Последним, кого она хотела бы увидеть в таком настроении, был Джордж, нескладный сын Чарити Эксмут. Однако вот он, стоит перед ней. Шел за ней, догнал и застенчиво начал говорить. Худенький нескладный мальчик с длинными руками и ногами, которые казались еще длиннее, чем были, потому что он никогда не знал, куда их девать. С бледным вытянутым лицом и голодными темно-коричневыми глазами. Недотепа. Она сказала ему с терпеливой вежливостью, что как раз идет домой…
Он мялся, желая спросить, можно ли ему проводить ее до дома, однако не сумел наскрести в себе храбрости, чтобы облачить просьбу в слова. В итоге Джордж попрощался с ней с неграциозной поспешностью и следил за ней взглядом, пока она не добрела до большой входной двери Элизиума и не вышла, а когда Перпетуя села в автобус, побежал следом и, незамеченный, поднялся на верхний этаж. Перпетуя, выходя из автобуса и шагая по улицам Бейсуотера к своей однокомнатной квартирке, смутно чувствовала на себе чей-то взгляд и порой оборачивалась, но преданный рыцарь держался далеко позади, и она его не увидела. Впрочем, ощущение слежки нервировало, и подавленность ее не отпускала. Джонни умер по моей вине; если бы ненависть его друзей могла убивать, я умерла бы уже дюжину раз. И пусть, для нее ничто теперь не имеет значения, но все же… холодно и горько быть совсем одной в этот солнечный июльский вечер. Тень за ее спиной пригибалась, замирала неподвижно, снова шла, все время держась на почтительном расстоянии.
У двери дома Перпетуя сунула руку в сумочку, чтобы достать ключ – и извлекла обрывок бумаги, которого еще час назад там не было. Маленький квадратный листок с одной стороны был испещрен стрелками, линиями и крошечными человечками, скачущими на крошечных лошадках по полукруглой арене. А на другой стороне листка неровными печатными буквами сообщалось: «ПЕРПЕТУЯ КИРК, ТЫ БУДЕШЬ УБИТА».
Глава 2
Эрл Андерсон вез Изабель домой в своем щегольском красном автомобиле.
– Не знаю, куда делась Пеппи. Видимо, где-то бродит. Она такая рассеянная!
– Ей нужен кто-то, кто будет за ней приглядывать, – сказала Изабель, сразу же начиная мысленно перебирать знакомых мужчин, размышляя, кто из них стал бы «приглядывать» за Перпетуей Кирк, и прикидывая, как она, Изабель, могла бы поживиться на устройстве ее судьбы.
– У Пеппи есть я, – коротко сказал Эрл.
Изабель рассмеялась.
– Много ей от тебя пользы! Ты вечно путаешься с другими девицами, а ей пора уже подумать о будущем. Она не способна удержаться ни на одной работе – посмотри на нее сейчас, просто растерянно ждет, когда подвернется что-нибудь новое, а у самой в кармане пара фунтов. Пора ей перестать за тобой таскаться и выйти наконец замуж.
– А я как же? – угрюмо спросил Эрл.
– Да ты за нее и двух пенсов не дашь, – сказала Изабель, хватаясь за ручку двери на крутом повороте. – Для вас обоих это просто привычка. Ты должен ее прогнать, отпустить в мир, чтобы она поискала себе кого-нибудь другого. Она ведь не молодеет! Ей, наверное, уже лет двадцать семь, а то и больше. И до сих пор не замужем.
– Тебе – тридцать семь или больше, – напомнил Эрл вполне миролюбиво. – И ты до сих пор не замужем.
– Я – другое дело, – отрезала Изабель, и в ее словах имелась определенная доля правды.
– И вообще, она общается со многими мужчинами.
– Ну да, сидя с тобой в пабах. Они все считают ее твоей и не делают никаких поползновений. Это нехорошо, ты лишаешь ее шанса, а сама она никогда ничего не предпримет, если ты не дашь ей пинка. Она не думает своей головой.
– Благодаря тебе, – заметил Эрл.
– Ох, надоело до чертиков, сто раз уже обсуждали… Твоя вина больше, Эрл, к чему укорять меня?
– Ну, погладил немножко девочку, ничего же серьезного не было. А ты позволила ему ворваться в комнату.
– Я тоже была не совсем трезвая, и потом, он меня разозлил своей настойчивостью. Откуда мне было знать, что он такой пуританин? И вообще, он, наверное, и сам был пьян. Сидел, дожидался Пеппи и, могу поспорить, пил от скуки. Глупый мальчишка просто въехал в стену, не соображая, что делает…
– Он соображал, что делает. Я видел его лицо. – Эрл умело лавировал в вечернем потоке автомобилей, глядя прямо перед собой. – Я сделал, что мог, чтобы за все расплатиться, Иезавель. Все эти годы я был рядом с Пеппи и мало что с этого получил, можешь мне поверить. Не то чтобы я делал это только из… ну вроде как из порядочности. По-своему я к ней привязан.
– По-твоему, – кивнула Изабель. – Это как?
Он с виноватым видом опустил взгляд на свои руки – довольно крупные, довольно волосатые руки, начинающие выказывать признаки старения, немного опухшие, немного пятнистые после стольких лет выпивки, недосыпа, недостатка физических упражнений и свежего воздуха, но тщательно ухоженные, чистые и с хорошим маникюром.
– Да, я встречаюсь с другими женщинами и все такое… Едешь со спектаклем в турне, там становится скучно, и эти чертовы бабы одна за другой… – Эрлу никак не удавалось натянуть привычную маску беспечности, расправить подбитые ватой плечи, скривить рот в слегка циничной улыбке. – Но когда я возвращаюсь в Лондон, я всегда гуляю только с Пеппи, и… Ну вот ты говоришь, чтобы за ней кто-то приглядывал. Знаю, звучит глупо, но, думаю, это должен быть я. – Он помолчал и добавил с вызовом: – Я подумывал сводить ее как-нибудь в регистрационную контору и жениться.
Круглые, бледно-золотистые глаза Изабель внезапно расширились в изумлении.
– Жениться? Ты ведь не можешь, Эрл, ты женат!
– Кто об этом знает, кроме меня… и тебя?
Эрл Андерсон жил в обставленной не без элегантности квартире над гаражом. Дом было дешевый и скверный, но, как он говорил приятелям: а) человек живет, где может, и б) довольно здорово, спустившись по крутой лестнице, сразу попасть в машину, не высовывая носа на холод. Он раскрасил стены веселенькой голубой краской, и у него даже имелось симпатичное чиппендейловское кресло ценой в две или три гинеи. В ванной висели шторы из промасленного шелка с узором из красноногих чаек. Перевернутые вверх лапами, чайки напоминали самолеты-истребители с хвостом из красного пламени, поэтому шторы решено было повесить именно так. Перпетуя считала это глупым: мало кто замечал самолетный мотив, и люди попросту задавались вопросом, с какой стати дружище Эрл повесил шторы вверх тормашками. Сама Перпетуя жила в паре кварталов от Эрла, в ничем не примечательной однокомнатной квартирке, куда она равнодушно переехала после смерти Джонни. Перпетуя не желала ни ярких красок, ни глупых чаек. Ее тело требовало определенного уровня комфорта, и она его поддерживала, однако ее душу не трогали ни красота, ни уродство.
От двери целомудренной обители его возлюбленной до двери плотно набитого декором домика его мамы рядом с Мраморной аркой путь Мамыдорогой вел не только мимо гаража Эрла Андерсона, но и мимо обшарпанного подъезда многоквартирного дома, где жила Изабель. Красный автомобиль Эрла подъехал к подножию лестницы как раз в тот момент, когда здесь проходил Джордж. Не желая афишировать свой рыцарский порыв проводить Перпетую до дома, юноша шмыгнул в тень и, вовсе не имея намерения подслушивать, замер, дожидаясь возможности двинуться дальше.
Тонкий голосок Изабель, возможно, не потрясал стены Элизиум-холла, однако в прозрачном вечернем воздухе звучал совершенно отчетливо. А Мамадорогая был не таким уж недотепой, чтобы не распознать шантажа, в какой бы завуалированной форме тот ни был выражен.
Изабель, не догадываясь о присутствии посторонних ушей, с довольной миной отправилась спать: с Эрла много не возьмешь, но у него имелись «ожидания». Когда-нибудь он станет состоятельным, и если этот брак совершится… У нее уже имелся план на собственную жизнь, когда мед в устах мужчин обратится в желчь и полынь. Тихо напевая себе под нос, Изабель бросила сумочку на диван и, зевая, как маленькая кошечка, стала раздеваться, бросая детали одежды на ковер. Вот уж правду говорят: все всегда к лучшему в этом лучшем из миров! Нужно только набраться терпения и не упускать возможностей… а еще доверять своей удаче.
Какой-то клочок бумаги выпал из сумки. Она подняла его и разворачивала, пока шла, обнаженная и золотистая, в ванную комнату. Множество маленьких человечков, нарисованных Чарити Эксмут, а на обратной стороне… «Господи, что за детские шалости!» – сказала Изабель, комкая бумагу и бросая ее в унитаз.
Ведь и правда – кому может понадобиться ее убивать?
Эрл Андерсон завел машину в гараж, выключил двигатель и устало поднялся по узкой лестнице. Черт бы побрал бессердечную Изабель! В свете ее возможного вмешательства новорожденный проект брака с Перпетуей внезапно сделался для него ужасно важным. Он редко заглядывал правде в глаза, но сейчас вдруг увидел себя таким, каким был на самом деле, – стареющий актер на вторых ролях, в профессии, где так много значат молодость и привлекательная внешность. Потом с болезненным беспокойством осмотрел отступающую ото лба линию волос и расплывающуюся талию – что для других мужчин служило бы не более чем предметом унылой шутки. Тщательно культивируемая репутация гуляки и кутилы показалась Эрлу внезапно ничтожной и довольно жестокой: «доступные» актрисы среднего возраста, «доступные» впечатлительные девушки… Он сорил деньгами, когда мог, однако слишком часто его счета в пабах оплачивали приятели в память о лучших временах: временах фронтовых концертов, безрадостной работы, равнодушной актерской игры, время от времени наэлектризованной присутствием в зале театрального деятеля, который «мог бы оказаться полезным»… Следовало признать: он был тем еще пройдохой. Пройдохой и обманщиком, непрестанно исполнявшем роль, которую сам для себя создал. Даже выдумки о дяде и наследстве – он так часто этим хвастал, что и сам почти поверил в существование старика! На миг Эрл подумал: неужели Изабель и впрямь полагается на этот мираж грядущего богатства? Нет, вряд ли, Иезавель сама была слишком опытной обманщицей. И все же…