– Там все живы, товарищ генерал-лейтенант. Повезло – обстрелу подверглась другая часть деревни. Только майор Малахов погиб – командир 290-го полка.
– Знаю, – помрачнел Ефремов. – И про Малахова знаю, и расстрельные списки видел… Про тебя, Шубин, скоро легенды ходить будут, особенно про твое бессмертие. Впрочем, насчет последнего… – командарм всмотрелся в глаза лейтенанта, – возможно, народная молва преувеличивает.
– Я ведь жив, товарищ генерал-лейтенант, – Шубин улыбнулся, – значит, так должно быть… Я провалил последнее задание – не смог оказаться в нужное время в нужном месте.
– Да, я читал донесение, – кивнул Ефремов. – Даже в голову не пришло, что они так быстро поставят тебя к стенке! Или куда они тут тебя поставили… – Генерал покосился на канаву.
– Капитан Латкис будет рапортовать вышестоящему начальству, товарищ генерал-лейтенант. Формально он прав: особые отделы – это отдельная власть, они живут по своим законам, и даже высший комсостав не вправе отменять их решения.
– Но высший комсостав может взять на поруки оступившихся военнослужащих. – Командарм сухо засмеялся. – Ты серьезно, Шубин? Полагаешь, в сложившейся для армии ситуации мне есть дело до этих ребят? Я их должен бояться или что? Не смеши! Мне люди нужны – грамотные, смелые, способные думать головой и делать то, что другим не по силам. Пойдешь ко мне в разведку? В особое подразделение при штабе, выполняющее напрямую мои задания? Считай, та же полковая разведка, только другая ответственность. А если учесть, что наша армия скоро скукожится до размеров полка… – Генерал перестал смеяться и помрачнел.
– Конечно, товарищ генерал-лейтенант! – В груди что-то заклокотало. Не бывает такого, чтобы из потенциальных покойников – сразу наверх. – Почту за честь. Вот только… как же наш полк? Мои ребята?
– 290-й полк расформирован, 116-й перестал существовать. Остатки 130-й дивизии придется отвести и влить в состав 160-й. Твоего полка больше нет, Шубин. А ребят у тебя сколько?
– Без меня одиннадцать. Вернее, позавчера было одиннадцать, надеюсь, все живы.
– Своих ребят возьмешь с собой, перевод мы оформим. Это твои люди, я не имею права вмешиваться в твою кадровую политику… Выходит, решено, лейтенант? Тогда давай в пикап – заедем все-таки в штаб. Думаю, там не задержимся. Получишь бумаги и вернешься в свое расположение. Штаб находится в рабочем поселке Горный… Впрочем, ты в курсе.
Бойцы, сопровождавшие Ефремова, помогли Шубину забраться в кузов и освободили чуток пространства. Машина тряслась по кочкам, въезжая в деревню, Глеб трясся вместе с ней, вцепившись в борт. «Любопытные Варвары» лезли к нему с расспросами, дескать, расскажи, парень, каково это – быть в шаге от смерти и выжить? о чем думается? правда ли, что вся жизнь проносится перед глазами?
– Ну, ты везунчик, лейтенант! – смеялся боец со шрамом на подбородке. – Считай, что Бога за бороду поймал!
– У нас ведь как, – рассуждал красноармеец средних лет с седой головой. – Поощрили – жди взыскания! А у этого парня наоборот: получил взыскание – значит, будет поощрение.
– Ни хрена себе взыскание – «вышку» схлопотать! – смеялись автоматчики. – Ну, ты и загнул, Петрович!
Во дворе штаба 113-й дивизии автоматчики покинули кузов и стали блуждать по пустырю и курить.
– Закуришь, брат? – донимал его Петрович, суя папиросную пачку.
– Да вроде покурил уже, – вяло отбивался Шубин.
– Так это ты перед смертью курил! – хохотал Петрович. – Это совсем другое дело! А теперь за здравие, так сказать, покури – жизнь начинается! Сам товарищ генерал-лейтенант тебя с того света вытащил! Нужен ты ему! Лучше бы, конечно, выпить по такому случаю…
Генерал задерживался в штабе, а Шубин медленно приходил в себя. Никогда бы не подумал, что возвращение с того света столь мучительно.
– Нерадостный ты какой-то, – сетовали бойцы. – Словно не от расстрела тебя избавили, а наоборот.
– Так вестимо дело! – потешались шутники. – Лежал бы себе в землице – считай, свободен, никаких земных забот! А теперь все заново – маета, война, ежедневная усталость…
Командарм вышел из штаба только через сорок минут, озабоченно отмахнулся от младших командиров, вытянувшихся по струнке, и размашисто зашагал к Глебу.
– Держи, лейтенант. – Он сунул Шубину папку с бумагами. – Тут документы о переводе и твои оправдательные бумаги. На поруки тебя взяли старшие товарищи. Взяли до первого серьезного проступка! Дальше уж извини – стенка будет самая настоящая!.. Ладно, не бери в голову, это я так шучу. У меня еще дела есть, задержусь. С тобой остается майор Шилов. Он проследит, чтобы вас никуда не прибрали, а то от этих ребят всего ожидать можно (ты понял, о ком я). Седлайте вон ту колымагу – все равно она без дела стоит. Через три часа ты со своим войском должен быть в Горном – встанете на довольствие, расселитесь, получите первые указания. Все, Шубин, до встречи. – И командарм пружинящим шагом двинулся обратно в штаб.
Глеб задумчиво смотрел ему вслед. Генерал Ефремов неплохо держался, голоса без нужды не повышал, изъяснялся интеллигентными оборотами. Но лицо его было помято, в глазах засела глубинная тоска. Генерал был в отчаянии, но держался. Имелась ли его вина в случившемся? Видимо, имелась, и это обстоятельство его терзало. Но в окружение на данном участке фронта попала бы любая другая армия – так сложились условия неудачного наступления. «Хлебнем мы еще под Вязьмой и под Ржевом, – слышал он разговоры командиров. – Вязьму, может, и возьмем, а вот у Ржева на год застрянем, кучу народа оставим в полях и перелесках». Бездумные приказы наступать привели к оглушительной катастрофе. 43-я и 50-я армии топтались на месте, 33-я оказалась в котле. Силы врага не учли, разведку проводили поверхностно, а ведь на этом участке сосредоточена чуть не вся мощь группы армий «Центр»! Порой количество наступающих войск было меньше, чем количество обороняющихся. Немцы построили эшелонированную оборону, орудийные батареи стояли на каждом километре. От столицы немцев отогнали, и теперь они прикладывали все старания, чтобы не откатиться еще дальше, и успешно ломали хребет наступающим войскам.
– Лейтенант, в машину! – крикнул майор Шилов. – Особого приглашения ждете?
Шубин опомнился, перевалился через борт. Три километра по бездорожью, знакомые перелески, сгоревшая деревушка под холмом…
Навстречу, спотыкаясь, бежала Настя – почувствовала родной дух! Со стоном погрузилась в его объятия, зажмурилась. Удивленно присвистнул майор Широв – неплохо налажен быт у разведчиков! Высыпали остальные. Все уже знали, что майор Малахов погиб, а дивизия расформирована.
Майор Гуньков наверняка принес во взвод «радостную» весть, что «трус и предатель» Шубин наконец-то расстрелян. Явление мертвеца народу вышло впечатляющим.
– Товарищ лейтенант, вы уже вернулись из командировки на тот свет? – безжалостно шутил Ленька Пастухов. – Значит, все в порядке, теперь мы тоже не боимся умереть!
Новых потерь не было, все одиннадцать человек присутствовали на построении. Они стояли в шеренгу и ухмылялись, кто-то скалился от уха до уха – видеть Шубина живым было действительно приятно. Он озвучил бойцам новости:
– Переводимся в Горный. Вы подчиняетесь по-прежнему мне, а я – непосредственно командующему 33-й армией, которая формально еще существует. Служба почетная, но адская, чем закончится для большинства – представить несложно. Есть желающие отказаться и отправиться в расположение 160-й дивизии?
Желающих не было, разведчики продолжали скалиться.
– Тогда пятнадцать минут на сборы, и все в машину!
Страстно хотелось взглянуть в глаза майору Гунькову, но, к сожалению, не удавалось. Шубин бегал по округе, опрашивал людей, но те лишь равнодушно пожимали плечами. Кто-то видел его недавно, кто-то вообще не представлял, о ком речь. Один из бойцов вспомнил, что видел майора час назад (уже имелись сведения, что лейтенанту Шубину расстрел «заменили» дальнейшим прохождением службы). По словам бойца, майор был крайне взвинчен, бегал с чемоданом, потом поймал «полуторку», проезжавшую мимо, и забрался в кузов. Шубин сплюнул с досады: «Ладно, товарищ майор, еще свидимся. Еще представится мне возможность взглянуть в ваши ясные и «честные» глаза!»
Остатки 290-го полка временно возглавил капитан Кудрявцев, раненный в руку. Капитан был бледен, рука висела на перевязи. Укладываться в госпиталь он отказался наотрез, шутя, что «нет к тому никаких медицинских показаний». Устроившись на пеньке, он одной рукой перелистал предъявленные Шубиным бумаги и затем вернул их со вздохом:
– Поздравляю, лейтенант, с новым назначением! Служи и не держи зла на Родину, которая тебя чуть не прикончила. Ошибки случаются, никто от них не застрахован. Но это редкое явление, согласись. Жаль, что уходишь из полка. Хотя полка, по сути, и нет, вольемся в другие подразделения. Удачи тебе, Шубин! Не посрами там нашу полковую разведку.
Одинокую «полуторку» выловил в чистом поле вражеский штурмовик. Он вылетел из-за леса и начал резко снижаться. Пилот выпустил трассирующую очередь. Пули вспахали дорогу метрах в ста от машины. Самолет приближался, шел, как коршун на добычу. Водитель резко надавил на тормоз. Майор Шилов выругался:
– Какого черта ты тормозишь, могли прорваться!
Но водитель поступил правильно – следующая очередь изрешетила бы всех.
Шубин орал:
– Все из машины, разбежались к чертовой матери!
Бойцы с руганью перекатились через борт, попадали в траву за обочиной. Настя замешкалась, Шубин грубо схватил ее за шиворот, но девушка опомнилась, забросила за спину автомат и перепрыгнула через расшатанный борт. Шубин покинул транспортное средство последним. Пулеметная очередь подняла облако пыли на дороге. Пилот стрелял метко, но на дороге уже никого не было. Разведчики рассыпались по полю, майор Шилов подвернул ногу и теперь глухо выражался. Тень самолета накрыла «полуторку», он прошел на минимальной высоте, едва не касаясь брюхом земли, потом резко взмыл и начал разворачиваться над соседним лесом. Шубин надрывал связки: