ревязку, отвлеклись. Он с нами разговаривал, ничто не предвещало, как говорится. Только мы отвернулись, как он достал пистолет и выстрелил в себя. А после него – те двое… Возможно, они правы, лейтенант. Все ведь кончено. Лучше так, чем плен… Михаил Григорьевич был очень совестливым человеком, сильно переживал о случившемся. Он бы в любом случае не смог себя простить. – Военврач опустился на траву и вытащил из кармана халата мятую пачку папирос.
Сзади прогремел выстрел. Шубин дернулся, скинул с плеча автомат, бросился за кустарник. Полковник Максаков пустил себе пулю в голову – еще один не выдержал позора. Он лежал боком, кобура была расстегнута, пистолет выпал из руки. Из левого виска на землю тонкой струйкой сочилась кровь. Разведчики подбежали и встали как вкопанные. Командиров, сидевших кружком, событие не впечатлило, они уткнулись глазами в землю.
Дурной пример чертовски заразителен! Бледный полковник приподнялся, сел на колено, принялся расстегивать кобуру. Пальцы срывались. Шубин подбежал, сам вырвал пистолет из кобуры.
– Прекратите, товарищи командиры! Разве ж это выход?!
– Лейтенант, вы забываетесь! Как вы разговариваете со старшим по званию? – возмутился несостоявшийся самоубийца. – Я полковник…
– Так выводите людей, товарищ полковник! – У Шубина от волнения стучали зубы. – Не ищите легких путей! Застрелиться мы все можем, но что это даст? Есть маршрут, по которому можно вывести из окружения уцелевший личный состав и штаб армии. Нужно догнать майора Шилова. Командуйте, товарищ полковник, и… прошу простить за то, что нарушил субординацию. Положение вынуждало… Товарищи командиры, не сидите, не раскисайте, нужно выводить людей! Пока есть хотя бы теоретический шанс выбраться из котла, мы должны им воспользоваться!
Он действительно «слегка» нарушил субординацию, люди на поляне имели полное право его пристрелить. Но они прятали глаза. Кое-то начал шевелиться, поднялся.
Шубин вернул полковнику пистолет. Тот посмотрел исподлобья и убрал ТТ в кобуру.
– Ваша фамилия, лейтенант?
– Лейтенант Шубин, товарищ полковник, полковая разведка. В последнее время выполнял приказы лично генерал-лейтенанта Ефремова.
– А я-то думаю, почему ты такой борзый… Ладно… – Полковник внезапно смутился. – Излагай, Шубин, куда идти. Майор Масляченко, собирайте людей… Только здесь тела погибших, лейтенант. – Полковник колебался. – Это наши товарищи. Мы же не хотим, чтобы над ними надругались фашисты…
– У нас нет другого выхода, товарищ полковник. Заслон, сформированный майором Шиловым, долго не продержится, скоро неприятель войдет в лес. Мы можем только накрыть тела.
Еще никто не знал, что 19 апреля немецкие солдаты обнаружат в лесу мертвого командарма 33-й армии. Глумиться над ним не станут – наоборот. Командир германской 268-й пехотной дивизии прикажет похоронить генерала со всеми воинскими почестями в знак глубокого уважения. Немцев впечатлила стойкость бойцов 33-й армии. Находясь в безнадежной ситуации, они дрались до последнего, не было отмечено ни одной массовой сдачи красноармейцев в плен. Генерала похоронят советские военнопленные в селе Слободка, а германский генерал напутствует перед строем: «Солдаты! Сражайтесь за Германию так, как генерал-лейтенант Ефремов сражался за Россию!»
С поляны вывели далеко не весь штаб. Людей разбросало, народ плутал по лесу. Случаи самоубийств были не единичными – в тот день командиры Красной Армии весьма охотно кончали с собой. Остаться в живых и выполнить до конца свой долг решились далеко не все.
Люди выбирались из зарослей, шли на звучные крики. В овраге собралась большая толпа, и народ все продолжал прибывать. Бой в районе Горного еще не кончился, красноармейцы держались.
– Шубин, где вас носит?! – бросился к лейтенанту растрепанный майор Шилов. В этот день майору выпал уникальный шанс блеснуть своими организаторскими способностями. – Где генерал-лейтенант Ефремов? Вы его нашли?
Майор машинально отдал честь угрюмому полковнику Архипову, которого ранее Глеб спас от самоубийства, и слегка побледнел, почуяв неладное. Выслушав новости, он, однако, не стал пускать себе пулю в лоб, хотя был близок к этому.
– Работаем, товарищи, – пробормотал майор. – Будем пробиваться на запад. Товарищ лейтенант, пусть ваши люди поведут колонну. Сами видите, какой тут сброд – остатки разных армейских служб, приблудные красноармейцы, много раненых… Лично вам я бы посоветовал остаться в арьергарде – пока, по крайней мере. Нужно сформировать боевые группы для отражения ударов с тыла и флангов. Есть несколько трофейных пулеметов, немецких автоматов…
Завадский и Костромин повели людей. Туда же Глеб отправил и Настю, хотя она сопротивлялась всеми конечностями. Толпа погрузилась в овраг, пошла по пади. Брели понурые командиры и потерявшие оружие пристыженные красноармейцы. Здоровые несли раненых. Боец с переломанными конечностями путешествовал «со всеми удобствами» в волокуше из связанных плащ-палаток. Командиры подгоняли людей: «Быстрее, товарищи, немцы висят на хвосте!»
Метался по колонне Ленька Пастухов, снова потерявший свою зазнобу. Потом объявился с облегченным видом – не пропала Варя, занималась своими прямыми обязанностями.
– Теперь ты свободен, Леонид Батькович? – строго спросил Шубин. – Можешь выполнять поставленную боевую задачу?
– Да, товарищ лейтенант, – заулыбался боец. – Даже две поставленные задачи! Все, что прикажете!
Они стояли на краю оврага и смотрели, как мимо проходят остатки разбитой армии. Люди спешили. Даже раненые проявляли прыть – прыгали на импровизированных костылях. Оружие при себе имели далеко не все. Многие опускали головы, стараясь не смотреть в глаза угрюмым разведчикам. «Все, способные держать оружие – в сторону!» – прогремел клич. Красноармейцы отделялись от толпы, лезли на склон. Капитан Евдокимов – прямой, как шпала, сухощавый, похожий на Кощея – отбирал людей для боевых групп.
Внизу мелькнуло знакомое лицо. Кто-то глянул на лейтенанта и уткнулся обратно в землю. Шубин забеспокоился, стал всматриваться в проходящих по пади людей. Это был майор Гуньков – тот самый несостоявшийся ухажер Насти, по чьей милости Шубин чуть не загремел под расстрел. Выжил, подонок! Такие, как он, всегда выживают, подставляя других. Майор был грязный, как чушка, галифе порвались по шву, он потерял фуражку, но сохранил пистолет в кобуре. Майор брел, спотыкаясь, не оборачивался, чувствовал, как взгляд Шубина царапает ему спину. Глеб не стал его догонять – много чести уделять внимание всякому дерьму. Но с этого момента стал нервным, несколько раз срывался.
По оврагу шло несколько сотен человек – Глеб сбился со счета. Бой подкатывался к опушке, противник наседал. Шубин нервничал. Завадский и Костромин подвести не могли, маршрут они помнили. В Ельниках и Березовке противника нет (по крайней мере, позавчера не было), Сосновку можно обойти. В Скуратово немцы тоже заезжали нечасто. Но нынче все изменилось, вермахт активизируется, может оказаться где угодно. Оставалось лишь верить в удачу и неповоротливость германской военной машины.
Погоня увязла в лесу, попала под пулеметный огонь и теперь выжидала в полуверсте от оврага. Но в районе Ельников колонна, выходившая из окружения, подверглась удару. Деревня находилась слева, за перелесками, люди преодолели открытое пространство и ушли в осинник.
И тут на полевой дороге объявилось подразделение мотоциклистов, за ними пылили грузовики с пехотой. Немцы припозднились, но все равно было неприятно. Группа прикрытия – человек сорок – бросилась в лес. Люди зарывались в прелую траву, откатывались за деревья. Шубину и бойцам его группы пришлось вернуться. Лес на этом участке был неоднороден, деревья размыкались, образуя обширные поляны, щетинились кустарники, обрамляющие осинники. Позиции для обороны оказались невыгодными. Красноармейцы вели огонь из укрытий. Мотоциклисты гарцевали по открытому пространству, пулеметы лаяли, закрепленные на турелях. Маленький отряд нес потери, несколько человек уже не шевелились.
Перевернулся мотоцикл – водитель, прошитый пулями, выпустил руль, и машина стала извиваться кольцами. Сидевший сзади солдат совершил петлю в воздухе. Визжал, как поросенок, придавленный пулеметчик.
Подошли грузовики, и пулеметчики перенесли огонь. Пули дырявили тенты, били окна в кабинах. Вывалился подстреленный водитель, повис, зацепившись ногой за подножку. Покинуть кузов успели не все, но многие. По дороге пылили и другие грузовики. Бой был тяжелый, затяжной. Часть немецкого отряда пустилась в обход, но застряла у болот в непроходимой чаще и вернулась. Основные силы врага предпринимали упорные попытки смять преграду. Мотоциклисты катались по опушке, пулеметы гремели, водители фактически лежали на рулях. Удалось подбить еще одну машину, мотоцикл теперь лежал на боку с пробитым бензобаком, экипаж агонизировал, потом успокоился. Подползали пехотинцы – потери их не останавливали. Шубин стрелял из-за дерева. Палец на спусковом крючке сводило судорогой. Рядом трещали ППШ его подчиненных. Потерь в крохотной группе пока не было.
Красноармейцы дрогнули, когда дюжина пехотинцев на узком участке прорвалась в лес. Немцы бежали со страшными криками, стреляли. Они же тоже люди, и нервы у них не железные! Бойцы пятились, отстреливались.
Сутулый небритый красноармеец хищно оскалился, вырвал чеку из гранаты, бросился в гущу неприятельских солдат и упал, застреленный, не добежав нескольких метров. Взрывом покалечило пару пехотинцев.
Красноармейцы отходили в лес, ухитряясь держать оборону, работали мелкими группами. Наступательный порыв сдерживали гранатами. Разведчики пятились, держали секторную оборону. Между деревьями мелькала «мышиная» форма. Поляну преодолели бегом, Становой и Глинский нырнули в кустарник, остальные прикрывали.
– Ленька, товарищ лейтенант, давайте сюда! – проорал Лева Глинский.
Пастухов прекратил стрельбу, провалился в скопление ветвей и энергично отгибал их руками, словно плывя в бурной воде. Справа затрещали ветки, на поляну выскочил германский пехотинец во всей красе – бледнолицый, в шинели, с ранцем за спиной. Он первым открыл огонь, Шубин покатился в кустарник, который отпружинил и швырнул его обратно. Эти цирковые кульбиты были так некстати! Немец бежал ему наперерез, орал дурным голосом и передергивал затвор. Нельзя сказать, что жизнь промелькнула перед глазами, но кое-что имело место. Все это длилось доли мгновения. Простучал автомат, немец споткнулся, грянул оземь челюстью и на этом закончил свое земное существование.