то она моя, внутри у меня ничего не екнуло. Что однажды утром я проснулся и надел все это на себя, казалось непостижимым. Сейчас она вызывала у меня разве что сострадание – маленькая футболка, Микки-Маус на носке кроссовки. Двенадцать лет – в те времена мы считали себя ужасно взрослыми.
Двумя пальцами я взял пакет с футболкой и перевернул его. Я читал о прорехах на спине, однако прежде их не видел, и сейчас они почему-то произвели на меня более сильное впечатление, чем эти ужасные кроссовки. Прорехи выглядели неестественными – идеально параллельные, аккуратные дуги. Неумолимо невозможные. От веток? – раздумывал я, уставившись на них. Может, я спрыгнул с дерева или продирался сквозь кусты и одновременно зацепился за четыре ветки? Между лопатками у меня начался зуд.
Внезапно меня потянуло прочь отсюда. Низкий потолок вызывал клаустрофобию, пыльный воздух словно застревал в горле, гнетущую тишину нарушал лишь гул проезжающих по улице автобусов. Я практически швырнул все обратно в коробку, запихал ее обратно на полку и поднял с пола кроссовки, которые собирался передать Софи.
Лишь тогда, в холодном подвале, где меня окружали полузабытые дела, среди коробок, куда с шорохом укладывали пакетики с вещдоками, до меня дошло, какую лавину я привел в движение. До сих пор, занятый посторонними мыслями, я не успевал обдумать это. Старое дело я воспринимал как мое собственное и совершенно забыл о его последствиях и для других. И вот (я что, подумалось мне, совсем спятил?) я сейчас отнесу кроссовки в набитый народом кабинет, засуну их в пакет и попрошу кого-нибудь из помощников передать пакет Софи.
Рано или поздно это все равно произошло бы – дела о пропавших детях так и остаются открытыми, и однажды кому-нибудь непременно вздумается испробовать на старом вещдоке новые достижения. Однако если в лаборатории удастся получить ДНК с кроссовок и особенно если ДНК совпадет с кровью, обнаруженной на ритуальном камне, это больше не будет просто второстепенной зацепкой по делу Кэти Девлин, это не будет нашим выстрелом наугад – старое дело снова вернется в оборот. Все, и в первую очередь О’Келли, примутся трубить о современных технологиях. Ирландская полиция никогда не сдается, ни один “висяк” у нас не закрыт, пускай общественность спит спокойно, зная, что мы продвигаемся вперед нашим загадочным путем. Журналисты ухватятся за версию о серийном убийце. И нам придется двигаться дальше, взять на анализ ДНК у всех: родителей Питера, и матери Джейми, и – о господи – Адама Райана. Я посмотрел на кроссовки, и в голове у меня нарисовалась вдруг картинка: машина с вышедшими из строя тормозами катится вниз по склону. Сперва медленно, спокойно, даже почти забавно, а затем набирает скорость, и вот она уже превращается в искореженную груду.
7
Мы отвезли Марка обратно и оставили его, унылого, в машине, пока я беседовал с Мэл, а Кэсси – с его соседями по дому. Когда я спросил Мэл, что она делала во вторник ночью, Мэл залилась краской и отвела взгляд, но все же сказала, что они с Марком допоздна проговорили во дворе, закончилось все поцелуями, а остаток ночи провели у него в комнате. Выходил Марк только раз, в ванную, всего на две минуты, не больше.
– Мы всегда очень дружили, остальные нас вечно этим доставали. Думаю, так уж суждено было.
Мэл также подтвердила, что время от времени Марк ночевал не дома и что, по его словам, он проводил ночи в лесу Нокнари.
– Я только не знаю, в курсе ли остальные. Он особо об этом не распространяется.
– Вы не находите это странноватым?
Мэл неловко пожала плечами и потерла затылок.
– Марк очень эмоциональный. Отчасти поэтому он мне и нравится.
Господи, да она совсем молоденькая. Меня вдруг потянуло похлопать ее по плечу и посоветовать пользоваться противозачаточными средствами.
Остальные жильцы дома сказали Кэсси, что во вторник вечером Марк с Мэл оставались во дворе после того, как все разошлись, что на следующее утро они вместе вышли из его комнаты и что несколько часов, пока не обнаружилось тело Кэти, парочка терпеливо сносила насмешки. Они также сообщили, что порой Марк в доме не ночевал, но куда он уходил, они не знают. “Эмоционального” Марка кто-то из них называл “с приветом”, а кто-то – “настоящим зверем и эксплуататором”.
Мы снова купили в магазине картонные бутерброды и устроились перекусить на стене. Марк придумал археологам новое занятие и теперь властно размахивал руками, прямо как дорожный регулировщик. Шон громогласно запротестовал, а все остальные загалдели, чтобы он заткнулся и взял себя в руки.
– Слушай, Мэкер, если я у тебя его найду, то засуну прямо тебе в задницу…
– Ой-ой-ой, у Шона ПМС.
– В собственной заднице проверял?
– Может, его копы забрали? Тебе тогда, Шон, лучше потише сидеть.
– Шон, работать! – крикнул Марк.
– Как я без долбаного совка работать-то буду?!
– Возьми другой.
– Лови запасной! – крикнул кто-то.
Кто-то подкинул в воздух совок, лезвие блеснуло на солнце, Шон поймал инструмент и, по-прежнему бурча, принялся за работу.
– Если бы тебе было двенадцать, – сказала Кэсси, – что заставило бы тебя прийти сюда посреди ночи?
Мне представилось, как дрожит золотистый круг света, подобный блуждающему огоньку среди вывернутых корней и развалин древних стен. Молчаливый хранитель леса.
– Мы несколько раз такое проделывали, – ответил я, – ночевали в домике на дереве. В те времена тут сплошь лес был, до самой дороги.
Спальные мешки, разложенные на неструганых досках, луч фонарика на страницах книжки комиксов. Шорох, лучи фонариков упираются в чьи-то желтые глаза, глаза мигают и светятся на расстоянии всего нескольких деревьев от нас. Мы вопим, Джейми вскакивает и кидает в загадочное существо попавшийся под руку мандарин, тварь, шурша листьями, исчезает…
Кэсси взглянула на меня поверх упаковки сока.
– Да, но вы ночевали с друзьями. Что заставило бы тебя прийти сюда в одиночку?
– Если бы мне надо было встретиться тут с кем-то. Или доказать, что я на это способен. Возможно, забрать что-то важное, если бы я забыл эту вещь здесь. Надо поговорить с ее друзьями, узнать, не рассказывала ли она чего им.
– Это не совпадение, – сказала Кэсси.
Археологи снова врубили Scissor Sisters, и Кэсси бессознательно болтала ногой в такт музыке.
– Даже если это не родители. Убийца не первого попавшегося ребенка прикончил. Он все тщательно спланировал. И не просто за каким угодно ребенком охотился. Ему нужна была именно Кэти.
– И место это он прекрасно знал, – сказал я, – если он в темноте, да еще и с телом, нашел этот ритуальный камень. Тут все выше вероятность, что это кто-то местный.
Лес лучился радостью, пронизанный солнечным светом, наполненный птичьим щебетом и шелестом листвы, я спиной ощущал ряды одинаковых домов, аккуратных и безобидных. “Гребаное место”, – почти произнес я. Но не произнес.
Перекусив, мы пошли искать тетушку Веру и двоюродных сестер Кэти. День выдался теплый и безветренный, но такая же тишина, наверное, царила на “Марии Целесте”[12]. Окна плотно закрыты, на улице ни одного ребенка, все сидят по домам, под родительским присмотром, сбитые с толку и взвинченные, вслушиваются в шепот взрослых и пытаются понять, что же случилось.
Семья Фолиз к себе не располагала. Старшая дочь, пятнадцати лет, сложив руки и выпятив, словно кормящая, грудь, сидела в кресле. На нас она смотрела с усталым высокомерием. Десятилетняя девочка смахивала на мультяшную свинку. Не закрывая рта, она жевала жвачку и ерзала на диване. Время от времени она высовывала жвачку изо рта и втягивала ее обратно. Даже самый младший был из тех неприятных детей, что похожи на крошечных взрослых. У ребенка, сидевшего на коленях у Веры, было чопорное пухлое лицо и крючковатый нос. Посмотрев на меня, он угрюмо набычился, утопив подбородок в складках на шее. У меня появилось мерзкое ощущение, что ребенок вот-вот заговорит сиплым, пропитым голосом. В доме висел запах вареной капусты. У меня не находилось объяснений, с какой стати Розалинд и Джессика вообще сюда ходят, и то, что они и впрямь здесь частые гостьи, меня тревожило.
Все, кроме младшего, повторяли одно и то же. Каждые пару недель Розалинд с Джессикой, а иногда и Кэти приходили в гости с ночевкой (“Я бы и чаще их звала, конечно, – сказала Вера, теребя накидку на диване, – но я просто не могу, не с моими нервами”). Валери и Шэрон тоже бывают у Девлинов, но реже. Никто точно не знал, кому пришло в голову позвать девочек в этот раз, но Вера смутно припоминала, что вроде бы это предложила Маргарет. В понедельник вечером Розалинд с Джессикой пришли примерно в половине восьмого, посмотрели телевизор и поиграли с малышом (ума не приложу, как им это удалось, – за все время, пока мы там сидели, ребенок почти не шевелился. Играть с ним все равно что с огромной картофелиной), а около одиннадцати пошли спать. Легли они в комнате Валери и Шэрон, на раскладушке.
Примерно в это время с ними начались проблемы. Девочки полночи болтали и хихикали.
– Вы не подумайте чего, детективы, они девочки хорошие, но иногда молодежь просто не понимает, сколько хлопот приносит нам, старикам. – Вера вдруг залилась безумным смехом и слегка пихнула среднюю дочку. Та отодвинулась подальше от матери. – Я к ним то и дело поднималась и просила попритихнуть. Понимаете, я шум просто не выношу. Они заснули в полвторого ночи, не раньше, представляете? А к тому моменту я уже совсем разнервничалась, успокоиться все никак не могла и пошла чаю сделать. Сна ни в одном глазу не было. На следующее утро я встала совсем разбитая. А потом еще и Маргарет позвонила, так мы вообще все чуть с ума не посходили, правда, девочки? Но я и не предполагала… думала, она просто… – Тетушка Вера прижала к губам тонкую, дрожащую руку.
– Давай вспомним вечер накануне, – обратилась Кэсси к старшей девочке. – О чем вы с сестрами болтали?