В лабиринтах Бутинского дворца — страница 23 из 26

Потом мысли мои перекинулись на дядю Сашу и дядьку Боброва. Сегодня вечером я сказала себе, что кто-то из них врет. Не разбрасываюсь ли я такими словами? Ведь вполне возможно, что у них служебная тайна и, конечно же, ни тот, ни другой просто не имеют права никого в нее посвящать. И то, что дяди Саши не было на месте после моего ухода… Кто знает, может, именно тогда он выполнял важное задание, не будет же он об этом сообщать. Скорей бы папа появился, что ли. Внес бы хоть какую-то ясность.

Папа, папа… И когда он приедет? Недели через две, три, четыре? Приедет и расстроится, что я так и не узнала о потомках Бутиных. Впрочем, это естественно. Папа считает, что для того, чтоб иметь успех в каком-либо деле, нужно с мыслями о нем жить: спать, есть, ходить, принимать душ и прочее. Как дядя Иннокентий. Вероятно, мне стоит этому поучиться. К примеру, когда я буду заниматься исследованием Бутинского дворца и самих Бутиных… Тут в голову мне опять пришла очередная замечательная идея. С завтрашнего дня я запишусь в кружок по истории родного края и волей-неволей мне придется рыться и в архивах, и в библиотеках…

Потом я снова вспомнила дядю Иннокентия. Надо же, значит, мама — его первая, единственная и безответная любовь. Я читала о таком в книгах, но чтобы в реальной жизни, да еще с близкими тебе людьми…

Я, конечно, не беру во внимание своих родителей. Признаться, мне бы тоже хотелось, чтоб кто-нибудь из нашего класса вот так влюбился бы в меня и любил до самой старости. Да разве это возможно? Вон, недавно я прочитала, что человек в течение всей своей жизни влюбляется… Сколько вы думаете? Восемь — десять раз!

Я тогда очень расстроилась. Судя по этой статье, нашей семье в ближайшем будущем грозит катастрофа. Ведь у каждого из родителей впереди еще, по крайней мере, восемь любовных романов! И даже если сделать скидку на возраст, то пять — это точно!

— А что, в принципе, все верно, — согласился папа, когда прочитал эту статью. — Я вот тоже… — Он закатил глаза и стал загибать пальцы. Мы с мамой переглянулись. — Я вот тоже влюблялся за свою жизнь десять… — он задумался и загнул еще два пальца. — Нет, двенадцать раз!

В комнате повисла напряженная тишина.

— И каждый раз — в твою маму, — добавил он.

Но что это? Кажется, за стеной льется вода. Не прорвало ли где трубу? В эту квартиру мы переехали недавно, и я ни разу не слышала из соседней квартиры никаких звуков. В том доме, в котором мы жили прежде, звуки доносились со всех сторон, и сверху и снизу. Это был живой дом, а этот… мне казался мертвым.

Порой, лежа в кровати, я чувствовала себя в склепе. Я вскочила, приложила ухо к стене. Никакой аварии там не было. Вода лилась весело, шумно и рядом со мной напевал какой-то пожилой мужской голос:

— Средь шумного ба-а-а-ла-а. Слу-чай-но-о…

И потом такое громкое, что я отскочила от стены:

— Муму-сик!

Молчание.

— Муму-сик!

Молчание.

— Ну где ты, Муму-сик?

Я рассмеялась: мумусик, пупусик. Ну прямо как в «Двенадцати стульях».

— Ты звал? — послышалось откуда-то издалека.

— Ну конечно! Потри мне спинку!

— Что?

— Спинку, говорю, потри!

С минуту я стояла ошарашенная, потом мне стало смешно. Так, оказывается, моя комната граничит с ванной, по ту сторону стены лежит голый пожилой мужчина? Какая, однако, интересная планировка в нашем доме. Я всегда была уверена, что через стену с ванной в той квартире — тоже ванная, а с комнатой — комната.

Утром я проснулась от того, что за стеной уже вовсю лилась вода и бодрый голос Мумусика кричал:

— Пупусик! Неси сюда носки, я постираю. А? Что, опять, что ли, не слышишь? Неси, говорю, носки!

Я посмотрела на часы. Стрелки показывали половину шестого. Забылись, отодвинулись события прошедших дней. Отчего-то счастливая, я снова заснула.

Глава 49НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТРассказывает Женя Бутина

Летние каникулы и учебный год — это не только разные времена года. Это — разное состояние души. И это я почувствовала первого сентября с самого раннего утра. Несмотря на то, что занятия еще не начались, настроение у меня было самое рабочее, а все, что было вчера, казалось теперь далеким и неправдоподобным.

Неправдоподобным и даже смешным казалось мне и то, что я причислила себя к «бракованному товару», и страх, постоянно преследовавший меня. Да кому я нужна, какая-то девчонка, школьница, кто меня будет специально искать, чтобы убрать с дороги? Этот Несмазанная Телега уже давно занимается другими черными делами, а тратить на меня время и тем более пачкать об меня руки… Вряд ли…

В превосходном настроении я побежала в школу. На углу меня уже ждал Бобров. Ему не терпелось рассказать мне о замысле нового детективчика-ужастика, и я не только слушала, но и подсказывала ему некоторые сюжетные ходы. Мне было приятно ловить его восхищенные взгляды, а реплики типа «Ну ты даешь!», «Ну у тебя и репа!» я воспринимала с некоторой долей злорадства: конечно же, я не Селедкина, которая только и может, что закатывать глаза да восхищаться. А вот и она. Соперница. Тощая, как жердь, и плоская, как доска. Но глаза! Но нос! Но губы! И при этом ни одной извилины в голове! Селедкина царственной походкой пересекла спортплощадку, на которой все выстроились на торжественную линейку, повернула голову и увидела нас с Бобровым. В этот момент Бобров как раз наклонился ко мне и делился новым, только что пришедшим на ум замыслом. Селедкина, видимо, решила, что это просто недоразумение, и, подойдя к нам, сказала:

— Хэллоу! Ты куда исчез? Я тебе вчера звонила.

— Я был занят, — ответил он не глядя и еще ближе наклонился ко мне.

День знаний пролетел как одна минута. Мы договорились с Бобровым встретиться в три часа, чтобы вместе пойти в библиотеку за учебниками.

Возле магазина «Ренессанс» я стала невольной свидетельницей скандала, произошедшего на улице. Продавщицу, торгующую на лотке американскими окорочками и сосисками, обвинили в том, что она обсчитывает покупателей.

— А меня она надула на целых три рубля! — кричала пожилая женщина.

— А меня на пять, да еще оскорбляет!

— Гнать таких надо! Лицензии лишить!

Я уже почти прошла мимо, но одно обстоятельство заставило меня замедлить шаг. Пронзительно громко зазвучал голос лоточницы:

— Тебя, пожалуй, оскорбишь!

Я подошла поближе. Точно, она, Верочка. Бездарная, но Нахальная. Торгует.

В таком случае, вряд ли она связана с мафией. Мафиози не стоят за лотками.

Кто-то из потерпевших подвел к ней милиционера. Лицо у Верочки тут же стало приветливо-несчастным, голос — жалостливым.

— В чем дело, гражданка? — строго спросил ее блюститель порядка.

— Недоразуменьице вышло, — ответила Верочка. — Да и как ему не выйти, когда я тут, а дети мои, близняшки, голодные с больной бабушкой. А в садик их не берут, говорят, больны туберкулезом, а в том саду, где берут таких, — нет мест…

Она быстро заморгала фиолетовыми ресницами. По ее щеке поползла темная слеза. Взгляд блюстителя порядка смягчился:

— Конечно, конечно, понимаю — что же я не человек, что ли. Вы только верните деньги тем, кого обсчитали.

— Так разве я специально? — сказала Верочка. — Я же ведь не торгашка. Я — певица. Вот, со сцены пришлось уйти, чтобы хоть как-то детей прокормить. Там-то совсем не платят. Меня еще отпускать не хотели, говорят, такой талантище пропадает…

— Ах, ну, теперь понятно, где я мог вас видеть, — смущенно пробормотал милиционер и отошел в сторону.

Я тоже отошла в сторону и пошла дальше. Мне не доставляло удовольствия видеть и слышать Бездарную, но Нахальную. К тому же нужно было торопиться.

Внезапно кто-то сзади тронул меня за плечо. От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Передо мной стояла все та же Бездарная, но Нахальная.

— Простите, вы, случайно, не Зои Бутиной дочка? — спросила она.

— Ее.

— Я вас не сразу узнала. Мы же всего раз виделись.

— Что-то случилось? — спросила я, невольно делая шаг назад, а Верочка — шаг вперед.

— Да, я звонила вам вчера весь вечер.

— Гражданка, мне еще долго ваш лоток охранять? — послышался голос милиционера.

— Я сейчас. Так вот, — она вплотную приблизилась ко мне, — нет, не отходите от меня. Дело в том, что вам эти дни надо быть очень осторожной. На вас, как бы это выразиться… На вас готовится покушение.

— На меня?

— Но ведь вы — Женя Бутина?

— Да.

— Значит, на вас.

— Но откуда вы знаете?

— Гражданка, — опять послышался голос милиционера, — я покидаю ваш лоток.

— До свидания! — сказала Бездарная, но Нахальная. — Еще раз, будьте осторожны. — И она легко коснулась пальцами моего плеча.

Этого еще не хватало! Все мое радужное настроение как рукой сняло. Значит, меня все-таки вычислили, и я стала тем бракованным товаром, который нужно убрать. Но откуда это стало известно Бездарной, но Нахальной? Выходит, она все-таки имеет отношение к Мохнатому? В таком случае, почему у нее голодные дети? Впрочем, сейчас было не важно, кто же на самом деле Верочка. Важнее было решить, что теперь делать? Бродить по улицам в надежде, что там со мной ничего не сделают? Я тут же вспомнила похищение очкарика средь бела дня. Правда, кроме меня этого никто не видел. Но где гарантия, что те, кто увидит это похищение здесь, в большом городе, предпримет какие-то меры? Скорей всего, подумают, что это просто балуется молодежь.

Между тем с тех пор, как я узнала, что против меня что-то предпринимается, улица вдруг стала тесной. Я подозревала в нехороших мыслях каждого прохожего и с опаской глядела на проезжающие мимо машины. Вот-вот остановится какая-нибудь и… Нет, нужно, пожалуй, идти домой. Там я все-таки в безопасности и именно оттуда могу позвонить дяде Саше. Он придет на помощь, он обязательно придет. Хорошо бы, чтоб мама уже вернулась с репетиции.

Я вошла во двор и встала так, чтобы были видны окна кухни. Несколько раз я громко крикнула: «Мама!» Никого. Двор внушал мне гораздо больше