В лабиринтах дождя — страница 13 из 38

— Ой, Лёшка! — бросилась она ему на шею. — Это кошмар, это ужас!

— Тёть Ларис, перестаньте, — погладил её по плечу Лёша. — Расскажите мне, как это произошло и что говорят врачи.

Женщина, Лариса Анатольевна, была его тётей, сводной сестрой отца. И именно он, отец, сейчас находился в реанимации с инфарктом.

— Ну как-как! — шумно высморкалась в свой платок Лариса Анатольевна. — Мне соседка его позвонила, говорит, вышел Андрей на лестницу и упал. Она скорую вызвала и давай тебе названивать. А ты трубку не берёшь, мобильный твой она не знает, давай в милицию звонить, а там сказали, что ты в отпуске. Ну она мне и позвонила. Лёша, что за дела? Какой отпуск? Ты же был в отпуске летом!

— Да неважно это! — отмахнулся от неё Лёша, не желая посвящать тётку в свои дела. — Как папа сейчас? Что врачи говорят?

— Да ничего они не говорят! — раздражённо бросила Лариса Анатольевна. — Забрали его в реанимацию и слова не сказали. А я с ума тут схожу. Боже, я не переживу, если с ним что-то случится!

— Типун вам на язык! — разозлился Лёша. — Всё будет хорошо, не надо каркать!

— Ну ты же знаешь, что у отца слабое сердце… — опять заплакала Лариса Анатольевна. — Не надо было ему жить одному…

— Тётя Лариса, вы же знаете, что я сто раз просил папу переехать ко мне, — принялся оправдываться Лёша, испытывая жгучее чувство вины. За своими делами, за расследованием этим дурацким он совсем забыл об отце.

— Да знаю я, знаю! — махнула рукой женщина и тяжело опустилась на кушетку, стоящую у стены.

Они надолго замолчали, думая каждый о своём. Лёша мерил шагами узкий больничный коридор и костерил себя на чём свет стоит.

«Дурак… Какой же я дурак! Бегаю, пытаюсь спасти кого-то, а отцу даже позвонить забываю! Вот почём я знаю, что Вика эта невиновна? Может, она как раз и прирезала парня, а я пытаюсь доказать обратное! И Наташа ещё… Вроде милая, приятная девушка, животных любит, кота бродячего спасла, а все вокруг её характеризуют как настоящую мегеру! Вот зачем мне это всё? И угораздило же влюбиться именно в неё, странную, непонятную девушку! Стоп! Я сказал “влюбиться”?» — от этой неожиданной мысли Лёша остановился посреди коридора и потряс головой. Странно, что это дошло до него только сейчас. Наташа ведь понравилась ему, как только он впервые увидел её. Испуганную, бледную, волнующуюся за сестру… Потому и следователю ничего не сказал о её обмане, понимал же, что её за это по головке не погладят, потому и помогать взялся…

— Вот же подфартило… — пробормотал Лёша, судорожно ища по карманам сигареты. — Кто знает, может, она мошенница какая… Нет, я точно идиот!

— Лёш, ты куда? — окликнула его тётка.

— Я выйду покурю, — ответил он и толкнул дверь.

Холодный влажный воздух немного отрезвил его. Раз за разом затягиваясь дымом, он опять вернулся мыслями к отцу, и сердце его сжалось. Только бы с ним всё было хорошо…

Легче мне стало резко и неожиданно. Ещё вот только что я лежала, чувствуя неприятный гул в голове и наблюдая перед глазами цветные мошки, как вдруг всё это разом прекратилось и мне нестерпимо захотелось есть.

Откинув одеяло, я села в постели и, шлёпая босыми ногами по холодному полу, выглянула в коридор. Везде стояла тишина, гулкая и неприятная.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — громко позвала я, не решаясь ходить босиком по больничному коридору: мало ли какая зараза здесь может быть. А тапочки мне принести некому…

— Девушка, вы чего встали? — выскочила из-за одной двери медсестра в слегка помятом халате и с растрёпанными волосами. — Вам нельзя ходить!

— Я есть хочу, — смущённо улыбнувшись, призналась я.

— Положительная динамика! — ответила мне такой же улыбкой девушка. — Вернитесь в палату, сейчас принесу вам что-нибудь.

Зарывшись в одеяло, я в нетерпении облизнулась. Мне совершенно не хотелось лежать, в теле было полно энергии.

— Скажите, когда меня выпишут? — поинтересовалась я, когда медсестра поставила мне на тумбочку поднос со стаканом чая и двумя булочками.

— Вы посмотрите на неё! Выпишут! — всплеснула руками девушка. — Да вы ещё вчера без сознания были! Не обольщайтесь, ваша бодрость временная, вам только кажется, что вы полны сил. Так что лежите и ни о чём не думайте. Раньше, чем через неделю, вас точно не выпишут. Вы и так в рубашке родились, в такую аварию попали, а даже перелома нет, только одни ушибы. Ну и сотрясение мозга.

— Но мне некогда здесь лежать! — возразила я, отхлёбывая на удивление вкусный чай. — У меня дел по горло!

— Подождут ваши дела! — отрезала медсестра. — На тот свет торопитесь? Успеете ещё! Лежите, я вам сказала!

Девушка выскользнула в коридор, сердито хлопнув дверью, а я, доев булочки, откинулась на подушки. Телом опять овладела слабость, захотелось спать, закружилась голова.

— Накаркала… — недовольно пробормотала я, вспомнив слова медсестры о том, что бодрость временная, и тут же уснула.

— Ну что я могу вам сказать… — стягивая с лица марлевую повязку, сказал врач, высокий немолодой мужчина с усталыми глазами. — Отец ваш, — доктор обращался сугубо к Лёше, почему-то игнорируя Ларису Анатольевну, — чуть Богу душу не отдал. Ему повезло, что смог из квартиры выйти, к соседям. Ещё бы чуть-чуть — и всё, не спасли бы.

— Как он сейчас? — нервно сглотнув, спросил Лёша.

— Состояние стабильно тяжёлое. Сейчас он в реанимации, подключён к аппаратам. Острый приступ мы сняли, но он должен быть постоянно под наблюдением врачей.

— Можно к нему?

— Нет, ни в коем случае, — отрезал доктор. — Позже мы проведём необходимое обследование, сделаем анализы и сможем более точно говорить о состоянии вашего отца.

— А сколько ему здесь лежать? — влезла в разговор Лариса Анатольевна.

— В зависимости от того, когда его можно будет перевести из палаты интенсивной терапии. — Врач бросил на неё колючий взгляд. — Но не меньше недели. Если вы, конечно, не хотите рецидива.

— Неделя! — ахнула женщина, прижимая руки к груди. — Ну Андрюха! На даче столько дел, а ему неделю лежать… А быстрее никак нельзя его выписать?

— Женщина, вы в своём уме?! — повысил на неё голос доктор. — Какая дача? Даже когда Андрей Анатольевич выпишется, ему строго противопоказаны любые физические нагрузки! Это не ОРВИ и не грипп, это инфаркт!

— Мы всё поняли! — перебил собирающуюся что-то сказать тётку Лёша. — Скажите, что от нас требуется? Может быть, какие-то лекарства, сиделка?

— Нет, пока что ничего не нужно, — покачал головой врач. — Если что, мы вам сообщим. Езжайте домой.

Довезя расстроенную тётку до её квартиры, Лёша отправился домой. Покормив подозрительно тихих Джека и Мерса и приняв душ, он рухнул в постель и забылся тяжёлым сном.

Утро выдалось ослепительно красивым. За ночь землю подморозило, на небе не было ни одного облачка, лишь лёгкий ветер лениво шевелил ветки деревьев. Вытащив из шкафа тёплую куртку, Лёша вышел из квартиры. Сначала заехал в больницу к отцу и долго стоял, глядя на него через стекло. Андрей Анатольевич похудел за одну ночь, осунулся, лицо его потемнело. Чувствуя огромную тяжесть где-то в области сердца, Лёша вернулся в машину и позвонил врачу Наташи узнать о её самочувствии, но он почему-то не отвечал. Решив перезвонить позднее, Лёша завёл мотор и выехал на дорогу. Путь его лежал в деревню Борисово, на родину отца Наташи и Вики. Всё утро он размышлял, стоит ли ехать так далеко, чтобы узнать про давно умершего Андрея Казанцева, информацию, по сути, не так уж и важную для расследования. Даже если он родственник девушек, ну что это ему даёт? То, что Вика, сбежав из дома, пряталась у его могилы? Но потом он вспомнил слова Ирины о домике четы Казанцевых в этой деревне и решил ехать. Вика может прятаться именно там.

Дорога за невесёлыми размышлениями показалась короткой, и вот он увидел покосившийся указатель с потускневшей от времени надписью «Борисово». Эта деревня являлась полной противоположностью Алексеевки. Если там царил удивительный порядок, то здесь — полное запустение. Не было видно ни одного жилого дома. По обеим сторонам разбитой дороги стояли полуразрушенные покосившиеся строения без окон, с вросшими в землю ступеньками.

— Неужели здесь больше никто не живёт? — нахмурился Лёша, медленно продвигаясь вперёд.

В центре деревни (если это место можно было назвать центром, конечно) дела обстояли чуть лучше. Дома были хоть и старые, но жилые. На окнах висели шторы, в одном дворе виднелось сушащееся на верёвке белье. У ворот на скамейке сидели две сгорбленные старушки в длинных платьях, валенках и кое-где порванных куртках. На головах обеих красовались абсолютно одинаковые красные платки.

— Здравствуйте! — поздоровался Лёша, останавливаясь рядом с ними. — Скажите, а где здесь дом Казанцевых?

— Семёна, что ли? — прохрипела одна старуха.

Лёша на всякий случай кивнул, судорожно припоминая, как звали отца Наташи. Вроде бы и правда Семён…

— А зачем тебе, сынок? — поинтересовалась вторая. — Там и не живёт уже давно никто, да и дом сам развалился.

— Я из милиции. — Выйдя из машины, Лёша показал удостоверение. — Скажите, вы хорошо знали Казанцевых?

— А как же! — закивали старухи. — Альбина-то, мать Сенькина, всю жизнь тут прожила, как же не знать-то!

— А Андрей Андреевич Казанцев её муж? — задал главный вопрос Лёша, присаживаясь рядом со старухами.

— Муж, — подтвердила его догадку одна из старух. — Первый муж, Сенькин отец. Правда, разошлись они, мальцу года два было, наверное. А Альбина быстро опять замуж вышла, за Сергея, вот Сенька его отцом кликал. Андрей, правда, тоже сына не забывал, а потом и внучек. Так что было у Сеньки два отца. Сергей-то не очень хороший человек был, а Андрей золотой! Альбина, пока жива была, рассказывала, что внучки у него гостят чаще, чем у неё. Да и что говорить, Андрей-то в Алексеевке жил, хорошая деревня! А у нас что? Скука смертная!

Лёша удовлетворённо откинулся на забор. Да! Он оказался прав, Андрей Казанцев — родной дед Вики и Наташи, а значит, сбежав из дома, она могла спрятаться у него на могиле. Именно её приняли за привидение приветливые старики из Алексеевки!