– Я понимаю. Но сидеть здесь, шпионить за ней…
– Я не шпионю, – возразил Ник и одним глотком допил пиво. – Я просто хочу быть рядом.
Однако ему было отказано даже в этом. К нашему столику подошел вышибала. Он стоял, опустив руки по швам, и всей своей позой как бы извинялся перед нами, но я знал, что его поведение в любую секунду может измениться. Если Ник и заметил вышибалу, то виду не подал.
– Я слышал, некоторые женщины выходят за иностранцев, хотя у них уже есть тайский муж. Таких историй много. Говорят, они просто не считают нас полноценными людьми, поэтому браки с нами вроде как ненастоящие.
Я подумал о двоюродном брате Кай и тут же заставил себя отогнать непрошеную мысль.
– Это не ты говоришь, Ник. Это пиво в тебе говорит.
– Если кто-нибудь ее хоть пальцем тронет, я его убью!
– Эй, – сказал я, – держи себя в руках.
Вышибала взял Ника под локоть и почти без усилий поднял со стула. Таец знал, что делает. Все так же одной рукой он легко развернул моего друга лицом к выходу. Тогда я встал с места, перегнулся через стол и с силой ударил вышибалу в грудь. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Он думал, что справится со мной одной левой, и, возможно, не ошибался. Однако не был уверен на все сто, потому что для меня этот пьяный англичанин значил гораздо больше, чем для него.
– Мы уходим, – сказал я, и вышибала отпустил Ника.
Я взял друга под руку и повел обратно в бар. Он улыбался и думал о чем-то своем.
– Знаешь легенду об Орфее и Эвридике? – спросил Ник.
– Просто пойдем домой, хорошо? Можешь остаться на ночь у меня.
– Орфей отправился в царство мертвых за своей женой Эвридикой. Она погибла в день их свадьбы, когда на нее напал сатир – бросилась бежать и упала в змеиное гнездо. Скорбя о жене, Орфей играл такую прекрасную музыку, что даже боги плакали.
Ник и сам заплакал.
– Кажется, я смотрел такой фильм, – ответил я. – Ну, пошли, пошли.
– Орфею было сказано, что он может забрать Эвридику из мира умерших при одном условии: если не будет смотреть на нее, пока оба они не окажутся в мире живых.
Мы вошли в «Длинный бар». Народу внутри стало еще больше, и продвигались мы медленно. Кай по-прежнему играла с байкерами в «Четыре в ряд». Один из них, маленький и мерзкий, привычным жестом положил руку ей на локоть. Ник на них не смотрел – изо всех сил старался не смотреть. Он был теперь Орфеем в царстве мертвых.
На сцене апатичных гоу-гоу танцовщиц сменила филиппинская группа – гитарист и певица. Гитарист сыграл вступление к Hotel California. Играл он очень хорошо. Девушка запела о темном пустом шоссе – тоже очень хорошо.
– Если я уйду отсюда, ни разу на нее не взглянув, у нас все наладится, – сказал Ник. – Я действительно в это верю.
Какая-то светловолосая девушка, очень хорошенькая и очень пьяная, забралась на сцену и принялась со смехом кривляться под музыку. Музыканты-филиппинцы добродушно улыбались: все это они видели уже не раз. Они не перестали улыбаться, даже когда блондинка схватила микрофон и начала подпевать, хотя была родом откуда-то из восточной Европы и не сильно разбиралась в творчестве Eagles.
– Я люблю ее, Том, – сказал Ник.
– Я знаю.
Мы проталкивались сквозь толпу.
Огромный мужик, бойфренд блондинки, попытался присоединиться к ней и исполнить дуэт. Однако ступеньки были рассчитаны на девятнадцатилетних тайских танцовщиц, а не на пьяных сорокалетних мафиози из восточной Европы. Мужик растянулся на лестнице и прокричал что-то на неизвестном мне языке. Возможно, что-то насчет прекрасного голоса своей подружки.
Наконец мы добрались до двери.
Ник обернулся.
Он просто не мог ничего с собой поделать.
Партия в «Четыре в ряд» закончилась, и Кай стояла теперь у стойки и, перекрикивая шум, обращалась к одному из барменов. Ник оглянулся прежде, чем они достигли мира живых.
– Черное на свадьбе… – пробормотал он. – Ты видел человека в черном на нашей свадьбе?
На другой стороне дороги стоял магазинчик, похожий на стеклянный ящик – одна из тех лавочек, где можно взять напрокат мотоцикл, заказать экскурсию, обменять иностранную валюту на баты, купить билеты на тайский бокс или сдать в стирку белье. Внутри не было никого, кроме малышки в деревянном манеже, которая училась вставать на ноги. Я смотрел на девочку, гадая, где ее родители, и не заметил мотоцикла, пока он чуть нас не переехал.
Я отшатнулся, и мотоцикл промчался мимо. Сбоку у него была люлька с металлической морозильной камерой. Мотоциклист, одетый в школьную форму, затормозил дальше по улице перед одним из массажных салонов, достал из морозилки несколько коробок с мороженым и отдал женщине в обмен на стопку батов.
Когда парнишка чуть меня не сбил, я не заметил светлую прядь у него в волосах. И только когда он распихивал деньги по карманам, я осознал, что полночный мороженщик – не кто иной, как Чатри.
Я отлучился в дом за спальным мешком, а когда вернулся в сарай, Ник пытался закурить очередную сигарету. На этот раз я отобрал у него всю пачку: в сарае стояли канистры с бензином и машинным маслом, не говоря уже о мотоцикле. Ник не возражал. Вечер совершенно его вымотал.
– Я был рад, что ты со мной на свадьбе, – сказал он. – Моя семья не понимала, но я чувствовал, что ты понимаешь. Кай особенная – каждый мужчина думает так о своей невесте, знаю. В ней есть что-то волшебное.
Ник посмотрел на меня, и в ту минуту он не показался мне таким уж пьяным.
– Моя жена совершенно неиспорченная.
– Постарайся заснуть, – ответил я. – Все у вас наладится.
Я действительно верил в то, что говорил. Он продаст еще несколько статей, денег станет больше, и все образуется. Я подошел к двери и подождал, пока он устроится в спальном мешке, прежде чем выключить свет. На это краткое мгновение мне почудилось, будто я его отец, а он мой ребенок. Потом я нажал кнопку выключателя, и стало темно, только снаружи бледно сияли луна и звезды.
– Есть одна фраза, которую мы говорим друг другу, – сонно пробормотал Ник, обращаясь уже к самому себе. – «Чан рак кхун джа дай». Мы все время ее повторяем.
– Я знаю, – ответил я, хотя по-прежнему понятия не имел, что она значит.
Тесс разбудила меня посреди ночи.
– Дым! – сказала она. – Дым!
Я выскочил из постели и принялся натягивать брюки, чувствуя в воздухе густой, едкий дым. Я бросился к двери, а за спиной у меня жена успокаивала проснувшихся детей. Господин и госпожа Ботен уже стояли на веранде своего дома. Рядом с ними, протирая глаза, появился Чатри. Господин Ботен поднял руку и указал в сторону берега:
– Это на пляже.
Далеко внизу изгибался дугой Най-Янг. Посередине пляжа в полной темноте бушевал огонь. Очевидно, пожар начался какое-то время назад, потому что отдельные языки пламени были уже высотой с самые высокие деревья.
В черноте ночи пожар распространял тусклый свет, освещая казуарины и отбрасывая гигантские тени, которые вытягивались и бешено плясали по спящему морю. Густой черный дым поднимался с пляжа, затмевая луну и звезды. Он ел мне глаза.
Я бросился к сараю и распахнул дверь, громко зовя его по имени, хотя и знал, что никого не найду.
30
В жемчужно-сером свете утра жена устроилась позади меня на мотоцикле, и мы поехали на пляж посмотреть на обуглившийся скелет «Длинного бара».
На дороге стояли люди – глазели на черные мокрые развалины, указывали на покореженные металлические табуреты, кучи битого стекла и овальную стойку, похожую на лодку, которую подожгли, затопили, а потом, мокрую и обезображенную, вытащили на поверхность.
Тесс прижалась лицом к моей спине.
– О боже… – проговорила она. – Что же он наделал…
Вскоре люди начали расходиться. Подобные зрелища интересовали их мало. Жители Пхукета не из тех, кто останавливается поглядеть на разбившийся автомобиль: они наблюдают подобные сцены слишком часто. Вид пожарища не произвел на них особого впечатления: совсем недавно они видели еще и не такое. Выгоревшее здание снесут, сравняют с землей, и вскоре от «Длинного бара» останется только смутное воспоминание, а на его месте вырастет что-то новое. И вообще, пора заниматься делами: снаряжать детей в школу, ловить рыбу, предлагать туристам прогулки на слонах, массаж ног, кулинарные курсы и поездки на соседние острова. «Длинный бар» полыхал всю ночь, однако на следующее утро жизнь на белой песчаной полосе Най-Янга продолжалась как ни в чем не бывало. Королевская тайская полиция опечатывала дымящиеся руины, огораживая желтой клейкой лентой участок берега от середины дороги до самого моря.
– Где он? – спросила Тесс. – Где он, Том?
– Не знаю. Ударился в бега?
На дороге стояло пять белых с бордовым пикапов Королевской тайской полиции. «Не многовато ли для пожара в пляжном баре?», – подумал я, но потом заметил, что у ног облаченных в коричневую форму полицейских аккуратно уложены в ряд три мешка для трупов.
Один из копов наклонился и застегнул последний мешок на молнию. Прежде чем она закрылась, я успел увидеть то, что осталось от лица. Покойника я не узнал, зато узнал три взятых напрокат «Харлея», которые по-прежнему стояли на дороге, целые и невредимые.
Коп выпрямился и посмотрел на нас. Это был Сомтер. Он не сделал ни малейшего движения в нашу сторону, но я понял, что просто так уехать не смогу. Сначала придется ответить на его вопросы, даже если он сам знает на них ответы. Потом я увидел рядом с ним высокого человека в надвинутой на лицо зеленой бейсболке с золотистым драконьим гребнем.
– Что здесь делает Майлз? – спросил я.
– Наверное, они были гражданами Великобритании – те, в мешках, – ответила Тесс. – Думаю, поэтому он здесь.
Я ясно представлял себе, как все произошло. Напились и заснули прямо на полу. Ник даже их не заметил.
Потом я увидел, как посреди развалин беснуется и плачет Фэррен, и вспомнил, что ни одно заведение на пляже не застраховано. Если огонь или вода забирали принадлежащее тебе, то забирали навсегда.