В этом смысле кровь менее опасна. Ни кровотечение из носа, ни обычный порез не навлечет духов, они на это даже не обратят внимание. А вот на чужую кровь, кровь, пролитую собственными руками — они придут обязательно. Тот, кто её пролил пострадает первым. Правда, после расправы с виновником, духи приходили в ярость, и нападали уже на всех в округе.
Только после того как Сайленс упаковала порох, она заметила, что Уильям Энн одета для путешествия, в брюки и ботинки. В руках девушки был такой же мешок, как у матери.
— И куда ты собралась, Уильям Энн? — спросила Сайленс.
— Ты намерена в одиночку убить пять человек, которые приняли только полдозы настоя болотной травы, матушка?
— Я и раньше с таким имела дело и научилась рассчитывать только на себя.
— Только потому, что тебе некому было помочь, — Уильям Энн закинула мешок на плечо. — Но теперь ты не одна.
— Ты ещё очень юна. Возвращайся в постель и присматривай за постоялым двором, пока я не вернусь.
Уильям Энн стояла на своём.
— Дитя, я сказала тебе…
— Матушка, — возразила Уильям Энн, крепко сжимая её руку. — Ты уже не так молода! Думаешь, я не вижу, что хромота усиливается? Ты не можешь делать всё сама! Проклятье, пора приучаться принимать мою помощь!
Сайленс оценивающе взглянула на свою дочь. Откуда же взялось это рвение? Иногда даже забывается, что Уильям Энн тоже была из рода Фоскаутов. Бабушка была бы от неё не в восторге, но это давало Сайленс повод для гордости. Ведь у Уильям Энн было нормальное детство. Она была не слабой, а просто… нормальной. Чтобы быть сильной женщиной, не обязательно становиться бесчувственной.
— Не ругайся при матери, — наконец ответила Сайленс девушке.
Уильям Энн приподняла одну бровь.
— Ты можешь пойти, — сказала Сайленс, вырывая руку из ладоней дочери. — Но будешь делать то, что я скажу.
Уильям Энн глубоко выдохнула, а затем энергично кивнула.
— Я предупрежу Доба, что мы уходим.
Оказавшись в темноте улицы, она перешла на типичный для поселенца медленный шаг. Даже будучи в пределах защиты серебряных колец постоялого двора, Сайленс знала, что нужно следовать Простым Правилам. Нужно выполнять их, находясь и в безопасности, иначе небрежность может сказаться уже в Лесах.
Она достала два бочонка и смешала их содержимое, получив светящуюся пасту. Закончив, Сайленс разлила смесь по баночкам, которые заранее положила в мешок.
Она вышла в ночь. Воздух был холодным, бодрящим. Леса умолкли.
И конечно же, везде были духи.
Некоторые скользили в траве, их было видно из-за мягкого сияния. То были старые духи, бесплотные, полупрозрачные; их очертания уже мало походили на человеческие. Головы были подернуты рябью, лица менялись, словно кольца дыма. За ними длиной с руку стелился белоснежный волнообразный шлейф. Сайленс всегда думала, что это изодранные остатки их одежды.
Все женщины, в том числе и Фоскауты, испытывали холод внутри, если видели духов. Конечно же, духи были и днём, просто их не было видно. Но только разожги огонь, пролей кровь, и они настигнут тебя даже при свете солнца. Однако ночью духи были другими. Быстрее реагировали на любое отступление от Правил. И на быстрые движения, на которые не обращали внимания днём.
Сайленс достала одну баночку пасты, освещая всё вокруг бледно-зелёным светом. Сияние было тусклым, но в отличии от света факела, ровным и устойчивым. Факел ненадёжен. Если он потухнет, то второй раз разжигать его уже нельзя.
Уильям Энн ждала впереди с фонарём на палке.
— Нам нужно двигаться тихо, — сказала ей Сайленс, прикрепляя баночки к шестам. — Разговаривать можно только шёпотом. Я уже говорила, слушайся меня, делай всё, что я скажу, тотчас же. Люди, которых мы преследуем… они убьют тебя, не задумываясь, или сотворят с тобой ещё чего похуже.
Уильям Энн кивнула.
— Ты не сильно-то испугана, — сказала Сайленс, оборачивая сосуды со светящейся пастой в чёрную ткань. Это погрузило их во тьму, но сегодня Звёздный пояс был высоко в небе. Часть его света сочилась сквозь листья, освещая участок земли рядом с дорогой.
— Я… — начала Уильям Энн.
— Ты помнишь, когда гончая Гарольда сошла с ума прошлой весной? — спросила Сайленс. — Помнишь её взгляд? Бессознательный? Глаза, горящие жаждой убийства? Таковы и эти люди, Уильям Энн. Озверевшие. И их нужно усмирить, как ту собаку. Для них ты не человек. Добыча. Понимаешь?
Уильям Энн кивнула. Сайленс заметила, что девушка скорее взволнована, нежели напугана, но с этим ничего уже не поделаешь. Мать вручила Уильям Энн посох с тусклой светящейся пастой. Фонарь излучал слабый синий свет, освещая небольшое пространство впереди. На одно плечо Сайленс закинула палку с фонарём, на другое водрузила мешок, а затем кивнула в сторону дороги.
Неподалёку, к охранной линии постоялого двора проплыл дух. Стоило ему коснуться тонкого барьера из серебра на земле, как раздался треск, будто посыпались искры, и его стремительно отшвырнуло назад. Дух поплыл в другую сторону.
Каждое такое прикосновение стоило Сайленс денег. Серебро иссякало. За это постояльцы и платили. За такой двор, границы которого вот уже как сотню лет не нарушил ни один дух. Не было никаких незваных духов, оказавшихся случайно в ловушке, и внутри. Своего рода мир. Лучшее, что могли предложить Леса.
Уильям Энн переступила через границу, которая представляла собой изогнутую линию, состоящую из крупных, выступающих из земли, обручей. Под землёй обручи цепью крепились к плите, поэтому просто так их было не вытянуть. Чтобы заменить секцию любого из колец, а у неё их было три — с общим центром и окружающие постоялый двор, требовалось, во-первых, откопать её, а во-вторых, снять с цепи. Это долгая работа, которую Сайленс знала досконально. Недели не проходило без того, чтобы они не поправляли или заменяли ту или иную секцию.
Дух проплыл рядом с ними. Он их не распознал. Сайленс не знала, были ли обычные люди невидимы для них, если не нарушали Правила, или же духи просто не удостаивали их вниманием, пока эти правила соблюдались.
Вместе с Уильям Энн они сошли на тёмную дорогу, немного заросшую травой. Тракты в Лесах были не в очень хорошем состоянии — за ними почти не следили. Возможно, если бы форты когда-либо выполняли свои обещания, то это бы изменилось. Тем не менее, люди путешествовали. Поселенцы отправлялись из одного форта в другой торговать провизией. Зерно, выросшее на лесных пашнях, было добротным, более вкусным, нежели то, что вырастало в горах. Кроликов и индеек, пойманных в силки или выращенных в клетках, можно было продать за большое количество серебра.
Только не свиней. Лишь какой-нибудь житель форта мог быть столь туп, чтобы есть свинину.
Так или иначе, торговля здесь велась, поэтому дорога была порядком исхожена, несмотря на то что деревья вокруг опускали вниз ветви, словно цепкие руки, пытаясь перекрыть её, вернуть своё. Лесам не нравилось, что люди наводнили их.
Две женщины шли осторожно и неторопливо, не делая резких движений. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем что-то появилось на дороге перед ними.
— Там! — прошептала Уильям Энн.
Сайленс выдохнула, немного расслабившись. Впереди были чуть заметны следы голубой светящейся пасты. Предположение Теополиса о том, как она отслеживает свои жертвы, было правильным, но неполным. Да, свет пасты, известной как Огонь Авраама, действительно заставлял сок болотного сорняка фосфоресцировать. Так уж повелось, что он оказывал расслабляющее воздействие на мочевой пузырь лошади.
Сайленс осмотрела линии светящегося сока, перемешанного с мочой, на земле. Она опасалась, что Честертон и его люди после того, как оставят постоялый двор, сразу свернут в Леса. Это было маловероятно, но, тем не менее, она волновалась.
Теперь она была уверена, что напала на след. Если бы Честертон решил направить команду в Леса, он бы сделал это спустя несколько часов после того, как покинул постоялый двор, чтобы быть уверенным, что их укрытие в безопасности.
Вздохнув с облегчением, женщина закрыла глаза и поймала себя на том, что проговаривает благодарственную молитву, заученную наизусть. Сайленс задумалась. Почему она вспомнила её? Прошло уже так много времени.
Она встряхнула головой, поднялась и продолжила двигаться по дороге. Напоив зельем всех пятерых скакунов, она добилась надёжной маркировки следа.
Леса чувствовали… темноту этой ночи. Свет Звёздного пояса, казалось, не проникал сквозь ветви, как должен был. И, казалось, духов, блуждающих меж стволов деревьев, было больше, чем обычно, но и светились они слабее.
Уильям Энн прижала к себе палку с фонарём. Конечно, ребёнок и раньше выходил ночью на улицу. Ни один Поселенец не желал этого, но никто и не уклонялся. Можно потратить всю свою жизнь, сидя в ловушке, оцепенев от страха перед тьмой. Такая жизнь … в общем-то не сильно и отличается от жизни людей в фортах. Да, жить в Лесах тяжело, часто даже смертельно, но зато свободно.
— Матушка, — прошептала Уильям Энн. — Почему ты больше не веришь в Бога?
— Разве сейчас подходящее время для этого разговора, девочка?
Уильям Энн посмотрела вниз, поскольку они прошли другую линию мочи, светящуюся голубым.
— Ты всегда говоришь нечто подобное.
— И я всегда стараюсь уклониться от ответа, когда ты спрашиваешь, — ответила Сайленс. — Но обычно я не хожу ночью по Лесам.
— Сейчас это важно для меня. Ты не права — я весьма напугана. Я едва дышу, но на самом деле знаю, сколько проблем у постоялого двора. Ты всегда разгневана после визита Господина Теополиса. Ты не меняешь серебряную ограду так же часто, как раньше. Каждый второй день ты не ешь ничего кроме хлеба.
— Ты думаешь, всё это имеет отношение к Богу? Почему?
Уильям Энн продолжала смотреть вниз.
«О, тени, — подумала Сайленс. — Она думает, что нас покарали». Глупая девочка. Вся в отца».
Они шли по Старому Мосту, ступая по его хрупким доскам. В светлое время суток можно было различить леса Нового Моста, лежащего на дне расселины и представлявшего из себя обещания и подарки фортов. Выглядел он симпатично, но со временем износился, став непригодным для переправы. Отец Себруки был в числе тех, кто вернул Старый Мост обратно.