Зная, что Вова фактически сирота, бабушки, несмотря на его внушительные габариты, жалеют «мальчонку». В дни, когда батюшка привозил Вову к нам в гости, и в трапезной вкуснее готовили, и пироги с утра пекли, чтобы мягонькими угостить, «а как же, чай, сиротка». Вова, чувствуя к себе любовь, отвечал тем же. Приедет, обнимается со всеми, ну чисто «сын прихода».
Немедля оповестил всех молитвенников:
– Володя ранен, вставайте на молитву.
Весь свой «духовный спецназ» мобилизовал. Служили молебны в храме, молились по домам. У нас есть и такие, что за день всю Псалтирь прочитывают. И каждый день созванивались с отцом Виктором:
– Что слышно?
Пока вдруг дней через десять обескураженный батюшкин голос не сообщил:
– Бать, ничего не понимаю, Вова отзвонился, завтра прилетает в столицу.
– Как прилетает, может, ему наконец полегчало и его смогли перевезти в центральный госпиталь?
– В том-то и дело, Вова абсолютно здоров и не ранен. Тогда за кого мы молимся? Мне же серьезные люди сообщили о его ранении.
Я не знал, что и сказать своим, конечно, все очень обрадовались неожиданному Вовиному воскресению и, подобно отцу Виктору, пытались узнать, за кого мы все эти дни молились?
Не стану рассказывать, как радовались наши приезду «сына прихода», как сидели потом за большим столом в трапезной и слушали его сбивчивый рассказ.
– Да и рассказывать-то мне особо не о чем. В горах красиво, но скучно, так иногда постреляем. Мы – в них, они – в нас, почувствуешь немного адреналин и снова любуешься. Нет, горы – это все-таки непередаваемо. Недавно мне вдруг ни с того ни с сего пришла замена. Зачем-то рокировку провели. Меня перебросили на другой блокпост, а на мое место прислали моего тезку, тоже Володю. Я уехал, а на моих ребят в ту же ночь напали, и Володю того ранило, и очень даже серьезно. Боялись, что не выживет, но, – и солдат перекрестился, – все, слава Богу, обошлось, на днях он наконец пришел в себя.
Я слушал нехитрый Володин рассказ и только укреплялся в мысли, что не случайно нам в крещении даются имена святых. Каждое имя, что в святцах, это не просто некое созвучие звуков, это еще и конкретная личность. Святой князь Владимир, а наш Володя и был крещен в его честь, не сомневаюсь, прикрыл нашего друга, не зря же столько людей ежедневно молится о нем, а на его место прислал другого Владимира, о котором при других обстоятельствах никто бы не вспомнил, будь бы он хоть трижды ранен. Вот так премудро обоих и защитил.
Чем дольше живу на свете, тем все более убеждаюсь: нет, без молитвы мы не народ. Именно мы, кто определяет себя русскими. Русский, в моем понимании, – это не столько кровь, сколько наша земля и вера. Не будь у нас нашей веры, и нас бы не было. Не стану сравнивать древний Израиль с Россией, у нас разные предназначения, у Израиля мессианское, а Россия – это врата в Царство Небесное. Мы и начало свое полагаем с Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. Русская кровь – необычная кровь, в ней смешалось такое множество племен и народностей, начни разбираться – и концов не сыщешь. Многие наши князья вышли из Золотой Орды. Приходили к великому князю Московскому, принимали православие, присягали на верность новой родине и служили ей верой и правдой. Даже в государи наши предки готовы были принять кого угодно, но всегда ставили одно условие – креститься в нашу веру. В Смутное время и Лжедмитрия приняли, и на польского королевича Владислава соглашались, да те надежд не оправдали, и остались католики со своими интересами.
Помню, в Черногории мы разговаривали на эту тему с Милорадом, человеком незаурядным и очень верующим. Мы сидели на террасе виллы Круна в Сан-Стефано, пили кофе и говорили о Сербии и о том, как в свое время гнали турки нашу веру. А потом я вспомнил и рассказал ему такую историю:
– У нашего государя Павла был камердинер и брадобрей, мальчик-турчонок, взятый в плен на войне с турками, звали его Кутай. Со временем мальчик Кутай превратился в графа Кутайсова, одного из богатейших людей империи. Его младший сын Александр, получается, турок наполовину, начал служить России с пятнадцатилетнего возраста сразу в чине полковника. В двадцать два уже генерал, командир артиллерийского полка, принимает участие в войне с Наполеоном. Благодаря действию его артиллерии наши одержали победу в сражении при Прейсиш-Эйлау[6]. Представляешь, в наше время тысячи молодых офицеров, начиная служить, мечтают о генеральских погонах, а он с этого звания практически начинал. Казалось бы, ну что еще надо? Молод, высок чином, богат, хорош собой, успел отличиться в сражениях, отмечен высокими боевыми наградами. Всего достиг, хватит, прячься от войны, развлекайся в имении с крепостными девушками. Никто не осудит, заслужил. А он едет в Европу учиться военному делу и к двадцати восьми становится командующим русской артиллерии. И в этом качестве принимает свой последний бой при Бородине.
Наполовину турок, один из пяти русских генералов, сложивших головы за Россию на поле Бородинском. Герой Отечественной войны 1812 года. Читаю отзывы современников об отце и сыне Кутайсовых: презрительное отношение к хитрому фавориту, за четыре года из холопа ставшему графом, и восхищение и всеобщая любовь к его сыну, юному русскому генералу, причем любили его все – и генералы, и низшие чины. Вот, кстати, тоже тема для размышления. Наполеон пришел в Россию, в страну, где официально существовало рабство и где рабы встали на защиту отечества вместе со своими господами. Казалось бы, вот подходящий момент к бунту, так нет же, крепостные сами создают партизанские отряды и воюют с французами. Значит, что-то связывало господ и рабов воедино в такой трудный для отечества час.
Милорад внимательно меня выслушал, а на следующий день, когда мы уже возвращались после литургии в одном из храмов, стоявших высоко в горах, он остановился рядом с руинами заброшенной усадьбы на берегу моря.
– Пойдемте, – пригласил он нас, своих спутников, – здесь родник, наберем воды.
Мы перешли дорогу и спустились к морю. Остатки старого каменного дома уже совсем заросли, и если бы Милорад не стал объяснять, как был устроен дом, мы бы и не поняли, что когда-то здесь жили люди. Но главное заключалось не в руинах, даже несмотря на их живописность, а в том, как были оформлены родник и территория, к нему прилегающая. Возле самого родника установлена мемориальная доска. Этот родник-памятник был устроен на месте бывшей усадьбы потомками тех, кто когда-то здесь жил. Эти потомки давно переехали в Австралию, но старую усадьбу не продали и сохранили за собой. Зачем интересно?
– В Черногории мало плодородной земли, пригодной под огороды и виноградники, кругом одни горы. Потому земля у нас всегда была в цене. Но где бедным крестьянам найти столько денег? И появилась такая традиция: посылать на заработки кого-нибудь из сыновей. Сбрасывались, покупали билет на корабль и отправляли человека куда-нибудь в Америку. Он оставался там и работал, а все заработанное отсылал сюда, на родину. Они трудились на чужбине всю свою жизнь и, как правило, никогда больше не видели близких, но ради семьи жертвовали собой. Потом только, может, через многие годы, по случаю, их косточки привозили из далекой Америки и хоронили в родной земле. И потому все в семье от мала до велика знали цену земле, на которой они жили и которая их кормила. Видите, люди давно уже уехали от нас, а продать усадьбу рука не поднимается. Это все одно что душу свою продать.
В веке двадцатом многое переменилось, изменилось и наше отношение к вере и друг к другу, но не к отечеству. И Великая Отечественная война во многом тому подтверждение. В советские годы у нас не стало отличия между рабами и господами, все в основном превратились в рабов, просто были те, кто на время допускался к власти. Хотя быть в то время у руля значило очень много и сулило немалые выгоды. В частности, человек у власти мог спрятать своих детей от войны, но, и это удивительно, дети многих военачальников и партийных работников воевали на фронте наравне с остальными.
Мой отец рассказывал, что в январе 1945-го к ним в танковую бригаду пришло новое пополнение молодых офицеров, в основном на должности командиров взводов. Воевали ребята отчаянно, но даже среди них выделялся один девятнадцатилетний лейтенант. К весне он уже имел два ордена Отечественной войны, а за бои в Берлине стал Героем Советского Союза. В 1946 году при передислокации их бригады, когда, погрузив танки на железнодорожные платформы, они уже было тронулись в путь, этот лейтенант, отстав от поезда, побежал по платформе, чтобы запрыгнуть в вагон, но сорвался и угодил под колеса. Через некоторое время, уже к месту их нового расположения, за его телом приезжал отец. И только тогда мы узнали, что воевали вместе с сыном тогдашнего мэра Москвы.
Это уже было в самом конце войны, тогда и воодушевления было больше, и награды давались щедро, не то что в самом начале, когда немец подошел к столице. Тогда многие растерялись: неужто Гитлер победит? Население столицы и многие госучреждения уже покинули город, и вот в этой сложнейшей обстановке, когда уповать осталось только на Бога, под Москвой произошло самое настоящее чудо. Второе Бородино, только в неизмеримо большем масштабе. Сколько тогда полегло народу, сколько было подлинного героизма, но награды доставались единицам. Имена тех героев у многих из нас на слуху, особенно у моего поколения, но молодые их уже не знают. Хотя имя генерала Панфилова, наверное, назвать смогут.
Но мало кто знает, что в опубликованном в газете указе от 12 апреля 1942 года о присвоении звания Героя Советского Союза генералу Панфилову значились еще несколько имен, и среди них имя рядового Дыскина Ефима Анатольевича, наводчика 37-миллиметрового орудия 3-й батареи 694-го истребительно-противотанкового полка. Восемнадцатилетнего мальчика-еврея из глухого местечка Брянской области, студента второго курса Московского института истории, философии и литературы.