Положение армии продолжало ухудшаться. Противник с упорством обстреливал позиции зарывшихся в землю подразделений. Потери множились с каждым днем. Похоронные команды работали не покладая рук. Боеприпасов в частях оставалось с гулькин нос. Орудия молчали – в батареях осталось по нескольку снарядов на критический случай. Позиции 160-й дивизии снова подверглись «проверке». Танковая атака в итоге захлебнулась, но защитники укреплений у деревни Сунженка истратили весь боезапас, потеряли две трети личного состава и отошли на пару верст, чтобы не потерять оставшихся. Кольцо окружения продолжало сжиматься. У немцев появилось новое развлечение – расстреливать с воздуха полевые кухни. Призрак голода принимал конкретные очертания. Еду готовили на кострах. Пока еще было что готовить – забивали последних лошадей, варили конские шкуры. 43-я и 50-я армии давно прекратили попытки пробиться к своим товарищам. Их положение было лишь немногим лучше. На гибнущей армии поставили крест. Ефремов принимал отчаянные попытки спасти положение – перегруппировывал поредевшие части, отводил их на выгодные позиции. Мобильные группы под покровом ночи отправлялись в тыл – добывать еду и боеприпасы.
Утром на маленький аэродром за поселком сел одномоторный самолет с двумя свободными пассажирскими сиденьями. Полоса была крошечная, фактически самолет садился в поле. Транспорт прислали за Ефремовым по личному приказу генерала армии Жукова. Командующий прибыл к самолету, но покидать расположение гибнущей армии отказался наотрез.
– Это приказ, товарищ генерал-лейтенант, – настаивал растерянный пилот. – Я не могу вернуться один, вы должны лететь.
Командарм ругался грязными словами, впервые Шубин видел его таким возмущенным.
– Передайте Георгию Константиновичу, что я отказываюсь бросать свою армию в столь трудный для нее час! – кричал Ефремов. – Вы представляете, о чем вы просите? Как я людям после этого буду в глаза смотреть? Когда все закончится, я готов понести ответственность за невыполнение приказа.
Уговоры не действовали. В итоге в самолет посадили тяжелораненого генерал-майора Ильичевского, начальника артиллерии армии, и его заместителя, полковника Батырина. Пилот радировал с земли: «Генерал Ефремов отказывается лететь». Жуков не поверил своим ушам, но повлиять на Ефремова было невозможно, и самолет улетел.
В расположении разведвзвода царило уныние. В строю остались десять человек, считая командира и красноармейца Томилину. Радовался только Ленька Пастухов: в медсанчасти он нашел свою Варю, и для него это был настоящий праздник. После расформирования 290-го полка их пути разошлись, и Ленька сильно нервничал. И вдруг обнаружил девушку в местном лазарете. Сначала глазам своим не поверил, потом сплясал кадриль и полез обниматься. Девчонка тоже обрадовалась, повисла у Леньки на шее. Батальон, куда отправили Варю, понес тяжелые потери и теперь существовал только на бумаге. Варя и другие медработники нижнего звена сопровождали в Горный раненых командиров и здесь остались по распоряжению главного хирурга армии. Застать Пастухова во взводе теперь стало невозможно, он шнырял вокруг медсанчасти.
Теперь канонада гремела со всех сторон, удавка сжималась у горла. Пришло тревожное известие от армейской разведки: на северо-западе, в районе деревни Борисово, концентрируется бронетехника – пока еще в небольшом количестве, но там есть железнодорожная станция, куда ежедневно подходят эшелоны. С них сгружаются танки, самоходные орудия, и вся эта техника остается в районе. Это могло означать лишь одно. Призрак бронетанкового прорыва, рассекающего слабые позиции армии, маячил все явственнее.
Вызов к командарму для лейтенанта был, конечно, честью, но сердце сжалось, а голова наполнилась предчувствиями.
– Давай без церемоний, лейтенант, – пробубнил генерал. – Кончились времена, когда долбили плац строевым шагом под грохот барабанов. Присаживайся и обрати внимание на карту.
В избе присутствовали несколько офицеров и генерал-майор – начальник штаба армии Петров. Но их словно не было, они сидели молча.
Карта местности была испещрена пометками, имела помятый вид.
– Все плохо, лейтенант, – поставил Шубина в известность Ефремов. – Ты даже не представляешь, насколько. У нас в запасе от силы пара дней. Когда противник выведет свои танки из Борисова и сформирует бронетанковый кулак, будет поздно. Он просто рассечет наши позиции и добьет в котлах окруженные части. В идеале нужно вывести из окружения шесть тысяч человек – все, что осталось от тридцатитысячной армии, – а на худой конец, хотя бы штаб. Надеюсь, ты понимаешь, что я не о себе пекусь – я мог бы давно улететь… Прорываться следует в восточном направлении. Но тамошние заслоны перемелют в кашу. Товарищ Петров предложил юго-восточное направление, в сторону 43-й армии, но не полями у поселка Советский, где немцев больше, чем крапивы, а вот в этом районе. – Генерал обвел карандашом интересующий его квадрат. – Здесь четыре деревни, – он поочередно тыкал в населенные пункты, – Сосновка, Березовка, Ельники и Скуратово.
«Лишнее вычеркнуть», – подумал Глеб. Видимо, улыбнулся – генерал посмотрел на него как-то странно, но значения не придал.
– Деревни фактически заброшенные, для немцев интереса не представляют, поскольку поживиться там нечем и встать на постой особенно негде. Только в Скуратове еще, если не ошибаюсь, теплится жизнь. Места глухие, дорог практически нет. Заслоны противника довольно жидкие. По сведениям армейской разведки, противник активно использует для охранных функций новообращенных – так сказать, русских полицейских. Их привозят из населенных пунктов, которые давно находятся в оккупации. За деревнями – бывшая заповедная зона, охранявшаяся государством. Есть несколько урочищ. Места неизведанные – глушь и дичь, короче говоря. Но все же люди там жили, лесные хозяйства работали – значит, есть какие-то дороги или тропы. Техника там не пройдет, поэтому в военных целях эти территории не используются. Но пешие должны пройти. Заповедник, разумеется, охраняется – не могли немцы оставить без присмотра столь обширную территорию. Но это всего лишь отдельные посты с радиостанциями, мы уверены, что войск там нет. Твоя задача – отработать возможность прорыва армии на данном участке, собрать в деревнях сведения о Кущинском заповеднике, изучить маршрут, выявить наличие дозоров и постов – то есть характерная для тебя работа. Действовать необходимо крайне осторожно. Полчаса на сборы – и вперед, лейтенант, времени нет. Не забывай, что путь надо пройти долгий. На тебе и твоих людях – непомерная ответственность. Много ребят не бери, нечего толкаться, как в трамвае. Выбери самых крепких, выносливых, хорошо ориентирующихся в лесной местности. Да ты и сам с понятием, что я тебе объясняю…
Глава девятая
В ельниках царила кладбищенская тишина. Шли на цыпочках, а там, где пышные лапы опускались до земли, садились на корточки. Все проселочные дороги были заняты немецкими войсками, проезжую часть перекрыла бронетехника. Чуждая речь неслась практически отовсюду, и это губительно действовало на нервы. Вчетвером худо-бедно прошли, но как таким же образом вывести большое количество людей, лейтенант не представлял. Значит, кому-то придется отвлекать ценой своей жизни. Но в данный момент это не имело значения. В овраге фашистов не было, по нему передвигались бегом, а когда трещина в земле начала сглаживаться, сели передохнуть, покурить перед длинным прогоном.
Шубин смотрел в лица товарищей и знал, что они не подведут. Ребята проверенные, хорошо ориентируются в лесистой местности. Бойцы курили и тоже поглядывали на командира. Рваные комбинезоны почернели от грязи и напоминали костюмы леших – в текущее время года идеально служили маскировкой. Вооружены до зубов, полная амуниция, все замотано тряпьем, чтобы не бренчало.
Другие бойцы сильно обиделись, что их не взяли, чувствовали себя какими-то неполноценными, но ничего, успеют еще отличиться, война долгая будет.
Настя Томилина только рот раскрыла, а он сразу отрубил:
– Женщин приказано не брать – распоряжение командующего! Попробуй оспорь!
На губах еще остался ее поцелуй, она снова его обнимала, ластилась, делилась переживаниями насчет скверных предчувствий. Но это дело нормальное, предчувствия всегда скверны, других не бывает…
На разговоры времени не было, хотя очень хотелось поболтать и расслабиться. Снова отправились в путь, держа дистанцию в два метра. Черничный бор прошли без осложнений. Тропа петляла между деревьями. В канавах лежал снег – упрямо не таял. На высоких участках зеленела трава, блестя на солнце. Снова попадались колкие заросли шиповника и вереница оврагов – местность труднопроходимая, зато никаких фрицев. Шубин мысленно очерчивал маршрут и другим приказал делать то же самое.
Упомянутые генералом деревни прятались между перелесками, из-за холмиков робко выглядывали крыши. Населенные пункты были связаны между собой проселочной дорогой, испещренной ухабами и канавами. Проехать по такой дороге мог только трактор или, как вариант, танк.
Но с мотоциклетным патрулем все-таки пришлось встретиться. Разведчики лежали под прохладным апрельским солнцем, а по курсу двигалось мотоциклетное подразделение – три тяжелых «БМВ» с колясками. Мотоциклы шли медленно, колеса вязли в ухабах. Глубокие канавы приходилось объезжать полем, где под слоем сгнившей ботвы и жухлых сорняков прятались коварные борозды. Мотоциклисты ругались в полный голос: «Что за страна, что за дороги? Как они тут живут?» – «Нормально живем, – думал Шубин, наблюдая за неприятелем. – Привыкли».
– Эх, скосить бы всех одной очередью! – мечтал вслух Серега Лях. – Мотоциклами разжиться, накататься вволю…
Но от многих соблазнов в эти часы приходилось отказываться.
За следующим перелеском стояла неисправная машина. Водитель лихорадочно устранял поломку, а по обочине прохаживался офицер, поглядывал по сторонам и недовольно фыркал. Разведчики тоскливо смотрели на эту картину и боролись с искушением.