Умет
– Что-то сердечко прихватило, – вздохнул Анджей. – И башка раскалывается.
– Давай давление измерю, – предложила Ирина.
– А ты можешь? – удивленно взглянул на нее он.
– Конечно, могу. Эдик после вашей Африки тоже болел постоянно. Давление здорово прыгало. А у тебя наверняка перепады. Ведь возраст уже немалый, – она достала тонометр, – а ты все как мальчик…
Анджей попытался что-то сказать, но Ирина остановила его:
– Молчи и расслабь руку.
Покосившись на улыбающегося Эдуарда, Анджей промолчал.
– Ого! – покачала головой Ира. – Надо звонить Елене Анатольевне. – Положив тонометр, она взяла телефонную трубку.
– Сколько? – нервно спросил Анджей.
– Сто пятьдесят на сто десять.
– Для меня это очень много, – сказал Анджей. – Что за дела начались? Похоже, скоро придется воду сливать.
– Да хорош тебе, – попытался успокоить его Эдуард. – Делов-то…
– Знаешь, – вздохнул Анджей, – не умею я болеть. Ранен был не единожды, но это как-то понятно. А вот все эти внутренние дела… Тем более я развыступался в больнице. Да, в общую палату я не лягу.
– Я знаю. – Ира отключила сотовый. – Собирайся и поехали.
– Хочу вас обрадовать, – выйдя из кабинета, сказала двум сидевшим у столика дежурным медсестрам Елена Анатольевна. – Кладем полковника, высокое давление. Что неудивительно при его ранениях. Только я насчитала по крайней мере четыре. Осколок в голове был, пластина вставлена, небольшая дырочка в черепной коробке, пулевое на груди слева и ножевое на животе. Бокс свободен? – посмотрела она на подошедшую Веру Ивановну.
– Да.
– Положим туда. И не нервируйте его, девочки. Он не один год воевал, и, разумеется, нервы ни к черту.
– Погоди, начальник, – говорил сидевший на стуле Каток, – а я-то при каких тут? Ну нашли вы у Кока оружие и боеприпасы. А я при чем? – пожал он сильными плечами. – Я знать ни хрена не знал. Ну, встречались мы, бухали иногда. Но, сукой буду, не стреляли. А вы мне, начальник, вроде как дело шьете.
– Кок сказал, что оружие принадлежит вам, – сообщил худощавый капитан милиции. – И что приобретали его вы вместе.
– Да плюнь мне в морду, если Кок так сказал! – усмехнулся Каток. – Ты, начальник, плохо изучал тактику допроса или как там у вас это называется. Иначе бы не вешал такую лапшу мне. Я с зоной два раза венчанный, а ты мне фуфло двигаешь. Давай очную с Коком, тогда и базарить будем.
– Значит, не хочешь колоться, – сказал капитан. – Значит…
– Что ты как попугай заладил? – засмеялся Каток. – Значит, значит… Это значит одно: ошибся ты, мент. И еще извиняться будешь. А если нет, я в прокуратуру такую телегу накатаю, мало не покажется.
– Ну что тут? – вошел в кабинет подтянутый подполковник.
– Пока ничего, Игорь Викторович, – поднявшись, недовольно доложил капитан.
– Значит, об оружии ты не знал? – посмотрел на Катка подполковник.
– Никак нет, господин офицер! – отчеканил Каток. – Для меня это полная неожиданность. Ну там харю кому начистить по пьяному делу, ребро сломать, но что Кок пушки прятал, да ни в жизнь не поверю. Вы ему подсунули, а теперь…
– На оружии и боеприпасах, – улыбнулся Игорь Владимирович, – обнаружены отпечатки пальцев Поварина. Так что…
– Ладно, – кивнул Каток. – А я-то при каких? Кок не мог меня по делу потащить, я не в курсе…
– У нас есть основания думать иначе, – сказал подполковник. – Так что придется тебе пару суток у нас переночевать. Наверное, уж соскучился?
– Да нет вроде, – рассмеялся Вячеслав. – Я буду жаловаться.
«Молодец, полковник, – подумал он. – Ништяк я куревом запасся и бабки вшил».
– А ты вроде как готовился к отсидке. – Подполковник кивнул на пакет с сигаретами.
– Да просто я запасливый мужик, – усмехнулся Каток. – Всегда заначку имею. Вот и отоварился в магазине. А тут слышу – Кок у вас. Ну, думаю, и меня, значит, потянут. Вот и зашел, чтоб недоразумений не было.
– Да, – кивнул Кок, – точно, я нашел это в лесу. Место показать могу. Грибы собирал и наткнулся. Посмотрел – пушки и гранаты. Хотел к вам отнести, а тут дед крякнул. Поехал на похороны и забыл. Потом вспомнил, да меня на рыбалку пригласили.
– Сознательный ты стал, Поварин, – покачал головой старший лейтенант. – Но зачем тогда в обоймы патроны набивал?
– Так ни разу в руках оружия не держал, – усмехнулся Кок. – Интересно стало.
– Ты забыл, за что первый раз сидел? – спросил его старлей. – За вооруженное ограбление магазина в Тамбове. Отстреливался и ранил сотрудника милиции. Получил двенадцать лет. А говоришь…
– Но один хрен просто ради интереса все зарядил. А сдать хотел.
– Значит, что оружие хранил, признаешь?
– Да я же говорю, просто запамятовал. Ваши пришли, спросили, хотя они и не спрашивали ни хрена, а сразу руки мне заламывать стали…
– Так признаешься в хранении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ? – перебил Кока милиционер.
– Знакомые все лица, – сказал Анджей. – Надеюсь, моя камера свободна?
– Бокс, – недовольно поправила его старшая медсестра. – Камеры в тюрьме бывают.
– Вы подкованы в юриспруденции, мадам, – усмехнулся полковник.
– Здравствуйте, Елена Анатольевна, – послышался голос Иры.
Поднявшись, Анджей поклонился врачу:
– Добрый день.
– Здравствуйте, – улыбнулась она. – Сейчас идите и сделайте кардиограмму. А потом в палату.
– Это еще где? – посмотрел на Ирину Анджей.
– Пошли, – кивнула она.
– Можете вещи отнести в палату, – сказала Вера Ивановна.
– А вас как зовут? – спросил он ее.
– Вера.
– Надеюсь, не Ивановна? – насторожился Анджей.
– Ивановна, – подтвердила она его худшие опасения.
– Во, блин! – обреченно проговорил он. – Мою первую и единственную жену звали именно Вера Ивановна. Сучка со знаком качества.
Вера Ивановна быстро перекрестила ему рот.
– Эй! – отшатнулся он. – У вас что, крыша съехала?
Покачав головой, Вера Ивановна ушла.
– Она в Бога верит, – улыбнулась проходившая мимо медсестра. – И крестом очищает ваши уста от ругани.
– Мать моя женщина, – печально проговорил Анджей, – во я попал!..
– Идем, – поторопила его Ирина.
– Что? – спросил по сотовому Юрий. – В больнице? А где?
– В терапии, – ответил Эдик. – Ну не в терапевтическом отделении, а в так называемом инфекционном. Оно было там раньше. Длинное желтое здание около водонапорной башни.
– Понял.
– Что с тобой? – Ирина остановилась на площадке второго этажа. – Тебе плохо?
– Ну и медицина у нас, – проворчал Анджей. – Может, человек с инфарктом приехал, а его на четвертый этаж посылают на кардиограмму. Я, наверное, буду делать ее уже мертвым.
Ирина обняла его за плечи:
– Не раскисай, пошли.
– Ура! – вскинув руки, весело крикнул Каток. – Да здравствует воля-волюшка! Обмишурились, – подмигнул он смотревшим на него двум милиционерам.
– Договоришься сейчас, – пообещал один из них.
– Ну уж хренушки! – Каток быстро пошел от здания райотдела.
– Все! – Анджей лег на кровать. – Я, кажется, отдаю Богу душу. Хотя души у меня и Бога нет, а значит, я еще побуду на этом свете.
В палату вошла молоденькая девушка с капельницей.
– Во, – усмехнулся он, – надеюсь, не посланница смерти? А то…
– Ложитесь, – улыбнулась медсестра. – Вам надо сделать укол.
– В задницу?
– Туда, – засмеялась девушка.
– А у вас имя есть? – приспуская джинсы вместе с трусами, спросил Анджей.
– Лена, – ответила та.
– Все? – почувствовав мокрую ватку на ягодице, повернулся он.
– Да, – кивнула она, – а теперь поставим капельницу.
– Вы прекрасно делаете уколы, – усмехнулся Анджей и улегся на спину. – На левой руке у меня вен не видно, – предупредил он.
– Да, – сказала, просматривая кардиограмму, Елена Анатольевна, – ишемическая болезнь сердца. Придется вам здесь задержаться, господин полковник, – улыбнулась она.
Пенза
Шериф, отпив коньяк, поставил рюмку на стол.
– Во, блин, влип! Да вообще-то к этому и шло, уж больно я возомнил о себе. Все, мол, идет гладко, конкурентов завалил или запугал. Надо было потихоньку да помаленьку. А я напролом попер. Да еще к этой сучке прилип. На кой хрен она нужна была? Придурок! Но надеюсь, она перед смертью меня вспомнила и пожалела, что не согласилась быть моей. Ладно, – он снова взял рюмку, – за упокой души любимой женщины.
Рядом хлопнул выстрел. И сразу ударила автоматная очередь. Выхватив пистолет, Шериф рванулся к окну и присел. Его лицо мгновенно побелело. Коттедж был окружен людьми в масках.
– Твою мать, – прошептал Шериф. – Влип. Спецназ. От них не уйти. Влип! – Он сел на пол, посмотрел на пистолет. – Значит, хана, пожизненное. А это страшно – знать, что никогда не выйдешь на свободу. – Тяжело вздохнув, он сунул ствол пистолета в открытый рот.
– Я не знаю, что делать, – процедил в трубку горбоносый молодой мужчина. – Роберт боится ехать. Сейчас все дороги перекрыты, и кажется, вот-вот выйдут и на этот дом. Я ухожу, – заявил он. – И… – Замолчав, стал слушать. – Понятно.
Он отключил телефон, взял пистолет с глушителем и подошел к двери ванной. Чуть приоткрыв ее, увидел лежащего в ванне Роберта. Поднял руку с пистолетом. Пуля пробила Роберту висок, и он сполз в начавшую розоветь пену. В комнату ворвались трое омоновцев. Еще двое появились в дверях.
– Чисто, – сообщил один из комнаты.
– Здесь тоже, – отозвался другой.
Горбоносый вскинул пистолет, но тут же сунул ствол в рот и нажал на курок.
– Есть труп, – вбежал в коридор омоновец.
– Жить хочу, – скулил Шефирин. – Я жить хочу. Понимаете? Просто жить. Я не смог себе пулю…
– А было бы гораздо лучше, – процедил один из омоновцев, – если бы ты себя кончил. А то у меня желание дикое тебе пузо пулями напичкать. Сучонок ты, Шефирин! – плюнул он ему в лицо. – Сколько жизней погубил. Падаль ты!