В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец» — страница 41 из 58

Бондарин С. Парус плаваний и воспоминаний. М., 1971. С. 126). «А. Фиолетову» посвящены «драматические сцены» Э. Багрицкого «Трактир» (1919). Отметим, что по версии А. Пчхеидзе (на наш взгляд, не очень убедительной) прототипом Остапа Бендера послужил сам К. (Пчхеидзе А. Авантюристы, писатели, прототипы // Collegium. <Киев>, 1993. № 2. С. 161–163).


476.<А. Фиолетов> издал к тому времени за свой счет маленькую книжечку крайне непонятных стихов, в обложке из зеленой обойной бумаги, с загадочным названием «Зеленые агаты». Там были такие строки: «Зеленые агаты! Зелено-черный вздох вам посылаю тихо, когда закат издох». — Приведем это ст-ние полностью по сб. «Зеленые агаты» (Одесса, 1914):

АГАТЫ И ЛЯГУШКИ

Зеленые Агаты! Зеленочерный вздох

Вам посылаю тихо, когда Закат издох,

Средь темноты певучей, Агатами пленен,

Я дал им цвет Лягушек, и гордо восхищен.

Агаты — Символ Ночи, Лягушки — тишь болот,

А в общем сочетаньи узорный Переплет.

Прелестно элегантен чернозеленый цвет,

Зеленовым Агатам мой радостный привет…

И матовые строки Мечтой своей назвав,

Конечно, о, конечно, Я безусловно прав…


477.И прочий вздор вроде «…гордо-стройный виконт в манто из лягушечьих лапок, а в руке — красный зонт» — или нечто подобное, теперь уже не помню. — Приведем это ст-ние полностью по сб. «Серебряные трубы» (Одесса, 1915):

ВИКОНТ

Изысканно-вежлив и мягок

Гордо-стройный виконт,

В манто из лягушачьих лапок

И в руке красный зонт.

Он бродит по плитам бульвара

И с ним пудель «Парис».

В аллеях печальных и старых

Томно пахнет нарцисс.

Виконт переходит с панели

В тишь, где шорох песка.

Он ждет черноглазую Нелли

И туманит тоска…

О Нелли, терзаешь ты снова! —

Ах, в толпе не она ль?..

Моноклем на ленте лиловой

Он лорнирует даль.


478.Это была поэтическая корь, которая у него скоро прошла, и он стал писать прелестные стихи сначала в духе Михаила Кузьмина. — Именно так в советской печати было принято искажать фамилию поэта Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936), причем делалось это едва ли не намеренно. Интересно, что в катаевской ТЗ фамилия «Кузмин» воспроизводится правильно — без мягкого знака (См.: ТЗ. С. 250).


479.К сожалению, в памяти сохранились лишь осколки его лирики. «Не архангельские трубы <…> золотое Аллилуйя над высокою могилой». — Благодаря любезности Н. А. Богомолова мы имеем возможность привести здесь полный текст этого и еще двух ст-ний А. Фиолетова по автографам:

* * *

Не архангельские трубы —

Деревянные фаготы

Пели мне о жизни грубой,

О печали и заботах.

Не скорбя и не ликуя,

Ожидаю смерти милой,

Золотого «аллилуя»

<так! — Коммент.>

Над высокою могилой.

И уже, как прошлым летом,

Не пишу и не читаю,

Озаренный тихим светом,

Дни прозрачные считаю.

Мне не больно. Неужели

Я метнусь в благой дремоте?

Все забыл. Над всем пропели

Деревянные фаготы.


480.Он написал: Есть нежное преданье на Ниппоне<…>в свою картину. — Приводим полный текст этого ст-ния по автографу из собрания Н. А. Богомолова:

ХУДОЖНИК И ЛОШАДЬ

(Из японских преданий)

Есть нежное преданье на Нипоне

О маленькой лошадке, вроде пони,

И добром живописце Канаоко,

Который на дощечках, крытых лаком,

Изображал священного микадо

В различных положеньях и нарядах.

Лошадка жадная в ненастный день пробралась

На поле влажное и рисом наслаждалась.

Заметив дерзкую, в отчаянье великом,

Погнались пахари за нею с громким криком.

Вся в пене белой и вздыхая очень тяжко,

К садку художника примчалась вмиг бедняжка.

А он срисовывал прилежно вид окрестный

С отменной точностью, для живописца лестной.

Его увидевши, заплакала лошадка:

«Художник вежливый, ты дай приют мне краткий:

За мною гонятся угрюмые крестьяне,

Они побьют меня, я знаю уж заране…»

Подумав, Канаоко добродушный

Лошадке молвил голосом радушным:

«О бедная, войди в рисунок тихий,

Там рис растет и красная гречиха…»

И лошадь робко спряталась в картине,

Где кроется, есть слухи, и поныне…

26-XI-15


481.Он изобразил осенние груши на лотке; у них от тумана слезились носики и тому подобное. — Приводим полный текст этого ст-ния по автографу из собрания Н. А. Богомолова:

В ФРУКТОВОЙ ЛАВКЕ

Как холодно розовым грушам!

Уж щеки в узорах румянца.

Прильнувши к витрине послушно,

Их носики жалко слезятся.

Октябрь злой сыростью дышит,

А у груш тончайшая кожа

И было б, бесспорно, не лишним

Им сшить из сукна, предположим,

Хоть маленький китель, пальтишко —

В одежде всегда ведь теплее!

Но к вам невнимательны слишком…

Ах, как я вас, груши, жалею!..

X.1915


482.Брат футуриста был Остап, внешность которого соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности <…>Он был блестящим оперативным работником. Бандиты поклялись его убить. Но по ошибке, введенные в заблуждение фамилией, выстрелили в печень футуристу, который только что женился и как раз в это время покупал в мебельном магазине двуспальный полосатый матрац. — Отсылка к той сцене из «Двенадцати стульев», где изображено жилище молодоженов Коли и Лизы: «В комнате из мебели был только матрац в красную полоску» (Двенадцать стульев. С. 189). К. неточно излагает обстоятельства гибели Фиолетова. Как и брат, он служил в одесском уголовном розыске. В заметке, опубликованной в № газеты «Одесская почта» от 28(15).11.1918 г., сообщалось: «Около 4 часов дня инспектор уголовно-розыскного отделения, студент 4 курса Шор в сопровождении агента Войцеховского находились по делам службы на „Толкучке“, куда они были направлены для выслеживания опасного преступника». «Следом за ними, — рассказывал Осип Шор, — туда вошли двое неизвестных. Один из них подбежал к Анатолию. Анатолий сделал попытку вынуть из кармана пистолет, но незнакомец, который стоял в стороне, опередил его» (Рассказ О. Шора цит. по заметке: Александров Р., Голубовский Е. Поэт Анатолий Фиолетов // Альманах библиофила. Вып. IX. М., 1980. С. 238). См. также в газете «Южная мысль» от 25(12).12.1918 г.: «…состоится вечер поэтов памяти Анатолия Фиолетова. В вечере примут участие Л. П. Гроссман, Ал. Соколовский, Ю. Олеша, Э. Багрицкий, В. Инбер, А. Адалис, И. Бобович, С. Кесельман, В. Катаев».


483.Я не был на его похоронах, по ключик рассказывал мне, как молодая жена убитого поэта и сама поэтесса, красавица, еще так недавно стоявшая на эстраде нашей «Зеленой лампы». — Подробнее об этом кружке одесских поэтов, возникшем в 1918 г., см., например, в мемуарах П. Ершова (Зеленая лампа). Здесь же набросан выразительный портрет К. того времени: «Катаев все еще ходил в военных рейтузах и френче, весело щурил монгольские глаза, походя острил и сыпал экспромтами. Всегда шумливый, категоричный, приподнятый, он любил читать свои стихи, тоже приподнятые, патетические. И когда начинал читать, глаза его расширялись, голос звучал сочно и глубоко» (Зеленая лампа. С. 3). Приведем также шуточное ст-ние, сохранившееся в альбоме Ю. Олеши, составленном А. Е. Крученых. Автором этого ст-ния, по предположению Олеши, был Лев Славин (РО ГЛМ. Ф.139. Оп. 1. Д. 20. Л. 5.):

(ПОЭТИЧЕСКОЕ СОДРУЖЕСТВО)

ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА

Небритый, хмурый, шепелявый

Скрипит Олеша лилипут.

Там в будущем — сиянье славы

И злая проза жизни — тут.

За ним, кривя зловеще губы,

Рыча, как пьяный леопард,

Встает надменный и беззубый

Поэт Багрицкий Эдуард.

Его поэма — совершенство.

Он не марает даром лист,

И телеграфное агентство

Ведет, как истинный артист.

Но вот, ввергая в жуткий трепет,

Влетает бешеный поэт —

Катаев — и с разбега лепит

Рассказ, поэму и сонет.

Экзакустодиан Пшенка


484. …как царица с двумя золотыми обручами на голове, причесанной директуар, и читавшая нараспев свои последние стихи: «…Радикальное средство от скуки — изящный мотор-ландоле. Я люблю ваши смуглые руки на эмалевом белом руле…» …теперь, распростершись, лежала на высоком сыром могильном холме и, задыхаясь от рыданий, с постаревшим, искаженным лицом хватала и запихивала в рот могильную землю<…>

— Ничего более ужасного, — говорил ключик, — в жизни своей я не видел, чем это распростертое тело молодой женщины, которая ела могильную землю, и она текла из ее накрашенного рта. — Воспроизводится ситуация песни А. Вертинского «То, что я должен сказать». Речь идет о Зинаиде Константиновне Шишовой (Брухновой, 1898–1977), авторе стихотворного сборника «Пенаты» (Одесса, 1918). В своих мемуарах поэтесса упоминает о «золотом обруче, который» она «купила на последние деньги» (Шишова З. К. // О Багрицком 1973. С. 61). Приводим полный текст