– Товарищ лейтенант, может, заберем его с собой? – не выдержал Костромин. – Сил нет смотреть на такое! Это же майор!
– И что мы с ним будем делать?
– Ну… не знаю, пусть будет…
– Отставить, боец. Мы в этой местности инкогнито, а не для того, чтобы будоражить фрицев и заставлять их носиться с высунутыми языками.
Деревни Ельники и Березовка пустовали, немцев там не было. Мимо перелесков с умеренной долей риска можно было провести большое количество людей. Немцы стояли в Сосновке, заняли там несколько домов, постреливали кур, гоняли мяч по пустырю. От маршрута через Сосновку решили отказаться, вернулись в овраг, потом ползком добрались до березового перелеска.
Скуратово лежало в низине, это была крохотная деревушка на дюжину дворов. К восточной околице подбирался плотный осинник, с южной стороны голубело извилистое озеро. Несколько дворов выходили прямо к воде, виднелись дощатые мостки наподобие примитивного пирса. Деревня была обитаема – над парой крыш вился голубоватый дымок.
Несколько минут разведчики лежали за травянистым косогором, потом по одному потянулись к плетню. Деревенская дорога была разбита до предела, в канавах чернел рыхлый снег и валялись горы мусора. Группа шла вдоль шаткого забора. Бойцы держали дистанцию, вертели головами. Деревушка доживала свой век. Дома провалились в землю, крыши просели, практически сложились пополам.
Корявая древняя липа произрастала вплотную к забору. Шубин первым скользнул за нее и застыл как вкопанный, испытав мимолетный страх. Подловила бабка! Женщина лет семидесяти – худощавая, прямая, как черенок, стояла за забором, возвышаясь над насаженными на штакетник горшками. Голову обвивал теплый платок, костлявыми пальцами она держалась за забор. Шубин облегченно перевел дыхание. Старушка безучастно смотрела на него, ни один мускул не дрогнул на костлявом лице. «С головой не в порядке?» – мелькнула недоуменная мысль. Женщину словно приклеили к забору, ее взгляд был абсолютно неподвижен.
– Добрый день, бабушка, – вежливо поздоровался Глеб. И уточнил на всякий случай: – Немцы в деревне есть?
Старуха шевельнулась, расслабилась. Не сказать, что взгляд потеплел, но в нем появилось что-то живое.
За спиной послышался мотоциклетный треск. Сердце екнуло.
– Товарищ лейтенант, фрицы! – сдавленно пискнул за спиной Серега.
– Ложись!
Хорошо, что держали дистанцию. Разведчики дружно попадали в канаву, протянувшуюся вдоль ограды. Укрытие было так себе, но ничего другого не придумали. Треск нарастал. В канаве было холодно, грязно. Глеб подавился рыхлым снегом, закашлялся, машинально обнял пальцами клык затвора. Противный треск становился громче, сверлил мозг. Приближался один мотоцикл – и на том спасибо. Разведчики лежали неподвижно. Глеб зачем-то затаил дыхание.
Мимо по дороге, разбрасывая лепешки грязи, проследовал немецкий «БМВ» с люлькой. В нем сидели трое, не считая пулемета – полный комплект. Людей в канаве они не заметили – не смотрели по сторонам.
Мотоцикл встал, но двигатель продолжал работать на холостых оборотах. Глеб поднял голову. Немцы остановились метрах в семидесяти. Солдат, сидящий сзади, спешился, переместил автомат на грудь и вразвалку направился к забору из толстых штакетин.
Участок находился через два дома от «лежбища». Ничего подозрительного гости не заметили. Солдат перегнулся через ограду, что-то пролаял – видимо, бывал уже здесь. Ответа он не дождался, схватился за секцию забора и отвел ее в сторону. При этом перестарался – конструкция отчаянно заскрипела, из нее вывалились несколько штакетин. Солдат не смутился, грубо засмеялся, пинком отбросил переломанную створку к ограде и вошел на участок. Мотоциклист выжал газ, развернул мотоцикл и въехал на придомовую территорию. «Поживиться приехали», – догадался Глеб. Очевидно, здесь у них «поставщик». Германская армия пока еще снабжалась, но перебои с поставками уже начинались, и реквизициями у местных жителей оккупанты не брезговали. С участка доносились громкие голоса – женщина перебивала хриплого мужчину. Гражданские возражали – в прошлый раз их уже подчистили. Немцы смеялись. Шубин привстал, осмотрелся. Дорога была чиста. Немцы хозяйничали на подворье, на дорогу никто не выходил.
– Товарищ лейтенант, их всего трое, – зашептал в спину Костромин. – Снова стерпим, мимо пройдем?
– Именно, – огрызнулся Глеб. – Почаще вспоминайте, что мы несем ответственность за целую армию.
Вернее, за ее остатки…
Шубин прислушался. Эти солдаты вели себя в принципе мирно, население не избивали и не расстреливали. Цель у них была одна – поживиться. Светиться не стоило, слишком уж ответственную миссию возложили на группу. Подними шум – и немецкое командование заинтересуется этим районом.
Весьма кстати обнаружилось, что старуха никуда не делась, она так и стояла за забором, прямая, как штанга, и сжимала брус ограды костлявыми пальцами. Колючие глаза царапали лейтенанта. Стало неуютно.
– Бабушка, шли бы вы в дом, – пробормотал он. – Вопрос снимается, мы уже поняли, что немцы в деревне есть.
Сзади хрюкнул Никита. Старуха чуть помедлила, руки оторвались от забора, она повернулась и направилась в избу – плавно, словно плывя над грядками. Совесть кольнула – неудобно, конечно, получилось. Со стороны могло показаться, что пятеро испугались троих. Старуха поднялась на крыльцо, обернулась, прежде чем открыть дверь. И снова он почувствовал долгий прожигающий взгляд. Возможно, он неверно его истолковал: «Не собирается ли сдать нас фрицам?»
– Чертова старуха… – прошептал Костромин. – Словно призрак какой-то. Смотрит – и мороз по коже… Вы уверены, что она живая, товарищ лейтенант?
– Уверен, призраки днем не ходят, – огрызнулся Глеб. – Эй, слушайте все меня! Данная команда на мотоцикле нас не волнует. Пусть забирают, что им надо, и проваливают. Мы стерпим. Убивать они никого не собираются. Для нас важнее сохранить инкогнито. Если во дворе никого нет, проскакиваем мимо.
Он первым припустил вдоль канавы и присел на корточки у разбитой секции забора. Во дворе кудахтали куры. Наверное, домашняя живность и была мишенью оккупантов.
Немецкий солдат возник внезапно, Шубин и опомниться не успел. Ухмыляющийся военнослужащий вермахта вышел с территории, таща мешок, который ходил ходуном, извивался и кудахтал. В него напихали не меньше десятка птиц. Шубин застыл, его палец будто приклеился к спусковому крючку. Явление немца проворонили, но самое смешное то, что он не заметил посторонних. Он сделал два шага, ускорился, как спортсмен перед метанием копья, и швырнул мешок в коляску. Попал! Мешок не развязался, продолжал шевелиться и шуметь. Солдат удовлетворенно крякнул, развернулся через левое плечо и заспешил обратно. Вытянув руку, можно было его коснуться, но мужчина спешил, ничего не видя, и в конце концов исчез за сараями. Глеб переглянулся с Никитой. Тот пожал плечами: «Бывает». Крайне редко, в исключительных случаях, но бывает.
В видимой части двора никого не осталось. Курятник и прочие хозяйственные постройки находились дальше. Но перебежать открытое пространство не успели – объявился еще один солдат, в криво сидящей шинели. Автомат болтался за спиной. Он тащил волоком второй мешок, поменьше. За ним из-за сарая выбежала растрепанная женщина средних лет. С криком «что же вы делаете, вурдалаки, – последнее забираете!» она набросилась на солдата и толкнула его в спину. Тот от неожиданности споткнулся и выронил мешок. Его забыли завязать, поэтому оттуда посыпались взъерошенные куры и стали разбегаться по двору. Солдат рассвирепел, сбросил с плеча автомат. Женщина попятилась. С протестующим криком из-за угла выбежал хромающий седой мужчина, замахал руками, стал что-то говорить, глотая слова, мол, баба дура, больше так себя вести не будет, берите, что хотите, да проваливайте к чертовой матери. Раздался окрик, объявился еще один военнослужащий – ефрейтор, – что-то рявкнул. Автоматчик не стал стрелять, забросил за плечо автомат и толкнул женщину. Она повалилась в объятия своего мужчины. Тот потащил упирающуюся жену в дом. В принципе не дело умирать ради каких-то куриц… Солдат пнул пробегающую мимо курицу, та пролетела несколько метров и забилась в судорогах. Немцы засмеялись, потащились на задворки.
Снова не успели перебежать. С задов участка донесся душераздирающий девичий крик. Шубин застыл, спина похолодела. Видимо, семья состояла из трех человек. Немцы гоготали, наперебой что-то выкрикивали. Различались отдельные слова: «Какой милый розовый поросеночек! Курт, поторопись, мы ждем своей очереди!» Шубин сообразил, что дальше они не пойдут. Люди угрюмо смотрели на командира. Он бросил лаконичную фразу: «Действуем, парни!»
Молодая девушка захлебывалась, умоляла не трогать ее. Из дома выбежали мужчина с женщиной, но им наперерез из-за угла вышел рослый немец с квадратной челюстью и стальной щетиной и скинул автомат. Однако сельчане и не думали останавливаться, когда их чадо пребывало в опасности. Седой мужчина схватил немца за грудки, тот, ошарашенный, не сразу среагировал. Женщина успела проскочить. Последовал удар прикладом в челюсть, руки разжались, хозяин дома упал на колени, закачался. Женщина споткнулась, покатилась по двору, разорвав потертые рейтузы. Солдат пришел в ярость от такого неповиновения, седовласый мужчина снова получил по лицу и потерял сознание. Женщина поднялась, побежала дальше. Немец вскинул автомат.
Просвистел нож – Ветренко метнул его из-за пригнутой малины. Лезвие сделало в воздухе оборот и вонзилось немцу в грудь по рукоятку. Фриц застыл, позеленел от боли. Автомат упал в грязь. Он скосил глаза вниз, недоверчиво уставился на нож, торчащий из груди, схватился за рукоятку, выдернул. Поступок был не самый продуманный – потекла кровь, солдат зашатался и повалился в пыль. Кричать он не мог, давился кровавой пеной.
Разведчики устремились вперед. Шубин подбежал к женщине, что-то бормоча, сдерживал наступательный порыв. Девица продолжала визжать, но уже как-то глухо – видимо, ее затолкали в помещение. Глава семьи медленно приходил в чувство. «Мужики, давайте без пальбы», – прошипел Шубин.