Филип перестал смеяться.
– Вы считаете, что я на него надавил?
– Нет, Филип, конечно, нет, ты не так понял.
– А я еще столько нервов потратил, чтобы отговорить старика! Черт побери, это уже слишком! Да, я чувствовал себя очень неловко: вломился в незнакомую семью, где меня сразу захотели сделать наследником. Что я, по-вашему, чувствовал, отнимая поместье у Петы? Естественно, я тогда не знал его так хорошо, как сейчас, не знал, что он меняет свое завещание чуть ли не каждые пять минут. Ты перегнула палку, Пета, – обиженно проговорил Филип. – Это ты подбила Эдварда на такую глупость. Я сыт по горло всеми этими идиотскими версиями и разоблачениями: сначала убийцей признали Элен, потом Клэр, а теперь вот добрались до меня! А истина состоит в том, что, измени он завещание, существенно пострадала бы только ты, Пета! И только из-за твоей инфантильности и глупости никто не думает на тебя. А ты легко могла подлить адренол в тот стакан, что стоял на кухне, а то, что на нем не осталось отпечатков твоих пальцев, довольно легко объяснить. Ведь на телефоне, к которому ты прикасалась, их тоже не нашли.
– И как, по-твоему, я ухитрилась это сделать? Надела перчатки?
– Там в шкатулке была пара перчаток Серафиты.
– Дорогой мой Филип, там лежат длинные черные перчатки! Интересно, что подумала бы Белла, увидев меня в них?
– Белла уже не девочка, и зрение у нее уже не такое, как в молодости. Она могла просто не заметить.
– Учитывая, что Белла забрасывает сахар прямо в пасть Боббину с расстояния нескольких футов, она бы уж точно заметила, если я бы предстала перед ней в черных перчатках по локоть!
– Господи, да прекратите вы пререкаться, – остановил их Эдвард.
Когда они шли по лужайке, он спросил у Петы:
– Ты ушибла руку? Она у тебя какая-то скрюченная.
Покраснев, Пета быстро разжала пальцы.
– Она занимается йогой, – пошутил Стивен, шагавший рядом с Петой. Сердце его ликовало: как трогательно она сохраняет его поцелуй. – Пытается сжимать кулак, пока ногти не прорастут сквозь ладонь. Я вижу, ты опять вернулась к бычьей крови! – с сожалением добавил он.
– Да, я пользовалась прозрачным лаком, пока мы не похоронили деда, просто из уважения к нему. Но теперь ему, бедняжке, уже все равно, так что я могу вернуться к прежней раскраске – это поддерживает мой боевой дух.
– Прозрачный лак! – произнес Филип.
– Филип, какое у тебя странное лицо. Похоже, ты тоже немного свихнулся.
– Прозрачный лак! – вскричал Филип.
– Эдвард, похоже, не ты один будешь признан негодным к военной службе. У Филипа совсем помутилось в голове.
– Да неужели? – сказал Филип, хватая Пету за руку и разглядывая ее ногти. – Посмотрите на них! Посмотрите! Твердый блестящий лак! Эдвард, посмотри на них, и ты тоже, Стивен. Ведь прозрачного лака совсем не видно! Это тонкая блестящая пленка на ногтях. Такая, какая была у тебя в тот вечер, когда был убит дед. Господи, за пять минут до того, как пойти в павильон, ты сидела на террасе и на глазах у всех покрывала ногти прозрачным лаком! А заодно покрыла им и кончики пальцев!
Клэр сидела на поваленном дереве в лесочке у реки и ждала Филипа. Сквозь ветки светило солнце, оживляя вечернюю прохладную тень. По стволу сбежала белка и, устроившись на ветке, сложила лапки и стала искоса посматривать на нее маленькими блестящими глазками, в лугах за рекой заливался жаворонок, переполненный радостью жизни. Между деревьями показался Филип все в тех же белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных шнуром.
– Ты похожа на лесную фею в окружении маленьких лесных жителей, столпившихся у ее крошечных ножек! – приветствовал он Клэр.
– Которых ты распугал своим топотом, – ответила она, посмотрев на белку, скрывшуюся в ветвях.
– Элен укладывает малышку, – сообщил Филип, усаживаясь рядом с Клэр, и начал рассеянно ковырять кору соседнего дерева. – Антония все повторяет «бла-бла-бла», вселяя в нас надежду, что скоро скажет что-нибудь еще.
Клэр почувствовала, что сейчас будет сцена. Искренняя и непритворная сторона ее натуры восставала против этого, в то время как эгоистическая, показная и экзальтированная торжествовала и приветствовала происходящее.
– Что ты мнешься, Филип?
Филип перестал обдирать кору.
– Клэр, Элен только что приперла меня к стенке: она поставила меня перед выбором – ты или она.
Клэр показалось, что жаворонок замолк, а лес и река затихли, чтобы в наступившей тишине громче раздавалось биение ее сердца. Наконец она произнесла:
– И что ты ей ответил, Филип? Элен или я?
– Элен.
Снова наступила тишина. Потом Клэр театрально произнесла, как бы обращаясь к себе самой:
– Значит, я снова одинока!
– Она… она купала малышку, – запинаясь, начал Филип. – А я сказал, что вчера это делала Пета, и рассказал Элен, как отчаянно Пета боролась за право заботиться об Антонии, потому что обещала это делать. Я сказал это в шутку, совершенно не упоминая тебя. Но она сразу же подумала о тебе, резко выпрямилась и перебила меня на полуслове, словно ей было невыносимо все это слушать. И в лоб спросила: ты или она. Я проявил постыдную слабость – и совершил ошибку, Клэр. Вы обе были нужны мне, и в каждой я находил что-то свое, невольно причиняя вам страдания, – и это полностью моя вина. Я, конечно, мерзавец, слабый, никчемный тип. Но когда Элен поставила вопрос ребром, я выбрал ее. И говорю тебе об этом прямо. Лгать тебе было бы бесчестно. Я презираю и ненавижу себя за свою слабость…
– И что же сказала Элен?
– Она ничего не сказала. Посмотрела на меня, откинула волосы со лба и продолжала мыть малышку.
– Элен нечасто увидишь неприбранной, – сказала Клэр после мучительной паузы.
– Я… Она засучила рукава, я подошел к ней и поцеловал ее голую руку. А потом сразу ушел.
Песня жаворонка вдруг стала пронзительной и неблагозвучной, лес сомкнулся, словно собираясь ее задушить. Клэр представила, как он целует пухлую белую руку Элен, и содрогнулась от отвращения, внутри у нее что-то оборвалось.
– Ты мог бы не сообщать мне о своих заигрываниях с женой, – резко бросила она, желая его уколоть.
– Отчего же? Как ты верно заметила, она моя жена.
– Ах, да, я совсем забыла, извини, – процедила Клэр.
Боль ее была так велика, что не оставила места привычной театральности. Она смотрела на реку, и ее красивое лицо было спокойно и неподвижно.
– Вот что я скажу тебе, Филип. Возможно, для тебя это будет неожиданностью, но по крайней мере избавит от лишних угрызений совести. Мы с тобой сошлись, потому что мне был нужен мужчина – и не обязательно ты. Любой мужчина, которого я могла бы любить, настоящий друг, на которого можно опереться и который решит все мои проблемы. Короче, я хотела мужа! – усмехнулась Клэр, чуть пожав плечами.
Вдруг она осеклась и вцепилась Филипу в руку.
– Кто это там?
Это была миссис Бро, бесшумно идущая к ним по тропинке.
– Так и думала, что найду вас здесь, – сказала она с нехорошей улыбкой. – Вы ведь частенько сюда похаживаете?
– Вы что-то хотите, миссис Бро? – спросила Клэр.
– Так, ничего особенного. Просто хотела с вами поговорить.
– О чем? – резко спросил Филип.
– Да о завещании, доктор. О том, в котором вас с мисс Клэр лишили наследства.
– Спасибо, конечно, но мы и так его знаем в общих чертах. Так что там с этим завещанием?
Сложив большие руки на животе, миссис Бро взирала на них с почтительностью, в которой сквозила издевка. В черном платье, высокая и худая, она была похожа на темное пятно, проступившее на веселой зелени деревьев.
– Бро сильно переживал насчет этого завещания, доктор. Когда вышел из павильона с ним в кармане, так прямо и сказал, что это нечестно.
– С завещанием в кармане?
– Сэр Ричард подписал его при нас, доктор, а потом положил в конверт и сказал Бро: «Утром отнесешь в контору мистера Гарда. Собственноручно отнесешь. Когда утром будешь возвращаться со своего пожарного дежурства».
– Боже милосердный! – воскликнул Филип.
– Ну, Бро и взял его с собой и больше про него не думал, а когда после дежурства хотел пойти в контору, пришло известие, что сэр Ричард умер. Миссис Хоггин с телефонной станции вместе со своей дочкой сразу же разносят все по деревне, – фыркнула миссис Бро.
– Да, мы знаем. Они всегда так делали.
– Ну, вот Бро и подумал: «Надо бы подсобить доктору. Кто знает, что старик вчера подписал завещание? Никто, кроме него самого да нас с моей хозяйкой, а мы с ней умеем держать язык за зубами, когда дело нас не касается». Это он про вас с мисс Клэр. Так что он оставил завещание в кармане, пошел домой и никому ничего не сказал. Решил подождать, что там будет дальше.
– Господь Всемогущий! – опять воскликнул Филип.
– Но это же противозаконно, миссис Бро, – запротестовала Клэр. – У него могли быть огромные неприятности.
– С чего бы это, мисс? – спокойно спросила миссис Бро. – Если что, он мог спрятать бумагу в саду, а потом сделать вид, что случайно ее откопал – он же садовник, что с него взять. Не такой Бро был человек, чтобы рисковать понапрасну.
– Я, конечно, благодарен ему за труды, – с трудом произнес Филип. – Хотя и не вполне понимаю, что именно он желал получить взамен.
– Ах, вы про это, – ласково произнесла миссис Бро после короткой паузы. – Я же сказала, что Бро был не из тех, кто рискует понапрасну.
Филип громко присвистнул.
– Понятно. Вот ради чего он старался. Интересно, на какую сумму он рассчитывал?
– Он прикинул, что двадцать процентов не так уж много для человека, которому позарез нужны несколько тысяч фунтов. Вам и мисс Клэр.
– Что вы хотите сказать? При чем здесь я? – возмутилась Клэр.
Миссис Бро лишь слегка подняла бровь.
– Я же знаю, мисс, что вы частенько бываете тут вдвоем.
Филип с негодованием вскочил на ноги.
– Не берите нас на пушку, миссис Бро. Мы с мисс Клэр часто гуляем здесь, сидим и разговариваем. Мы двоюродные брат и сестра, так что здесь нет ничего особенного.