— А дом их где? — опять спросил Лёша поднимаясь.
— Да зачем он тебе? — рассердилась вторая старуха. — Говорю же, развалился давно! Раньше-то Альбина жива была, Сенька с женой и девчонками приезжали, весело у них было! А как горе страшное случилось, так и…
— Какое горе? — насторожился Лёша, опять опускаясь на скамейку рядом со старухами.
— У Сеньки-то, — зачастили старухи, получив слушателя, — одни девчонки были, ни одного мальца. Вот в тот год старшенькой, Наташе, шесть лет было, в школу собирали её. Вике — четыре, совсем ещё маленькая была. А Яночке всего пять месяцев было.
— Какой Яночке?! — изумился Лёша.
— Ну младшей Сенькиной дочке, — пояснила одна из старух.
— Разве их трое? — пробормотал потрясённый парень. — Я думал, только Вика и Наташа.
— Ну правильно, сейчас двое. Говорю же, горе у них случилось! Совсем ты слушать не умеешь! — разозлилась старуха. — Яночку-то они потеряли. Страшно так! Отправили Вику в детский сад, Наташу в школу первого сентября на линейку повели. И малышку с собой взяли, куда ж её девать? И вот в этой суматохе кто-то ребёнка и украл! Уж как они убивались, как убивались! Всё в милицию бегали, да бесполезно. Не нашли девочку. Альбина вскоре после этого и померла, не перенесла горя. И Сенька с женой, с Маринкой, развелись. Вот ведь как бывает: одних людей горе сближает, а других, наоборот, разводит. Так они ещё вон чего удумали, девчонок разделили, Вику с Наташей. Уж как потом Сенька жалел, что так сделали, да поздно было.
— Почему жалел? — тихо спросил Лёша, переваривающий новость.
— Девчонки-то в детстве очень дружили, а как разделили их, так и настал этой дружбе конец. Приезжали они сюда лет пять назад. Да, точно, пять. Тогда Маринка померла, а Сенька уже давно покойник был. Вот они и приехали вдвоём, бабкин дом убрали, заперли и уехали, видать, насовсем уже. Так как они ругались! Вика, та поспокойнее была, вроде и злилась, и кричала, но тут же плакать начинала и прощения у сестры просила. А Наташка! Такая милая девчонка в детстве была, а выросла настоящей змеёй! Коршуном на сестру кидалась, что Вика ей не скажет, она всё в штыки воспринимала. Я у Вики-то украдкой и спросила, что, мол, случилось, из-за чего Наташа на тебя сердится, а она слезу смахнула и говорит, она всегда такая. Вон оно как получилось, развалилась семья. А какой дружной казалась!
— Ничего себе… — присвистнул Лёша, стараясь заглушить в себе неприятное чувство, возникшее после рассказа о Наташе. Всё-таки не мог он поверить, что она такая! Ну как будто два разных человека!
— И всё же, где их дом? — проявил настойчивость он, придя в себя.
— Тьфу ты, окаянный! — зло сплюнула на землю одна из старух. — Неугомонный! Да езжай ты по улице прямо, потом поворот налево, первый дом слева, там ещё ставни жуткие, с изображением петуха.
— Спасибо вам большое! — поблагодарил Лёша и, сев в машину, поехал в указанном направлении.
Дом семьи Казанцевых действительно оказался в плачевном состоянии. Трещины в стёклах окон, прогнившие стены, дырявая крыша. Трудно представить, чтобы в таком доме кто-то мог прятаться, да и всезнающие старухи наверняка заметили бы появление Вики. Хотя, если бы она попросила молчать… Нет, это нереально.
Для очистки совести Лёша всё же прошёлся по двору, заглянул в окна, потрогал проржавевший навесной замок и, вернувшись в машину, отправился в город.
Я проснулась утром совершенно здоровой и полной сил, о чём не преминула сообщить врачу во время обхода и потребовала отпустить меня домой. Доктор, по виду чуть старше меня, с трогательными светлыми усиками и постоянно удивлённым взглядом серых глаз, едва не покрутил пальцем у виска.
— Вы в своём уме? — вместо этого деликатно осведомился он.
— Я хочу домой! — упрямо повторила я.
— У вас сотрясение мозга, вы позавчера ещё были без сознания! — попытался вразумить меня врач. — Вы понимаете, что я не могу отпустить вас? Просто не имею права!
— А если я подпишу отказ от госпитализации? В конце концов, у вас больница, а не тюрьма!
— Ну что мне с вами делать? — закатил глаза доктор. — Хоть бы этот ваш Алексей пришёл, может, вразумил бы вас! Кстати, странно, — неожиданно сменил он тему, — когда вы без сознания лежали, он и приходил, и звонил по сто раз на дню, а сейчас уже вот сутки ни слуху ни духу. Хотя, чему я удивляюсь, ему сейчас, наверное, не до того.
— Что значит «не до того»? — насторожилась я.
— Он же в милиции работает, да? — уточнил доктор. — А сегодня ночью при задержании какой-то банды погибло много сотрудников МВД. И, главное, все молодые такие, им бы жить да жить. Вот вся милиция на ушах и стоит.
— Как погибли? — испугалась я, сердце забилось сильнее. — А кто именно, знаете?
— Нет, — мотнул головой врач, что-то сосредоточенно чиркая ручкой в бумагах. — Из отделения, что на Васильевской улице. Так что, Наталья, лежите и ждите Алексея. Без него точно вас не выпишу, — категорично сказал он и вышел из палаты.
Но я уже не слышала его последних слов. Отделение милиции на Васильевской! Отделение, где работает Лёша! Погибло много оперативников, молодых… И Лёша почему-то не даёт о себе знать… Господи, нет!
— Девушка, скажите, где мои вещи? — спросила я у медсестры, пришедшей делать мне укол.
— Без разрешения врача ничего не дам! — отрезала она, набирая в шприц лекарство.
— Но мне очень нужно! — взмолилась я. — Мне нужен мой телефон! Прошу вас, дайте мне телефон! — впала в истерику я.
— Успокойтесь! — прикрикнула на меня медсестра. — Не то сейчас успокоительное вколю!
— Да что же вы за люди такие? — пошла вразнос я. — Мне очень нужно позвонить, дело жизни и смерти!
— Господи! — раздражённо бросила девушка и вышла из палаты.
Я свернулась калачиком под одеялом и обхватила голову руками. Сердце бешено колотилось, меня обуял животный ужас.
— Держите! — принесла мне мой почти разряженный смартфон медсестра и покинула палату.
— Спасибо! — крикнула я ей вслед и набрала номер Лёши.
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — раздался из трубки равнодушный механический голос.
— Проклятие! — едва не запустила я телефоном в стену. Затем, посидев пару минут, приняла решение. Если они не хотят отпустить меня по-хорошему, будет по-плохому. Сидя здесь и не зная, что с Лёшей, я просто сойду с ума.
Ещё только вчера вечером я запретила себе думать о том, что у нас с ним может что-то быть. Я мысленно перечисляла его недостатки (которых, кстати сказать, нашлось очень мало), всеми силами пытаясь доказать себе, что он мне не нужен, что у нас бы всё равно ничего не получилось. И мне это удалось! Я уснула с лёгким чувством досады, но с чистой совестью!
А сейчас вдруг с ужасом поняла, что влюбилась. Поняла, что мне даже всё равно, будем мы вместе или нет, лишь бы он был жив, лишь бы у него было всё хорошо!
Поняла и удивилась — куда делать прежняя эгоистичная, думающая только о себе Наташа?
Все эти мысли пролетели в моей голове за считанные секунды. Затем я надела пожертвованные одной из медсестёр старые тапочки и поношенный медицинский халат и выскользнула в коридор. Где могут храниться мои вещи, я представляла смутно, но упрямо шла вперёд с самым невозмутимым видом, на который только была способна. Впрочем, волновалась я зря, медперсонал не обращал на меня никакого внимания.
Заглядывая во все двери подряд, я спустилась на первый этаж. Возле самой лестницы обнаружилась дверь с надписью «Склад». Сердце радостно ёкнуло. Воровато оглядевшись, я подошла к двери и осторожно повернула ключ, почему-то торчащий из замка. Замок тихо щёлкнул, и дверь отворилась. Проскользнув в неё, я нащупала выключатель и в свете тусклой лампочки оглядела помещение. Да, я попала именно туда, куда было нужно. Здесь хранились вещи пациентов. Но их было слишком много, а в комнате недостаточно светло. Однако делать было нечего и я со вздохом принялась за поиски.
Увлёкшись этим занятием, я слишком поздно услышала звук закрывающейся двери. Бросив на пол найденный пиджак, подлетела к двери и, подёргав ручку, застонала. Я оказалась в ловушке. Стучать и звать на помощь не хотелось: ещё, чего доброго, примут за воровку или вообще за сумасшедшую.
Сначала я растерялась. Потом решила всё же продолжить поиски одежды: в конце концов, кто-нибудь же сюда придёт, и я постараюсь незаметно выбраться. Успокоив себя такими мыслями, я с удвоенным усердием принялась шарить в одежде. Вскоре мне повезло, я обнаружила свой костюм, пальто и даже сумку. В ней преспокойненько лежали документы и ключи от квартиры. Золотые украшения, мамин подарок, остались на мне, уж не знаю, почему их не сняли. Быстро переодевшись, я аккуратно сложила халат, сняла тапочки и натянула батильоны. Всё, можно было выходить, только некуда.
На меня накатило отчаяние. Вытащив из сумки шпильку, я трясущимися руками постаралась открыть замок, но у меня ничего не получилось. Слёзы хлынули из глаз. Вытащив телефон, я решила наплевать на то, что хотела уйти незамеченной, и позвонить врачу с просьбой вызволить меня из заточения. Но экран мобильника, как назло, мигнул пару раз и погас. Разрядился. Опустившись на корточки под дверью, я тихо ревела, размазывая слёзы по щекам.
Казалось, прошла целая вечность, когда я услышала за дверью голоса.
— Где её вещи, они на месте? — такой родной голос Лёшки привёл меня в состояние эйфории. Я замерла и даже затаила дыхание.
— Сейчас проверим, — сердито буркнул мой лечащий врач и повернул ключ. В комнате сразу же стало светло, а на пороге возникли две фигуры.
— Лёшка! — обрадованно взвизгнула я и, не в силах сдержать эмоций, повисла у него на шее. — Лёшка, ты живой!
— С ума можно с вами сойти… — устало провёл рукой по лицу врач.
Через пятнадцать минут, подписав все бумаги, мы вышли из больницы и уселись в Лёшину машину. На мгновение я вспомнила, что, по сути-то, мы совсем незнакомы, просто поужинали однажды вместе да в расследование ввязались. Так почему же мне с ним так легко и хорошо, словно мы знаем друг друга целую вечность?