В лесах Сибири. Февраль-июль 2010 — страница 20 из 35

Я — хозяин этого берега, король мыса Северный Кедровый, повелитель щенков, защитник синиц, товарищ рысей и брат медведей. И, главное, я слегка пьян, потому что решил выпить водки после двухчасовой колки дров.

Жизнь внутри границ природного заповедника носит символический характер: человек присутствует здесь неприметным образом, не оставляя практически ничего, кроме следов на снегу. На восточном берегу Байкала находится закрытый «биосферный полигон». Идея создания подобных территорий, абсолютно недоступных для посетителей, кажется мне поэтичной. Звери, люди и боги могли бы спокойно жить там, вдали от посторонних глаз. Мы бы знали, что где-то есть место, где ничто не нарушает красоту первозданной природы, и эта мысль была бы для нас утешением. Я не предлагаю запретить человеку пользоваться лесами, полями и водоемами! Речь о том, чтобы умерить наши аппетиты и уберечь хотя бы несколько гектаров земли. Но разные напыщенные болваны, конечно же, не допустят этого. У них уже наготове блестящая речь о разумном освоении природных ресурсов. Им будет трудно смириться с тем, что семь миллиардов человек лишатся возможности распоряжаться клочком земли размером с носовой платок.

2 мая

Небо решило ниспослать на землю что-то еще кроме снежных хлопьев, и на тайгу цвета бронзы обрушился град. День посвящен чтению «Мифа о вечном возвращении» Мирчи Элиаде (самая подходящая книга для тех, кто поджидает весну), а также уборке остатков накопленного Володей Т. мусора.

Вечером испытываю новую лунку. Теперь у меня есть четыре места для рыбалки: первое прямо перед хижиной, второе в часе ходьбы на север, третье в бухте, где вчера я поставил сети на налима, и четвертое, новое — в устье речки у мыса Северный Кедровый. Сижу на складном стуле и курю, не спуская глаз с лески.

В любой момент Айка и Бек готовы уткнуться мордами в мои колени. Переполняющие их чувства нашли во мне отклик. Собаки не предаются рассуждениям и не копаются в воспоминаниях. Между мечтами о будущем и сожалениями о прошлом есть точка, называемая настоящим. Нужно научиться находиться там и удерживать равновесие, как делают это эквилибристы, стоящие на шаткой конструкции из бутылок и жонглирующие шарами. У собак получается.

Отдавая мне щенков, В. Е. сказал: «Не подпускай их к себе слишком близко». Я самый никчемный дрессировщик собак в Сибири, неспособный запретить Айке и Беку изливать на меня свою любовь. Люди часто путают воспитание с дрессировкой и муштрой. Я же терплю шалости этих двух маленьких существ и расплачиваюсь за свою доброту отпечатками грязных лап на моих штанах.

Мы возвращаемся с уловом — три пятнистых ленка. Сегодня вечером в суп для Айки и Бека, помимо муки и топленого жира, я добавлю рыбьи головы и потроха. Солнце садится. Рай должен был бы находиться на берегу Байкала: здесь невероятно красиво, здесь нет змея-искусителя, здесь всегда нужно быть одетым и совершенно нет времени на то, чтобы придумывать себе свирепого Бога.

3 мая

Утреннее солнце запуталось в тюлевых занавесках. Поднимаюсь по «Белой долине». В лесу снег пропитан талой водой. Айке и Беку трудно идти за мной; они то и дело проваливаются в оставляемые снегоступами вмятины. У подножия гранитного выступа вижу медвежьи следы, пересекающие долину и исчезающие за противоположным склоном. Зимняя спячка закончилась. Проснувшиеся медведи, стайки трясогузок и теряющий прочность лед — вот признаки наступления байкальской весны. На поясе у меня болтается сигнальный пистолет, собаки рядом, так что я в безопасности. Кроме того, медведи знают, что человек для них — хуже волка, и поэтому избегают людей.

Поднимаюсь на высоту тысяча метров и усаживаюсь на краю поросшего стлаником выступа, прислонившись спиной к крупному валуну и свесив ноги. Внизу стоят строем золотистые лиственницы. Наблюдаю за туманом, надвигающимся на берег. Густая завеса скоро покроет лесную опушку. Обрезаю кончик «Партагаса». Любителям кубинских сигар нравится, когда дым окутывает их с головы до ног. Они чувствуют себя участниками священного обряда в честь древних богов. Туман словно окуривает землю ладаном. Мне хочется раствориться в нем.

4 мая

Сегодня утром землю снова заметает снегом. На севере у горизонта показывается мотоцикл с коляской. Собаки не лают, когда он приближается, что не сулит мне ничего хорошего в случае появления медведя. Я узнаю Олега, рыбака, с которым уже виделся пару раз. Он едет с мыса Елохин в Заворотное. Его старенький, выпущенный в 1980-х годах «ИЖ-Планета» с двигателем объемом 346 см3 менее популярен, чем «Урал» со своим стильным военизированным дизайном, но в техническом плане превосходит его. Олег согласен с моим мнением.

Водка отличная, на улице снег, а Олег привез закуску — хрустящие соленые огурцы, которые мы нарезаем кружочками и отправляем в рот после каждой рюмки.

Олег давно ни с кем не общался:

— Подумать только, раньше мы так боялись капиталистов, а ты оказался совершенно нормальным парнем. Тебе нужно почаще приезжать на Елохин. Еще недели две можно будет колесить по морю, а потом все: лед сойдет, и лучше не испытывать судьбу. Прилетят утки и гуси, ты увидишь. Проснешься утром, а они тут как тут. Прилетят из Китая, из Таиланда, из всех этих чертовых райских уголков. Однажды, между прочим, гуси сделали гнездо у меня в лодке. Потом появились охотники, хотели их подстрелить. Я гнездо загородил собой и говорю: «Только попробуйте, я вам так врежу, мало не покажется». Не люблю, когда стреляют в птиц, которые спят в моей лодке. А в прошлом году я нашел нерпенка. Его выбросило на берег, и я кормил его все лето.

Пытаюсь представить себе, как Олег с его огромными ручищами кормит маленького детеныша. Увидев его мотоцикл, я подумал: «Надеюсь, этот мерзавец, нарушающий мой покой, проедет мимо». Теперь мы стали братьями и выпиваем вместе.

— Кстати, — говорит он, — Ирина передала тебе пакетик дрожжей.

Мы опустошили литровую бутылку, Олег уезжает, а я падаю на кровать.

5 мая

Бурятия дарит нам солнце в 6:30 утра.

Блины на дрожжах — это совсем другое дело!

Собаки объявили войну трясогузкам.

Тонкий слой снега делает Байкал похожим на солончак Уюни.

Всего за три минуты я раскалываю на поленья одну из сосновых чурок, заготовленных Сергеем три месяца назад.

Ночью температура опускается до минус 10 °C, а днем едва достигает ноля.

Береста лучше подходит для растопки, чем сухой мох.

Черная Айка хорошо видна на льду. Летом на светло-сером прибрежном песке она тоже будет выделяться.

Чтобы заточить топор, достаточно обычного камня.

Рыба, как правило, скапливается в самом низу лунки.

Из спирта, разбавленного водой, получается отличное средство для мытья окон.

Не нужно подвешивать керосиновую лампу к потолку, как я сделал это вчера: может случиться пожар.

Приятно поддерживать порядок в доме и в мыслях.

Рыба приобретает более насыщенный вкус, если перед запеканием ее не чистить и не потрошить.

В семь утра золотые лучи касаются моего стола, в два часа дня — изножья кровати, а в шесть вечера солнце скрывается за горными хребтами позади моей хижины.

Насекомые еще не пробудились ото сна.

Именно после пятой рюмки водки труднее всего удержаться от следующей.

Когда работы немного, поневоле обращаешь внимание на каждую мелочь.

Таковы итоги сегодняшнего дня.

6 мая

Контрольный выстрел весны прозвучит совсем скоро. Лед — это символ времени. Вода пропитала его насквозь, проделав внутри крошечные вертикальные канавки. Он словно изъеден червями. Остается дождаться того дня, когда несокрушимый монолит начнет рассыпаться на части. Эта рыхлая и ломкая поверхность уже не похожа на гигантское вулканическое стекло, твердое как камень.

В сопровождении Айки и Бека я совершаю бесконечные прогулки. Обхожу все окрестные мысы, и птицы кричат мне вслед.

7 мая

Ловушка, в которую попалось шесть налимов, производит зловещее впечатление. Я понимаю, почему у многих народов обитатели придонных вод ассоциируются с чудовищами. Эта рыба со слегка приплюснутой мордой и скользким зеленовато-бурым телом чем-то напоминает Голлума из «Властелина колец». Даже собаки не осмеливаются подойти поближе. Оставляю себе двух крупных особей, которых убиваю ударом по голове, и отпускаю остальных. Когда освобождаешь живое существо, получаешь огромное удовольствие. Вспоминаю о командоре Шарко, который во время крушения своего корабля у берегов Исландии выпустил из клетки чайку.

Разделываю рыбу на столе у берега, затем жарю ее на чугунной сковородке. Нежное, сочное и сладковатое на вкус филе. Существует множество способов приготовления налима; лучший заключается в том, чтобы предварительно обвалять его в муке, которая замаскирует неприятный запах. Именно так и поступают англичане со всем, что попадает им под руку. До сих пор не могу забыть эту завернутую в промасленную газету рыбу с картошкой фри, которую подают в Брайтоне.

Готовлю суп для щенков, а для себя приберегаю деликатес — жареную печень налима с рюмкой водки.

Питаясь рыбой на протяжении многих недель, я становлюсь другим — более спокойным и медлительным, менее разговорчивым. Моя кожа побледнела, я пахну озером, зрачки глаз увеличились, а сердце бьется медленнее, чем раньше.

Долгая прогулка по Байкалу к мысу Средний Кедровый. В воздухе витает запах влажного дерева. Под влиянием даже не слишком высоких плюсовых температур тайга начинает источать благоухание. Весна только-только вступает в свои права, но высоко в холодном небе уже сияет яркое солнце. Трещины на льду наполнены водой. Некоторые из них слишком широкие — собакам не пройти. Переношу на руках Айку, а затем возвращаюсь за Беком, который жалобно скулит и просит, чтобы мы не бросали его…

На мысе Средний Кедровый есть заброшенное зимовье. Вплоть до распада Советского Союза в 1991 году здесь много лет прятался какой-то человек. То ли диссидент, то ли дезертир, я так и не понял. Когда поблизости появлялись кагэбэшники, он бежал в горы и отсиживался там несколько дней, дожидаясь, пока не минует опасность. До сих пор тут стоит его покосившаяся лачуга с провалившейся крышей. Войдя внутрь, думаю об этом парне. После прихода Ельцина к власти он вернулся в Иркутск и вскоре умер. Я бы хотел с ним встретиться, пригласить к себе. В груде бревен на