвращалось, однако это была уже не легкая волна, а могучий вал, и я почувствовал, как страх во мне растет. Я зарылся пальцами в песок, сопротивляясь напору воды. Старого рыбака, который стоял рядом со мной, сбило с ног.
Я помог ему подняться. Рыбак благодарно кивнул и сказал по-английски:
– Уходите. Сейчас. Бегите.
Я растерянно уставился на него.
– Бегите! – повторил он.
Под деревьями сидела группа старых массажисток, готовых к началу рабочего дня. Люди по-прежнему заходили в воду и во все глаза смотрели на море, на движущийся горизонт, и я тоже остался стоять.
– Мой фотоаппарат… – пробормотал сонный женский голос. – Смотри, не намочи…
Снова залаяла собака – настолько похоже на Мистера, что я невольно улыбнулся.
Зовя его по имени, я пробрался сквозь толпу глазеющих на море туристов, прошел через опустевшее летнее кафе и заглянул в заднюю дверь кухни. Это оказался не Мистер, а какая-то другая собака. Она была привязана измочаленной веревкой к водопроводному крану и, выпучив глаза, тщетно пыталась освободиться. Собака словно обезумела, и я побоялся, что она себя покалечит, поэтому присел на корточки и принялся растягивать узел. Всю дорогу она пыталась схватить меня за руку, и в последний момент, когда я уже развязал веревку, ей это удалось. Я выругался, но ее уже и след простыл.
Я дотронулся до руки – кожу собака, к счастью, не прокусила, – и тут впервые услышал рокочущий звук – белый шум, похожий на рев какого-то ужасного двигателя. Воздух задрожал. Потом раздался чей-то крик, и я оглянулся на море.
Волна неслась на берег – казалось, море хочет заполнить собой все небо. На песке неподвижно, как статуя, стоял человек и завороженно смотрел на волну. На плечах у него было наброшено полотенце, чтобы кожа не обгорела. В следующий миг он исчез, сгинул в нахлынувшей воде, которая подступала все ближе и ближе.
Волна разобьется, подумал я, обязательно разобьется. Но она не разбилась, а продолжала наступать: поднялась по крутому берегу, промчалась через летнее кафе и хлынула в отель. От рева ветра у меня гудело в голове и перехватывало дыхание.
Вода подхватила меня, как щепку, и поволокла спиной вперед, слегка развернув. Она не была чистой, по крайней мере теперь. Она была мутной, словно бурлящая грязь, завихренной, бурой, вонючей.
Потом меня с силой впечатало в стену – удар пришелся на лоб и переносицу. Вода прижала меня к кирпичам так, что лицо терлось об их шершавую поверхность, пригвоздила к месту и какое-то время не давала пошевелиться – несколько минут, а может, и секунд. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, что-то заливало глаза, и когда я понял, что это кровь, сердце у меня чуть не разорвалось от ужаса.
Я ругался, просил и молился, а когда наконец сумел повернуть свою онемевшую, разбитую голову, то не узнал ничего вокруг. Я оказался в совершенно ином месте, и от слепого ужаса по коже у меня побежали мурашки.
Тесс, подумал я, Кива и Рори…
Пляжа, по которому я ходил всего несколько минут назад, больше не существовало.
Я не мог взять в толк, на что смотрю. Все было незнакомым, не поддающимся пониманию, новым. Мир сошел с ума, распался на части, исчез под лавиной воды.
Мимо проплыла длиннохвостая лодка с оборванными швартовами. А потом машина. А потом человек. А потом пляжный домик, совершенно целый; внутри кричали, молили о помощи и звали родных невидимые жильцы.
Я думал, худшее уже позади, но тут заметил, что вода продолжает подниматься, и заскулил, как животное. Грязная жидкость дошла мне до груди и быстро достигла подбородка. Я захлебнулся, закашлялся и с ужасом понял, что умру, если немедленно отсюда не выберусь. Однако я был не в состоянии даже пошевелиться. Вода оказалась самой могущественной силой на свете. Я не мог с ней бороться.
И тут чьи-то руки схватили меня за футболку и потащили куда-то в сторону, прочь от стены, а потом вверх по бетонным ступеням.
Несколько минут я стоял на четвереньках, пока меня рвало грязной водой и трясло от страха, потом повернул голову и огляделся: я был на ступеньках лестницы. Сверху, с балкона, смотрели люди. Человек, который меня спас, помог мне подняться на ноги и что-то произнес на незнакомом мне языке.
– Я не понимаю, – ответил я. – Извините.
С его помощью я поднялся по ступенькам, и мы попали в ресторан. Накрытые к завтраку столики и большой шведский стол были целы и невредимы: вода сюда не добралась.
На меня уставился ребенок – та самая девочка с пляжа, которая знала про волну от учительницы; та самая, которая поняла, в чем дело; та самая малышка, которая сказала, что у нас десять минут. Я же по-прежнему ничего не понимал.
Я вышел на балкон вместе с остальными. Мы словно находились на каком-то странном корабле посреди беспощадной бури.
Вода внизу стала теперь белой, а под грязной пеной и мусором, под плывущими на поверхности шезлонгами, вырванными с корнем деревьями, разбитыми столиками, стульями и солнечными зонтиками в ней что-то бурлило и взрывалось. Вода казалась живым существом, которое хотело нас убить, и при виде ее мне стало плохо от ужаса и сознания собственной беспомощности.
В воде были люди.
Внезапно свет в ресторане погас. Я оглянулся, а когда снова посмотрел вниз, люди уже исчезли. Все, кроме одного – смуглого поджарого тайца, который успел взобраться на казуариновое дерево. Потом вода вырвала дерево из земли, и он тоже исчез.
Суши больше не было.
Мир превратился в сплошную воду – движущуюся, грязную, смертоносную. Со своего балкона мы смотрели на проплывающие мимо деревья. В водовороте, как на адской карусели, бешено кружилась машина. Прежде чем ее унесло течением, я успел заметить в окне бледные, испуганные лица.
– Это не только на нашем пляже! – крикнул кто-то, но я не мог поверить, что сила стихии превосходила то, что творилось у меня на глазах.
– Еще одна волна! – воскликнул другой голос, и в это я поверил легко, поверил всем сердцем. Мы смотрели на горизонт и с ужасом ждали, когда вода придет и заберет нас.
Потом она начала отступать, и люди на подкашивающихся ногах стали спускаться вниз. Некоторые плакали, многие звали по имени пропавших родных. Мир распался на части, и всех мучили одни и те же мысли:
«Где вы?»
«Неужели вас у меня отняли?»
«Встретимся ли мы когда-нибудь?»
Я заплакал. Из груди вырывались бесполезные, раздирающие слух рыдания, не похожие на звуки человеческого голоса.
Тесс… Кива и Рори…
Я видел, как мою жену и детей уносит волной, видел в тысячу раз яснее того, что происходило вокруг, и зрелище это было подобно ножу, который всаживали мне в лицо снова, и снова, и снова.
16
Я медленно шел по блестящему грязному болоту, которое расстилалось там, где раньше был пейзажный сад отеля.
Ног я не чувствовал, словно кости превратились в желе. Стопы увязали в грязи. Я посмотрел вниз и увидел, что остался босиком. Я выругался. Без сандалий будет труднее добраться до дома – или до того, что от него осталось.
В том месте, которым я ударился о кирпич, лоб раскалывался от боли, и когда я дотронулся до него, на пальцах осталась липкая свежая кровь.
Рядом со мной кто-то стоял. Я с трудом сообразил, что это человек, вытащивший меня из воды.
– Вам нужно отдохнуть, – сказал он, дотрагиваясь до моей руки.
– Нет, – ответил я и оттолкнул его – грубее, чем собирался. – Мне нужно найти их – найти свою семью.
– Вашу семью… Конечно. Удачи.
Я потащился вперед. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Потом я обернулся и посмотрел на него.
– Спасибо, – сказал я, как будто он придержал для меня дверь, а не спас мне жизнь.
Он кивнул, молча глядя на меня.
– А вы как же? – спросил я.
– Моя семья была на втором этаже, – ответил он, оглядываясь на отель. – Жена и наш малыш. Они завтракали наверху. С ними все хорошо.
Я кивнул. Конечно, я был рад за него, но в то же время меня внезапно придавило сознание того, что в этот день судьба каждого зависела от случая: пошел на завтрак – остался в живых, пошел на пляж – погиб. Потом моего спасителя окликнула красивая женщина с грудным ребенком на руках, и он отвернулся, а я побрел в сторону моря, жалея, что не спросил, как его зовут.
Песок на пляже был все такой же мягкий, по цвету скорее похожий на снег, чем на золото, словом, обычный песок северного Пхукета. Пляж выглядел нетронутым, если не считать разбросанной по берегу мертвой рыбы. Мертвая рыба валялась повсюду.
Я посмотрел на свою окровавленную руку и вытер ее о футболку. На ходу я оглянулся на отель в последний раз и увидел освещенный солнцем ночной кошмар. Все сделанное руками человека было разбито вдребезги. Все, что находилось на первом этаже, вода выволокла наружу и растерзала.
Я услышал, как люди зовут пропавших родственников, и заковылял дальше, усилием воли заставляя себя передвигать ноги. Я видел перед собой жену и детей, и это видение жгло мне глаза, скручивало живот и впивалось в сердце.