А когда они приехали, начал служить молебен мученику младенцу Гавриилу. Смеющегося юношу усадили на стул. Он запрокидывал голову назад и все еще продолжал хохотать. К концу молебна с каноном мальчик постепенно стал затихать и наконец уснул. Потом, проснувшись, пришел в себя и, отдохнув несколько дней, благополучно сдал оставшиеся экзамены. Вот после этого чудесного исцеления родители мальчика и попросили написать для нашего храма икону святого мученика.
Для меня этот образ дорог еще и как память о родине. Всякий раз, отправляясь домой, я прошу его благословения в дорогу, а приезжая в Гродно, первым делом бегу к нему же в собор.
Вскоре после появления в храме образа святого младенца Гавриила у отца настоятеля появилось желание на соседнем столпе поместить образ еще одного святого ребенка, отрока Артемия Веркольского. Только денег в восстанавливающемся храме всегда в обрез, и тратить их приходилось на самое насущное. Потом настоятеля перевели на другое место служения, а мечта осталась, и наши верующие мне о ней рассказали.
Но теперь уже мне нужно было чинить протекающую крышу, ставить нормальные рамы и еще много-много чего, а образ отрока Артемия так и оставался мечтой. Конечно, периодически мы о нем вспоминали, говорили между собой и даже собирались объявить сбор пожертвований, но всякий раз будто что-то мешало.
Как-то зашли в наш храм мужчина и женщина, обоим уже за тридцать пять, а детей все нет и нет.
– Знакомые советуют повенчаться, может, Бог нас услышит и благословит ребеночком?
Я назначил им день венчания, они готовились к исповеди, причащались, а когда пришли венчаться, оказалось, что это был день памяти отрока Артемия Веркольского. Конечно, я пожелал им мальчика, потом они ушли.
Не знаю, как другие, но я не помню тех, кого крестил или венчал, особенно если это люди приезжие. И еще меня всегда умиляет, когда мама или бабушка подводят ко мне ребенка лет шести и произносят с нотками разочарования:
– Ну как же вы нас не помните, батюшка, вы же нашу Лерочку еще младенчиком крестили.
Конечно, Лерочка для бабушки единственная и неповторимая, а мне каждую субботу приносят по нескольку таких малышей. Где же всех упомнить?
Вот точно так же в одну из суббот появляются немолодые уже родители с младенчиком на руках и смотрят на меня влюбленно-обожающими глазами. И я понимаю, что раз они так смотрят, значит, раньше мы с ними уже определенно пересекались. Как бы только вспомнить где? Лица помню, но обстоятельства – никак.
– Батюшка, вот он, наш Артемка! Спасибо вам, теперь мы пришли крестить нашего малыша.
Начинаю соображать: «Так, если я еще не крестил этого мальчика, значит, каким-то образом причастен к его появлению на свет. Каким? Только если я венчал его родителей. Скорее всего».
– И сколько времени прошло после венчания?
– Ровно год. Сегодня день памяти святого отрока Артемия Веркольского.
Я тут же их вспомнил и обрадовался.
После крещения отец подошел ко мне и объявил:
– Батюшка, нам с женой очень хочется поблагодарить Бога. Он дал нам Артемку, а мы беремся подарить храму икону святого отрока Артемия.
Обрадовавшись, я тогда подумал, правильно говорят, что святой приходит в храм тогда, когда мы готовы его принять. Время исполнилось, он и пришел. Мы обсудили практическую сторону написания иконы, и счастливые родители отправились исполнять обещание.
Прошел месяц, другой. Никто не появлялся. Потихоньку мы уже стали забывать о том разговоре, как вдруг к нам заехала знакомая женщина-предприниматель, которая, кроме всего прочего, приходилась еще и родной теткой младенчику Артемке. Разговорились, спрашиваю:
– Как там твои поживают? Что-то давно не появляются. Хотели нашему храму икону подарить и пропали. Ты вообще-то в курсе их обещания?
– Конечно, в курсе. Только знаешь как получается? Хочется доброе дело сделать, и тут вмешивается какое-то экстренное обстоятельство, потом вдруг становится жалко денег, и исполнение обещанного откладывается из месяца в месяц. В довершение всего Артемкин папа неожиданно потерял работу, так что, батюшка, теперь я у них за главного кормильца, да и поильца тоже. И ни о какой иконе для вашего храма не может быть и речи.
– Ладно, у них не получается, но ведь это ваши близкие люди, почему бы вам, родственникам, им не помочь исполнить взятый ими обет? Не такая уж это и большая сумма.
– А что, разве так можно?
– Нужно!
Уже через неделю Артемкина тетка ворвалась к нам с победно поднятой рукой:
– Батюшка, вот обещанная жертва на икону! Все родные сбрасывались с радостью, даже из Воронежа бабушка пятьсот рублей прислала. – Она вручает мне конверт. – А это от меня, на оклад к иконе.
Еще через месяц на том самом месте, которое и я после моего предшественника оставлял свободным, мы поместили образ святого отрока Артемия Веркольского. Стоит ли говорить, что папа мальчика Артема очень скоро нашел работу. Я об этом узнал, когда мы случайно встретились с ним в ГАИ, он регистрировал только что купленную иномарку, подержанную правда, но еще довольно крепкую.
Прошел, наверное, еще год, и в храм снова пришел Артемий, только уже не тот младенец, а другой – молодой парень лет двадцати двух. И пришел с большой-большой бедой. Поздно вечером он вел машину у себя в городке, где жил. В одном из мест извилистая дорога делала резкий поворот. Обычно по вечерам это опасное место освещалось светом фонаря, но в тот злополучный вечер фонарь не горел. А несколько молодых девчонок, не обращая внимания, что уже поздно и водители могут их не увидеть, взявшись под руки, шли, перегородив дорогу, и беззаботно хохотали. Артем и двигался-то небыстро, но девушек заметил только в самый последний момент. Он резко выкрутил руль вправо, машину занесло, но все-таки одну девушку сбило.
– Батюшка, она погибла. Я убил сестру моего лучшего друга. В их семье я практически и вырос, ее родители не делали между нами различий. А теперь я стал убийцей их дочери и одновременно дорогого мне человека. Что может быть страшнее?
– Ты пытался поговорить с ними? Попросить прощения?
– Да, но меня и на порог не пускают. Встреча произойдет только в суде.
– Что тебе грозит?
– Мне все равно, я даже хочу, чтобы меня посадили.
– Почему ты пришел ко мне?
– Не знаю, я и в церковь-то прежде никогда не заходил. Сегодня практически в первый раз.
Артем пришел неожиданно, а у меня еще целая куча дел. Тогда я посадил юношу к себе в машину, и мы проездили с ним часа два. Потом вернулись в церковь, и я предложил ему помолиться перед образом его святого. Беда привела человека в храм и первый раз в его жизни заставила молиться.
Он приезжал еще несколько раз и молился святому отроку Артемию Веркольскому. Однажды он позвонил и назвал дату судебного разбирательства, а я не удивился, что суд был назначен в день его именин. И самое главное, в суде все наконец встретились и обнялись. Стояли так вместе и плакали.
После этого случая икону святого отрока украсил первый золотой перстень.
Маленький Артемка давно уже вырос и учится в школе, иногда я бываю у них в семье, но мне так и не удалось подвигнуть его родителей к чему-то большему, как только освятить квартиру, а Артем меня радует, он стал настоящим христианином. Сейчас живет в столице, часто бывает в храме. Нас тоже не забывает и периодически звонит. А однажды неожиданно приехал и привез нам икону Пресвятой Богородицы «Нечаянная Радость».
Мужики
Оказывается, не так уж давно в церковных хорах пели одни мужчины, а женщин благословили исполнять обязанности псаломщиков только на Поместном соборе в начале прошлого века. Нет, я вовсе не собираюсь умалять роль женщины в Церкви, просто иногда кажется, будто мужиков в храмах и не было вовсе. И от этого становится грустно. Прошла всего какая-то сотня лет и уже нормой стало услышать: «У вас на клиросе бас появился? Интересно, как это вам удалось мужичка заполучить? Еще и с музыкальным образованием? И поет Христа ради?! Батюшка, да ты кудесник! Рассказывай, как тебе это удалось?» Мужчин в храме ценят. Порою, расхваливая священника, его пасторские качества, говорят с уважением: «У них в храме много мужчин».
И причащается сильная половина рода человеческого сразу же после детей. Сперва несут и ведут малышей, а потом, окруженные женским большинством, подталкиваемые и направляемые, идем мы, те, кто когда-то строил храмы и дома, защищал свои семьи, воспитывал будущих мужчин. Теперь нас в храмах осталось мало, впрочем, такое положение дел отражает и реальный расклад роли мужчины и вне церковных стен.
Рассказывают, еще в пятидесятых в одном из московских храмов служил митрополит Николай (Ярушевич), известный проповедник и церковный дипломат, один из тех трех святителей, кто был приглашен на прием к Сталину в 1943 году[9]. Вот выходит он в конце литургии с Чашей на амвон. Людей в храме полно, много причастников, но только одни женщины. Владыка говорит с досадой:
– Что, только женщины, ни одного мужчины?
И вдруг в толпе слышится сдавленный мужской голос:
– Есть, есть, владыка, я причастник, вот только никак сквозь толпу не пробьюсь.
И тогда митрополит громко с воодушевлением произносит:
– Православные, расступитесь, дайте возможность мужчине первым подойти к Чаше, и вообще – берегите мужчин!
Вот и исполняют марфы и марии благословение владыки Николая, берегут нас изо всех сил, все больше и больше подменяя мужичков, взваливая их обязанности на свои хрупкие плечи. Любят «немощные сосуды» своих мужей, переживают за них. А раз так, то и пытаются всеми силами их спасать. Но путь к спасению лежит через храм, а попробуйте затащить неверующего здорового и сильного мужчину на службу. Вот и остается единственный и спасительный шанс, когда к нему, уже больному и слабому, можно будет пригласить батюшку. Может, именно это и имели в виду, когда впервые сформулировали бессмертную фразу: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». В нашем случае роль Магомета всякий раз примеряет на себя очередной батюшка.