– Само не рванет, если человек руку не приложит, – рассудительно объяснял второй. – Мост – это штука особая. Вдруг господа немцы в наступление перейти изволят, а переправу они сами же разрушили? Что тогда? Понтоны возводить – время потеряешь, ресурсы потратишь, а немцы счет любят, в отличие от русских напрасно ничего не делают. Добьют окруженную группировку большевиков, проведут в этих лесах генеральную, так сказать, уборку и точно тогда в наступление перейдут, погонят «краснопузых».
Разговор принимал интересный оборот. Рыбака беспокоило, что Красная Армия под боком, а они тут на мосту груши околачивают и вообще ведут себя беспечно. Советские солдаты непредсказуемы, надумают прорваться к своим – и никакие пулеметы их не остановят.
– Дурында ты, Митяй. Ни хрена не смыслишь в тактике ведения наступательных и оборонительных операций. Немцы же не идиоты. За мостом стоят посты с рациями. Любая активность со стороны большевиков, сигнал отправляется куда надо, и мост взрывается. А если прорвутся, попадут под плотный минометный огонь. Дальше – дело техники. Да и не до этого сейчас большевикам – дали им по «чавке», сидят, кровь зализывают. Подразделения рассеяны, сил нет, порядка никакого. Пополнения уже месяц не получали, в болотах завязли… Да и нет их за рекой, они дальше. За Угрой – ничейная земля, пара верст бесхозного пространства.
Разведчики корчились под мостом и мотали на ус. Полицаи многого не знали, но даже то, что им было известно, имело огромную ценность. Если вырваться за мост, не дать его взорвать, дальше уже ничто не остановит. Единственная опасность – минометы в соседних перелесках, явно пристрелянные на мост и его окрестности. Что делать с этой батареей, было непонятно.
Полицаи выбросили окурки в реку и побрели на берег. В лагере царила активность, слышался смех. Но на мост никто не выходил.
– Вот и славно, товарищ лейтенант, – прошептал Завадский. – Прослушали лекцию, а больше ничего и не нужно. Наши за мостом, и немцев там практически хрен.
– Вот именно, – подтвердил Шубин. – Узнали все, что надо, засвидетельствовали свое почтение… Пошли отсюда, а то неуютно здесь…
Он старался не думать про обратную дорогу – короче она все равно не покажется. Местность, напичканная полицаями и фашистами, незабываемое Барское ущелье – «красота»! Одна отрада – уже знаешь, с чем столкнешься…
Глава одиннадцатая
В районе полудня следующего дня вконец измотанная группа вышла к своим. И чуть не попала под кинжальный огонь чересчур ретивых караульных.
– Не стрелять, это Шубин! – радостно загорланил молодой начальник смены. – Ослепли, воины? Дальше носа не видите?
Бойцы еле волочили ноги, хватались за забор, чтобы не упасть.
Выходили люди в военной форме, приветствовали их чуть не аплодисментами. О том, что разведка куда-то убыла, знали все. Куда именно – знали единицы.
– Надеюсь, успешно, лейтенант? – заспешил навстречу майор Шилов. – А ты молодец – сколько увел с собой бойцов, столько и привел.
Прибежали с радостными криками ребята из взвода – Ленька Пастухов, Лева Глинский, Становой, Иванчин.
– Не опухли тут от безделья? – скалился Костромин.
– Так вы сами нас не взяли! – возмутился Становой. – А если бы взяли, еще бы раньше вернулись!
Повисла на шее Настя Томилина – дурные предчувствия снова не сбылись, – радостно смеялась, плакала.
– Так, отставить амурные сопли! – нахмурился майор Шилов. – После войны миловаться будете, если сохраните к тому расположение. Срочно на доклад, Шубин, командарм лично желает тебя видеть. И не качайся! Вижу, что устал, но соберись!
За двое суток командарм окончательно сдал. Движения стали судорожными, лицо превратилось в маску. Он почти не спал. В штабе присутствовали какие-то чины, мелькали озабоченные лица. Снова понесли потери: погиб начштаба армии генерал-майор Петров – «газик» попал под обстрел, генерал вылетел через лобовое стекло и попал под колеса. Канонада на западе не прекращалась, снаряды падали за лесом, в расположение обессилевших полков.
– Положение отвратительное, Шубин, – устало поведал Ефремов. – 160-я дивизия сократилась до батальона, раненых много. В медсанбатах закончились лекарства, выбило почти весь персонал. Люди умирают, им нечем помочь. На юге, в расположении 329-й дивизии, орудуют диверсанты, перерезаны линии связи, мы не знаем, что там происходит. Каждый второй посыльный не возвращается. 338-я дивизия подвергается непрерывным ударам, разрозненные части отступают к поселку Луговое. Танки в бой противник еще не вводил, но когда введет, положение еще сильнее ухудшится. Армейской артиллерии больше нет, в частях – по паре орудий, из которых нечем стрелять… С чем пришел, лейтенант? Докладывай.
– Есть лазейка, товарищ генерал-лейтенант. Все не выйдут, многие погибнут, но основные силы можно сохранить и пробить кольцо.
Десяток голов склонились над картой. Лейтенант вычерчивал маршрут, сверяясь с закорючками в блокноте. Штабисты недоверчиво чесали затылки.
– Маршрут для пешей колонны, лейтенант, – выразил мнение усатый полковник Максаков. Усы заместителя начальника штаба потеряли горделивый лоск, висели сосульками. – А у нас машины с ранеными, кипы штабных документов, остатки боеприпасов…
– Дорог в этой местности нет, товарищ полковник. Раненых придется нести на руках. До Скуратова путь практически свободен. Барское ущелье можно пройти за полтора часа. Специальные группы снимут полицейские посты – эту задачу я беру на себя, но за тишину не ручаюсь. Вероятно, уйдет тревожный сигнал немецкому командованию. Все будет зависеть от нашей быстроты – среагировать моментально они не смогут. Группы прикрытия следует сформировать заранее, выдать им максимум боеприпасов. Это должен быть самый стойкий народ. На выходе из ущелья колонна подвергнется фланговым ударам, отбивать атаки придется незамедлительно. Силы немцев там небольшие – полтора-два батальона. Прибудет ли к ним подкрепление, опять же зависит от нашей мобильности. Там густые леса – немцы вряд ли проявят расторопность. Примерно вот здесь, напротив моста – минометная батарея. Она должна быть уничтожена, иначе все полягут, не дойдя до переправы. Захват моста мы тоже берем на себя. За Угрой наши, есть возможность рассеяться по тальнику. Настаиваю, товарищ генерал-лейтенант, что это единственная возможность вывести людей из окружения, по крайней мере армейское управление и часть войск. Все вряд ли выйдут, но в противном случае в котле точно погибнут все.
– Ну, не знаю, Михаил Григорьевич… – задумчиво пробормотал Максаков. – Решать, конечно, вам…
– Нечего тут решать, – отрезал Ефремов. Он даже приосанился. – Еще два дня, и немцы придут в Горный. Никакой героизм не поможет, Илья Ефремович. Мы должны сохранить хоть что-нибудь, добраться до своих, а дальше пусть специальные органы определяют меру нашей ответственности. Лично я отвечать за свои поступки не боюсь. Лейтенанту Шубину я верю, так что готовьтесь, товарищи. Приказ об отводе должен поступить в части уже сегодня. Отход начинаем завтра в десять утра. На позициях для сдерживания неприятеля оставить пулеметы и наиболее боеспособные подразделения. Выдвигаемся скрытно, в направлении Горного. Спать сегодня никто не будет. За работу, товарищи!
Но уже на рассвете ситуация вышла из-под контроля. Это был удар ниже пояса. Видимо, полковник Морозов был не единственным лазутчиком в штабе.
Едва рассосалась ночная темень, 338-я стрелковая дивизия подверглась массированному удару. Бомбардировщики заходили на позиции кругами, бомбы сыпались, как горох. Уже сформированные походные колонны попали под обстрел. В атаку пошла мотопехота, сдержать ее оказалось некому. Разрозненные подразделения оборонялись до последнего, несколько раз переходили в контратаки. Красноармейцы гибли под проливным огнем. Выжившие рассеялись по лесам, отошли на юг мелкими группами и поодиночке.
В 329-й дивизии царила такая же сумятица. Немцы расстреливали позиции из орудий – подтащили батареи на передовую и били прямой наводкой. Приказ к отходу поступил с запозданием, операция напоминала паническое бегство. Десантники, сброшенные с парашютами, перекрыли дорогу и расстреливали людей из пулеметов, усиливая панику. Вереницей заходили к земле штурмовики, уничтожали раненых в санитарных машинах.
Но хуже всего пришлось 160-й дивизии. Формально она еще существовала, но сократилась до батальона. Танковые колонны ударили внезапно, они обошли растянутые позиции и объявились в тылу. Основная масса бронетехники двинулась на восток полями и проселочными дорогами. Орудия и пулеметы расстреливали разбегающихся красноармейцев в упор. Остатки артдивизионов были смяты – орудия успели произвести по паре выстрелов. Танки шли почти без остановки, за ними – бронетранспортеры с пехотой и грузовики «Опель Блиц», набитые военными.
За сорок минут эта армада достигла Горного. На клочке земли площадью в несколько квадратных километров разверзся ад. Красноармейцы выбегали из леса, отстреливались. Части бойцов на подступах к Горному удалось занять оборону, велся хаотичный огонь по окопавшейся на опушке пехоте. Мины рвались среди лежащих в поле солдат. Штаб соединения напоминал взорванный муравейник, штабисты бегали, орал громовым голосом бледный, как смерть, генерал Ефремов. От былой интеллигентности не осталось и следа, командарм расточал громы и молнии. На западной окраине поселка взрывались мины. Бойцы отступали к строениям. Их стало больше – присоединились те, кто бежал из северного леса. Выжившему начсоставу удалось навести порядок. Но боеприпасы кончались, у личного состава оставалось всего по нескольку патронов в карабинах.
И все же атаку пехоты отбили хаотичным огнем, немцы неохотно стали уходить в лес. В чью-то «умную» голову пришла идея развить успех и повести людей в контратаку. Идея оказалась провальной – лавина бойцов устремилась к лесу, но половина тут же пала под огнем пулеметов, и остальные стали отползать.
С проселочных дорог сошли танки Т-3 с белыми крестами на бортах, съехали в поле, мед