У меня все. Под чем и подписываюсь. Лейтенант Пукель Я. К. (схема поселка прилагается).
Ниже на полстранички раскинулись каракули, изображающие Престижное с высоты птичьего полета:
— А это, значит, для рапорта, — майор приподнял правую бровь, что придало ему сходство с киношным фаустовским Мефистофелем.
— Не понял? — отвлекся от созерцания окрестностей автор.
— Это кто же тебя, горемыку, рапорт учил писать? Уж не чеховский ли Ванька Жуков?
— Да что это вы меня все время с Антоном Павловичем сталкиваете? Обидно даже — типа намекаете на что-то. Пишу как могу. Я ж вам, а не в отдел. Тут содержания — на три дела хватит. Если не на все десять. А вы к форме придираетесь. Вот так всегда, стараешься, стараешься, а получаешь кукиш. Даже без масла.
— Так тебя за эти детективные страдания к очередному званию представлять, что ли? Ладно, приму к сведению, проверю. Будешь переписывать для начальства. И чтоб ни одной скобочки!
Тебя послушать, так тут преступник на преступнике едет и преступником погоняет. Криминальный коктейль сицилианско-колумбийско-сибирской закваски. Да за такие откровения не старлея — генерала давать мало! Ох, и нагородил, Пукель! Великая китайская стена в местечковом масштабе. Лист Мебиуса. Парадоксы Канта!
Пукель обиженно запыхтел.
— Ты, часом, плакать не собираешься? И думать не смей! Если серьезно, ты у меня настоящий молоток! Столько накопать за пару дней! Да мне этого бы на неделю хватило. Теперь остается пройтись по второму кругу и найти подтверждения твоим аксиомам. Делов-то! Вот после обеда и займусь, а ты…
— Константин Алексеевич! — Ярослав вскочил со скамейки и закружил по поляне. — Да как же вы пойдете! Там же киллер… И полковник строго-настрого приказал… Мне звонил, велел глаз не спускать. Матюхин через час-другой появится, что ему скажем? Заложит в один момент! Потом не отмоемся!
— Не боись, лейтенант. Риск — благородное дело, каждый дурак знает! А мы Матюхина на задание пошлем! Пусть киллера ловит. Вместе с Касаткиным. А сами потихонечку следствие продолжим. Ты по прислуге и детям хозяев пробежишься, я с главами семейств с некоторым пристрастием побеседую. Прорвемся, Ярослав! Где наша не пропадала!
— Вы начальник, вам виднее, — бормотал Ярослав, спускаясь вслед за майором с холма. — Но я бы не советовал. Опасно.
— А жизнь — штука смертельно опасная, ты не в курсе? А что касается риска, бабушка моего знакомого десантника категорически возражала против его профессионального выбора. А сама погибла в результате автокатастрофы, мирно сидя на автобусной остановке. Мотоцикл вынесло. Зато сам десантник три войны прошел, теперь внуков нянчит. Так что — Бог не выдаст, киллер не съест.
— Николенька, а ты что тут… — послышалось за спиной Робкого.
— Простите, — тот повернулся и снял очки.
— Проворонили человека, — пробормотал Пукель, — а мог бы быть киллером. Здравствуйте, товарищ генерал!
— Это вы меня простите, — Озкаускас чинно поздоровался с каждым за руку. — Обознался. Очень уж вы на нашего Николая похожи со стороны. Рост тот же. Опять же рубашка васильковая. Поло. Николенька такие обожает. Очки.
— На Семашко, что ли? — уточнил Ярослав, критически осматривая майора. — А ведь что-то есть. Хотя Константин Алексеевич постатней будет… И рост… Разве что рубашка. А очки… Да теперь все в очках — лето на дворе.
— И то правда, — согласился генерал. — Сантиметров на двадцать сосед пониже будет, хотя со стороны и не поймешь. Да и глазомер у меня нынче никудышний. Давненько оружия в руки не брал. Ну, шучу-шучу. Может, кваску? Я у тети Клавы пятью литрами разжился. Ядреный…
Компаньоны переглянулись: уж не специально ли генерал об оружии вспомнил? Ярослав что-то прикинул и изобразил на физиономии пренебрежительное отрицание. Константин от нечего делать поспешил с ним согласиться:
— Кваску так кваску. Только придется нам с вами, любезный Леон Стефанович, вдвоем квасок дегустировать — у лейтенанта важное государственное поручение нарисовалось. Улетает исполнять.
— Да ну его! — поморщился в сторону озадаченного командирской уловкой Пукеля генерал. — С этим каши не сваришь. Зелен. Ветрен. На свидание уговаривались, так не пришел же, шельмец!
— Да я ж отзванивался, Леон Стефанович! — возмутился Ярослав. — Предупреждал: получил оперативное задание. Быть не смогу. И прощения попросил.
— Ну, не из прощения же кашу варить! Подвел старика, чего уж там. Ладно, беги, спасай планету, герой! Я не в обиде — кому как не старому вояке про задания понимать. Шучу, парень, в голову не бери. Так, к слову пришлось.
На том и расстались. Леон Стефанович повел Константина к себе, а Ярослав отправился искать Касаткина. Телефон участкового отвечал бесконечными монотонными гудками. На фоне недавних событий это тревожило лейтенанта все больше.
— Только бы не попер в одиночку на амбразуру, — твердил он, нарезая круги и овалы по Престижному. — С остальным справимся. Где же ты, друг сердешный?
Лубочные картинки. Из жизни поселка
— А хорошо тут у нас! — заметил генерал, указывая гостю дорогу. — Сколько живу, не могу наглядеться. И овражки, и полянки, и перелески. Заковыристый рельеф не надоедает. Тут тенек, там солнышко. Тут уклон, там равнинка. Пацанята в войнушку с марта по ноябрь гуляются. Девчонки туда же — то индейки, то сестры милосердия, то шпионки. Мои днями и ночами в кустах пропадали, пока не выросли. Жаль, что поздно я это местечко облюбовал. Ну да ладно. Жизнь продолжается. Теперь вот внуков ждем. Детям здесь простор. Старикам — покой. Маменька моя до самой смерти выезжать со своего хутора в город не желала. А вот супруге деревня не нравится. То театра не хватает, то мошкара спать не дает.
— Не сопротивляетесь?
— А мне оно надо? Я и без нее проживу. Это раньше, пока служил, мне тыл крепкий нужен был. А теперь — свобода. Хочу — сплю, хочу — гуляю. Разве с городом здешние места сравнишь? Один воздух, — Леон Стефанович вдохнул полной грудью, — вкусный, хоть ешь! А река! Заплывешь в затоку — чисто рай. Небо в воде купается. Или наоборот — глаз не оторвать. Я воду люблю…
Константин предпочитал осваивать роль слушателя. Улыбался про себя, сопоставляя по ходу генеральские речи с «мудрыми» пукелевскими наблюдениями. При упоминании о реке едва не вставил пикантную подробность с русалками. Удержался — перебивать собеседника не следовало — контакт со свидетелем еще никому не помешал. Ну и на международный конфликт нарываться не хотелось…
— О, повел мента старый дурень! — зло сплюнул в траву Зайчик. — Сейчас нагородит огородов, а нам потом выпутывайся. Договаривались же…
— Не бухти, Лева, — похлопал его по плечу Ян. — Старик свое дело знает. Бдительность усыпит, пивком накачает — будет начальник в шоколаде! И мы заодно.
— Да как-то затянулось все, — не унимался сосед, — напрягает. Вынюхивают, высматривают… Наши насторожились — днем ни-ни, а по вечерам шуры-муры и все такое прочее. Шел к тебе, кстати, у Ангела работа на подворке кипит. Не иначе, левак прячет. Тоже нервничает.
— Ему сам Бог велел. Там одной гуманитарной помощи на три области залежалось. А тебе чего нервничать? Не пьешь, не колешься, не воруешь — одно слово — ангел! Пашке конкуренция, — захохотал Донской. — Разве что за девочку прищучат? И на кой ляд мы ментуру втянули? Ну, пропал и пропал — да кому он нужен? Вон, «Славянка» три года пустует, может, хозяев перерезали давным-давно. И что? Тихо. Никому дела нет.
— Возможно, ты прав. А на сердце все одно кошки скребутся.
— Кошки — это хорошо. Особенно кошечки. Куда рванем? К тебе или ко мне?
Зайчик поморщился:
— Только не ко мне. Пусть Казимира в одиночестве неистовствует. Напялила новое бикини, собралась меня соблазнять. Нехай сидит до полуночи. Пока не замерзнет.
— Понимаю. Это квочка против девочки в кабриолете не имеет шансов. Но, между нами, Лев, на кой ты ее вообще сюда вез? Да еще браком законным сочетался?
Мужчины подошли к джакузи, встроенной выступом в бассейн. Взяли по бокалу. Выбрали напитки. Похрустели ледком из термоса. Опустились в мерно бурлящую воду.
— Хорошо…
На землю опускался погожий летний вечер. Солнце коснулось нижним краем вершин старых сосен. Переключилось на предзакатный режим. Тени приобрели креативный фиолетовый оттенок. Запахи стали острее. Звуки — наоборот. Жара уступила под натиском свежего ветерка.
— Хорошо… — Лев Львович одобрительно причмокнул языком и, отставив бокал, погрузился в воду. — Эх, всю жизнь бы так…
— Не верю, — тонкие губы Яна неприятно изогнулись в некоем подобии улыбки. — Не выдержал бы и пары часов. Что я тебя плохо знаю? Столько лет соседствуем! Так что там с Касей твоей?
— А что с Касей? Пробовал я бобылем пожить, да не жалуют в моей епархии холостяков! Стороной обходят. А ведь бился ледорубом о скалы — все во имя дела! Такие проекты разрабатывал! Таких спонсоров уламывал! Так нет же — либо в ЗАГС, либо на второй план. А мне на второй не хочется! На чужих нагорбатился, теперь хочу сам себе хозяином быть! Вот и приходится под общепринятые нормы прогибаться.
— Понимаю… — выражение лица Донского изменилось.
Глаза сузились, уголки губ поползли вниз, кожа на скулах натянулась. Записной красавец в один момент превратился в побитого жизнью, а заодно и молью мужика на пятом десятке. Такого бы без пропуска не то, что на столичное — на завалящее районное Ти Ви — ни один уважающий себя вахтер не пропустит. По почерневшему, осунувшемуся лицу можно было читать как по книге — когда пил, когда баловался наркотиками, когда — девочками, а когда и мальчиками.
Лев Львович с одного взгляда понял проблему, почувствовал родственную душу в сидящем напротив распиаренном звездуне. Засветился пусть и неискренней, но улыбкой, потянулся бокалом:
— Стало быть, выпить за это следует! Чтобы прогибы наши даром не прошли. Не грусти, дорогой товарищ, придет и на нашу улицу праздник.