Ник задохнулся от горя и любви и замолчал, а затем поднял горсть бамбуковых палочек.
– Ты знаешь, как ими пользоваться? – спросил он.
– Их нужно встряхнуть и посмотреть, какой номер выпадет, потом зайти в соседнюю комнату и прочитать предсказание. Только вряд ли оно написано по-английски.
Ник слегка встряхнул палочки.
– Думаешь, стоит попробовать? – спросил он с вымученной улыбкой. – Стоит узнать, что готовит мне судьба?
– Ник, я нашел ее. Нашел Кай.
Он смотрел на меня и ждал, все еще сжимая в руке палочки.
– Она в заведении для богатых тайцев, – продолжил я. – Иностранцев туда не пускают.
Ник бросил палочки на пол.
– Я иду. Скажи мне адрес.
– Ник…
– Что?
– Это нехорошее место.
– Какая разница? – сердито спросил он. – Какая, черт побери, разница? Или ты думаешь, это что-то меняет?
Благовонный дым щипал мне глаза, наполнял горло и легкие.
– Нет, – ответил я, – совершенно ничего не меняет.
31
Не снимая левой руки с руля, я взглянул на часы: была практически полночь. За спиной у меня слышалось дыхание Ника. Мы оба смотрели на дом.
– Почти пора, – сказал я.
Мы находились на тихой жилой улице в старой части города. Она вела между двумя рядами одинаковых зданий – так называемых китайских домов-лавок. Это были не огромные особняки за кованными оградами, а узкие длинные постройки, сплюснутые с боков и вытянутые назад. В таких селились когда-то семьи попроще – на первом этаже торговали, на втором жили. Большая часть улицы тонула в темноте. Только в одном старом китайском доме, который теперь числился среди самой дорогой недвижимости на острове, горели все окна.
– Думаю, ты понимаешь, что мы не можем просто взять и войти, – сказал я, не оборачиваясь. – Никто нас туда не пустит.
Молчание. Я повернулся к нему и заговорил резче:
– Ты меня слушаешь?
– Да, – тихо ответил Ник, не сводя глаз с ярко освещенного дома. – Я слушаю. Правда слушаю.
«Роял Энфилд» тронулся с места – легко и неторопливо. Ничем не примечательный мотоцикл, каких в городе сотни. Мы отправились на ночной рынок, расположенный на улице, которая ответвляется от дороги на Бхангнга.
Рынок работал в две смены. Я знал, что через несколько часов торговцы начнут раскладывать на прилавках свежие фрукты и овощи, а повара и их подручные придут, чтобы успеть затовариться в прохладные предрассветные сумерки. Потом откроются лавки, предлагающие суп и лапшу тем, кто рано встает или поздно ложится. Сейчас же рынок представлял собой одну большую барахолку, где прямо из кузовов продавали одежду, поделки, пиратские DVD-диски – словом, все, за что можно выручить парочку батов. Отовсюду гремела тайская поп-музыка.
– Откуда ты знаешь про это место? – спросил Ник.
– Тесс как-то заказывала здесь минеральную воду, – ответил я. – Когда мы только приехали.
Я припарковал «Роял Энфилд», и мы пошли бродить между прилавками. Минут через пять я нашел то, что искал – торговца, продающего безалкогольные напитки оптом. Должно быть, он скупил их по дешевке у обанкротившихся предприятий или подобрал груз, который свалился с тук-тука. Я попросил четыре упаковки минеральной воды, по шесть больших бутылок каждая.
– Минералка? – удивленно спросил Ник. – Но зачем нам…
– Слушай, просто закрой рот, доверься мне, и все будет хорошо. Договорились?
Ник посмотрел на меня в резком желтом свете фонарей, и я заметил, что он больше не выглядит молодым.
– Договорились.
Мы поехали обратно. Когда мы свернули на улицу, застроенную китайскими домами-лавками, Ник выругался: на противоположном ее конце стоял полицейский пикап с выключенными фарами. Даже в тусклом свете фонарей было видно, что в машине только один человек.
Я остановил мотоцикл напротив дома с ярко освещенными окнами и повернулся к Нику:
– Это Сомтер. Он будет ждать нас, когда мы вернемся с Кай. Ждать тебя.
Сначала Ник онемел. Потом его лицо исказилось от злости.
– Ты позвонил ему? – процедил он. – Ты позвонил ему?!
– Другого пути нет. Тебе придется ответить за то, что ты сделал. Сбежать ты все равно не можешь. Если бы я думал иначе, я бы тебя отпустил.
Мы оба посмотрели на бордовый с белым фургон в конце улицы. Сомтер неподвижно сидел за рулем.
– Я ему доверяю, – продолжил я. – Сомтер не варвар. Он хороший человек. Он даст нам пятнадцать минут.
Ник повесил голову. А потом рассмеялся.
Сидя на нагруженном водой мотоцикле, я внезапно засомневался, нет ли иного пути.
– Может, это и не слишком удачный план, – заметил я.
Я надеялся, что Ник пойдет к Сомтеру прямо сейчас.
– Нет, – покачал он головой, – план отличный. Вода нужна всем.
Мы взяли по упаковке в каждую руку и подошли к зданию. Слева от двери был домофон. В динамике раздался треск, и мужской голос спросил что-то по-тайски.
– Нам плао, – сказал я. – Курьер. Доставка воды. Нам плао.
– Не поздновато ли для курьера?.. – пробормотал Ник.
Я не ответил.
В доме долго совещались по-тайски. Когда я уже решил, что план мой не сработал, дверь открылась, и на пороге возник крупный мужчина лет тридцати. Он уставился на нас из темноты, потом отступил в сторону и указал на старые бетонные ступени, ведущие наверх.
– Кхоп кхун крап, – вежливо произнес я.
«Большое спасибо».
Я пригнул голову и направился к лестнице. Ник последовал за мной.
Таец рассмеялся.
– Йинди тон рап!
«Добро пожаловать в Таиланд!».
На лестнице было темно, но со второго этажа лился яркий свет. В дверях мама-сан прощалась с несколькими клиентами лет тридцати-сорока. Хотя это заведение находилось не на Бангла-роуд, выглядела она, как любая тамошняя мама-сан: волосы молоденькой девушки и лицо старухи. Только эта не улыбнулась при виде двух белых мужчин. Наоборот, ее улыбка поблекла и исчезла. Она резко мотнула головой на дверь, и мы вошли.
Никогда еще я не видел ничего похожего.
Мужчины стояли вдоль одной стены, пили и курили. Женщины – вернее, девушки десятью, пятнадцатью, двадцатью годами моложе мужчин – сидели вдоль другой и не пили.
Все девушки были одеты в нечто шелковистое, с глубоким декольте и разрезами по бокам. Видимо, так в представлении мамы-сан выглядели вечерние платья. В центре зала стояло небольшое караоке, и одна из девушек пела в микрофон тайскую песню о любви.
Это была Кай.
– Эй! – рявкнула на нас мама-сан, указывая на стойку в углу, за которой молодой тайский бармен ожесточенно колол лед длинным серебристым пестиком.
Когда я подошел к бармену, он даже не взглянул на меня – только показал кивком головы, чтобы я засунул упаковки с водой под стойку.
Кай допела. Послышались вежливые аплодисменты. Один мужчина отделился от стены и надел ей на шею гирлянду из бумажных цветов. Только тут я заметил, что у всех девушек на шее висят такие же гирлянды.
Так вот как это происходит, подумал я.
В конце ночи администрация обменивает гирлянды на деньги.
А потом я выпрямился и увидел, что дело не заканчивается бумажными цветочками.
Мужчина, который повесил гирлянду на шею Кай, взял ее за руку и с остекленелым взглядом повел к двери на противоположном конце зала. Я знал: мы должны поговорить с ней прежде, чем она поднимется наверх.
– Глазам своим не верю! – раздался у меня за спиной голос Фэррена.
При виде жены Ник окаменел и теперь стоял посреди зала, на нейтральной полосе между мужчинами и женщинами, держа в руках упаковки с водой. Звуки английской речи вывели его из оцепенения.
– Кай! – окликнул он девушку.
Она обернулась, увидела его и высвободила руку из руки своего спутника. Лица всех клиентов исказились сначала от замешательства, потом от злости, но прежде чем они успели что-нибудь сделать, в зале появился Сомтер, хотя пятнадцати минут еще не прошло. Маленький и аккуратный, он стоял и со строгим лицом выслушивал маму-сан и впустившего нас тайца, которые что-то горячо ему объясняли.
Ник и Кай остановились рядом со стойкой, Фэррен направлялся туда же, словно хотел заказать выпить, а я по-прежнему стоял с другой стороны, рядом с барменом, который уже не колол лед. Ник тихонько плакал, глядя на ровные белые рубцы на смуглом запястье Кай.
– Ах… – простонал он, словно каждый шрам оставлял след на его теле. – Чан рак кхун джа дай. Что же ты сделала со своими прекрасными руками, Кай?
Фэррен рассмеялся.
– Нет, я просто глазам своим не верю! – воскликнул он, но не попытался ничего сделать – только положил руки на стойку. Неожиданное появление маленького сержанта всем внушило страх.
– У тебя большие неприятности, Ник, – произнесла Кай.
Глаза у нее тускло блестели – то ли от бессонницы, то ли от наркотиков или еще чего-то.
Сомтер выслушивал маму-сан и высокого тайца. Он поднял голову, встретился со мной взглядом и кивнул.
– Уведи ее отсюда, – сказал я Нику, однако он словно оцепенел.
– Я готов за все ответить, – проговорил он, – только вернись домой. Чан рак кхун джа дай.
– Тебя посадят в тюрьму, – возразила она.
– Чан рак кхун джа дай, – с улыбкой повторил Ник.
Я обошел стойку и подтолкнул его в спину. Один из клиентов пересек зал и теперь доказывал что-то Сомтеру. К нему присоединилось еще несколько мужчин. Я снова подтолкнул Ника, на этот раз сильнее. Кай опомнилась и повела его к выходу. Я следовал за ними. Когда мы проходили рядом с мамой-сан, она грубо схватила Кай за руку и рявкнула:
– Линдси!
Я положил ладонь на руку старухи, и она резко обернулась ко мне.
– Ее зовут Кай, а не Линдси.
Я указал на Ника и попытался вспомнить, как будет по-тайски «жена», но нужное слово от меня ускользало, а английского в этом закрытом мирке могли и не знать.
– Это его жена, понимаете? – крикнул я.
Мама-сан помотала головой, по-прежнему не отпуская руку девушки.
– Миа ной, миа ной, миа ной! – разъяренно повторяла она, тыча пальцем в лицо Кай. Руки у нее были сильно напудрены, чтобы темная кожа казалась светлее. – Гик! Гик! Гик!