Машина теряла высоту, заходя юго-западным курсом в лондонский аэропорт. Томас посмотрел на свои часы и потер руки. Он чувствовал себя прекрасно. Снова в Лондоне. Скорее домой. Принять горячую ванну, затем виски, закурить трубку. Клубные друзья. Рассказы. И, конечно же, Марлок. Так велика была радость возвращения, что раздражение на мистера Смита стало пропадать. Должен ли он именно так с ним расстаться? Может быть, у него есть объяснения, которые следует принять? Возможно, у него были трудности. Во всяком случае, сначала его надо выслушать.
Через семь минут наш герой шагал по залитой дождем площади перед четырехэтажным зданием аэровокзала. Под зонтом, насвистывая, направился он в зал, к которому вели два коридора, образованные натянутыми канатами. Над правым висела табличка «Для англичан», над левым — «Для иностранцев».
Томас повернул налево и очутился перед стойкой иммиграционного офицера.
Чиновник, пожилой человек с пожелтевшими от никотина усами, взял его немецкий паспорт, который Томас передал ему с дружеской улыбкой. Он полистал его и, посмотрев на владельца, произнес:
— Я сожалею, но вы не имеете права ступать на британскую землю. Никогда.
— Как это понимать?
— Сегодня вы выдворены из страны, мистер Ливен. Прошу следовать за мной, два господина ждут вас.
Господа поднялись, когда Томас вошел в комнату. Они выглядели, как озабоченные чиновники, невыспавшиеся и страдающие болезнью желудка.
— Морис, — представился один.
— Ловой, — сказал другой.
«Кого они мне напоминают?» — размышлял Томас. Он был очень раздражен. Однако старался быть вежливым.
— Господа, что все это означает? Я семь лет живу в Англии и ничего плохого за это время не сделал.
Человек по имени Ловой поднял высоко газету и прочитал:
— Лондонский банкир арестован в Кёльне!
— Ну и что? Это было позавчера. Сегодня я в Лондоне. Немцы освободили меня.
— И почему же, — спросил Морис, — гестапо освобождает человека, которого только что арестовало?
— Моя невиновность была полностью доказана.
— Ах, так, — сказал Ловой.
— Ах, так, — повторил Морис.
Господа многозначительно переглянулись. Первым заговорил Морис:
— Мы из «Секрет Сервис», мистер Ливен, нами получена информация из Кёльна. Совершенно бесполезно лгать.
«Теперь я вспомнил, кого они мне напоминают, — подумал Томас, — майора Лооза! Тот же спектакль, те же трюки».
— Тем лучше, если вы из «Секрет Сервис», господа, — раздраженно сказал Томас. — Вас, наверное, заинтересует, что гестапо лишь потому освободило меня, что я согласился работать на германский абвер.
— Мистер Ливен, до какой степени вы считаете нас наивными?
Томас настаивал:
— Я сказал вам правду, одну голую правду. Абвер шантажировал меня. Я не чувствую себя связанным этим обязательством. Я хочу жить на свободе.
— Вы ведь сами не верите, что мы вас после этого признания оставим в Англии. Вы официально выдворены, потому что любой иностранец, вступивший в конфликт с законом, высылается из страны.
— Я полностью невиновен. Меня обманул мой партнер. Дайте мне возможность встретиться с ним, тогда вы убедитесь в этом.
Чиновники обменялись многозначительными взглядами.
— Вы не сможете переговорить со своим партнером, мистер Ливен, — сказал Ловой.
— Почему же?
— Потому, что ваш партнер уехал из Лондона.
Томас побледнел.
— По-покинул Ло-Лондон, — начал он заикаться.
— Да, он выехал в Шотландию, но куда именно, точно никто не знает.
— Проклятье! Что же мне делать?
— Вернитесь к себе на родину.
— Но там же меня посадят. Я выпущен лишь для того, чтобы шпионить в Англии!
Оба мистера посмотрели друг на друга. Томас чувствовал, что сейчас еще что-то последует. Морис заговорил холодно и деловито:
— Насколько я могу судить, существует только один выход для вас, мистер Ливен, — это работать на «Секрет Сервис».
«О небо! — подумал Томас. — Если я расскажу об этом в клубе, то никто не поверит».
— Играйте с нами против немцев, и мы оставим вас в Англии. Мы поможем вам разобраться с Марлоком. Мы защитим вас.
Томас почувствовал дрожь. Затем он стал серьезным, поправил галстук и жилетку. Момент неожиданности и растерянности прошел. Он понял, что должен вести борьбу.
— Я отклоняю ваше предложение, господа, и улетаю в Париж, — сказал он. — С помощью лучшего адвоката Франции я начну процесс против моего партнера и британского правительства.
— Я бы не стал этого делать, мистер Ливен.
— И все же я так и сделаю!
— Это доставит вам много неприятностей.
— Посмотрим. Я отказываюсь верить, что весь мир является сумасшедшим домом.
Через год он в этом уже не сомневался. А 18 лет спустя вообще был в этом глубоко убежден. Весь мир — дом умалишенных. Это истина в наш век утраченного разума.
28 мая 1939 года молодой элегантный господин заказывал в популярном среди гурманов ресторане «Дорогой Пьер», расположенном на площади Этуаль, ужин.
— Эмиль, принеси что-нибудь легкое на закуску, затем раковый суп, после говяжий медальон с шампиньонами. На десерт «Ку пе Жака» (мороженое со взбитыми сливками и фруктами).
Пожилой седовласый старший гарсон Эмиль смотрел на гостя с улыбкой, полной симпатии. Он знал Томаса Ливена много лет. Рядом с Томасом сидела красивая девушка с блестящими черными волосами и кукольными глазами на овальном лице. Юная дама звалась Мими Хамбер.
— Мы голодны, Эмиль, после театра. Сегодня ставили Шекспира с Жаном-Луи Барро.
— В этом случае разрешите вместо холодной легкой закуски порекомендовать вам горячие бутерброды с лососиной. Шекспиру это ближе.
Они рассмеялись, а старый гарсон поспешил на кухню.
Ресторан располагался в длинном темноватом зале, но был очень уютным. На даме было шелковое платье с глубоким декольте, плотно облегающее талию и бедра. Изящная, маленького роста молодая актриса всегда, даже утром, была слегка подкрашена умело наложенной косметикой.
Томас был знаком с ней уже два года. Он улыбнулся Мими и перевел дыхание.
— Ах, Париж! Единственный город, в котором можно еще жить. Мы провели с тобой несколько прекрасных недель.
— Мне так приятно, что ты испытываешь радость, мой дорогой. Сегодня ночью ты был так неспокоен, говорил одновременно на трех языках. Я поняла только французский. Что-то случилось с твоим паспортом? Ты долго говорил о выдворении, о разрешении на проживание. Сейчас очень много немцев в Париже, у которых полно забот с паспортами.
Он нежно поцеловал ей кончики пальцев.
— Не беспокойся. Я попал в глупую историю.
Томас говорил со спокойной убежденностью, веря в свои слова.
— Со мной поступили несправедливо, понимаешь, сердце мое? Меня обманули. Несправедливость существует иногда долго, вечно — никогда! У меня теперь отличный адвокат. И то короткое время, которое я хочу провести с тобой и которое понадобится, чтобы передо мной извинились, я хочу жить в Париже.
Спустя некоторое время к их столу подошел кельнер.
— Месье Ливен, два господина хотят с вами поговорить.
Беззаботно оглянувшись, Томас увидел двух мужчин, стоявших у входа и приглашающе улыбавшихся. Томас поднялся.
— Я сейчас вернусь, дорогая, — сказал он и пошел к входу.
— Чем могу быть вам полезен, месье?
Оба господина в помятых дождевиках переглянулись. Затем один из них сказал:
— Месье, мы были уже на квартире мадемуазель Хамбер. Криминальная полиция вынуждена вас арестовать.
— Что я сделал? — тихо спросил Томас.
— Скоро вы узнаете.
«Ужас продолжается», — подумал Томас. Однако дружелюбно сказал:
— Вы французы и знаете, какой грех мешать при еде. Можно ли повременить с моим арестом, пока я не кончу ужин?
Оба чиновника заколебались.
— Сейчас мы позвоним шефу. — Один из полицейских исчез в телефонной будке и вскоре вернулся.
— Все в порядке, месье. У шефа только одна просьба.
— Какая же?
— Он спрашивает, не может ли он сюда приехать и с вами поужинать, ведь за хорошей едой все обсуждается легче.
— Хорошо. Согласен. Могу ли я спросить, кто ваш шеф?
Чиновники назвали незнакомую ему фамилию. Томас вернулся к столу и попросил Эмиля принести еще один прибор.
— Я ожидаю гостя, Мими.
— Кто же еще придет, дорогой? — улыбаясь, спросила она.
— Некий полковник Сименон.
— Ох! — произнесла Мими.
Полковник Юлиус Сименон оказался симпатичным человеком. С ухоженными усами, умными ироническими глазами и римским носом, он походил бы на актера Адольфа Мено, если бы был выше ростом. Томас отнесся к нему с большим уважением, Мими поприветствовала его как старого знакомого, что немного обеспокоило нашего героя. Костюм полковника был пошит, бесспорно, у первоклассного портного, но он блестел на локтях и спине. Полковник носил в галстуке золотую заколку с жемчужиной и небольшие запонки из золота, однако каблуки его обуви были сбиты.
За закуской и супом беседовали о Париже. За вторым полковник начал разговор.
— Месье Ливен, извините, что я мешаю вам ужинать. Прекрасный картофель, не правда ли? Но я получил приказ высшего начальства. Мы ищем вас целый день.
Томасу казалось, что он слышит издалека голос Жана-Луи Барро, который в сегодняшнем спектакле играл роль Ричарда Третьего. Отдаленно улавливал смысл, но не понимал.
— Да, прекрасный картофель, полковник. Здесь умеют готовить. Дважды кипятить в масле. О, французская кухня…
Томас положил руку на плечо Мими. Полковник улыбнулся. «Все больше и больше мне нравится этот полковник», — думал Томас. Полковник продолжал:
— Вы прибыли в Париж не только ради хорошей кухни. Мы тоже имеем своих людей в Кёльне и Лондоне. Мы знаем, что вы пережили у уважаемого майора Лооза, страдает ли он все еще от печени?
Томасу снова показалось, что он слышит голос Барро, и снова ему послышалась строфа бессмертного Шекспира, но он не мог ее понять. И почему смеется Мими?