В ту первую пятницу Розалинд Девлин так и не пришла. К пяти я извелся от ожидания и необъяснимой тревоги за девушку и позвонил ей на мобильник. Она не ответила. Я убеждал себя, что Розалинд сейчас помогает родным с подготовкой к похоронам, или присматривает за Джессикой, или плачет у себя в комнате, однако беспокойство не уходило, саднящее и острое, точно камушек в ботинке.
В воскресенье мы с Кэсси и Сэмом отправились на похороны Кэти. Рассказы о том, будто убийцу непреодолимо тянет на могилу жертвы, – миф, и все же ничтожная доля вероятности этого существует, к тому же О’Келли сказал, что попиариться нам не мешало бы. Церковь выстроили в 1970-х, когда для архитектора работать с бетоном значило творчески заявить о себе и когда Нокнари со дня на день готовился вырасти в крупный населенный пункт, поэтому здание получилось огромное, холодное и уродливое, с грубоватыми полуабстрактными изображениями Крестного пути и неровным сводом, от которого отскакивало заунывное эхо. Мы стояли позади, одетые в темное и неброское, и смотрели, как церковь постепенно заполняется – фермеры с кепками в руках, старушки в платках, примодненные подростки с делано непринужденным видом. Перед алтарем белел жуткий позолоченный гробик. Розалинд, ссутулившись, брела по проходу. С одной стороны ее поддерживала Маргарет, а с другой – тетушка Вера. Следом за ними Джонатан с остекленевшим взглядом вел Джессику.
Непрерывными восковыми слезами оплывали свечи, в воздухе висели сырость и аромат вянущих цветов. Меня слегка мутило – я не успел позавтракать, – и вся сцена подернулась дымкой, свойственной воспоминаниям. Не сразу, но я понял, что на то имелись основания: когда-то я каждое воскресенье приходил в эту церковь на богослужение и, возможно, сидел на одной из этих дешевых деревянных скамей во время поминальной службы по Питеру и Джейми. Кэсси тайком дышала на замерзшие руки, пытаясь согреть их.
Священник – совсем молодой и очень торжественный – мучительно пытался выбрать из набора фраз, которые вызубрил в семинарии, подобающие случаю. Сбоку плечом к плечу выстроились бледные девочки в школьной форме. Некоторых я узнал, это были одноклассницы Кэти. В руках они сжимали листочки со словами псалмов. Псалмы подобрали умиротворяющие, но тонкие голоса девочек звучали неуверенно и временами срывались.
– Не бойся, иди за Мной, иди, Я пребуду с тобой…
Мой взгляд перехватила Симона Кэмерон. Она быстро кивнула мне. Ее золотистые глаза покраснели. Один за другим родные вставали и, подойдя к гробу, клали на него погребальные подарки: Маргарет – книгу, Джессика – плюшевую игрушку, похожую на рыжую кошку, Джонатан – карандашный рисунок, который раньше висел у Кэти над кроватью. Розалинд подошла последней. Она положила на гроб связанные шнурками маленькие балетные туфельки, нежно погладила их, склонилась над гробом и заплакала. Ее каштановые кудри рассыпались по бело-золотой крышке. С первого ряда послышался громкий неестественный всхлип.
Небо снаружи было бело-серым, и ветер срывал листья с деревьев перед церковью. Репортеры свешивались через ограду, щелкали фотоаппаратами. Мы отошли в дальний угол и оглядели собравшихся, но, что неудивительно, ничего подозрительного не увидели.
– Вот это толпища, – тихо проговорил Сэм. В церкви он единственный из нас подходил к причастию. – Заснять бы их и потом посмотреть повнимательнее – может, тут есть посторонние.
– Убийцы здесь нет, – Кэсси сунула руки в карманы куртки, – разве что он обязан присутствовать. Он, скорее всего, даже газеты не читает. А если кто-нибудь заговорит с ним об этом деле, он сменит тему.
В дверях церкви показалась Розалинд и заметила нас, когда медленно, прижав к губам платок, спускалась по ступеням, ей помогали родные. Но тут девушка вырвалась и побежала к нам. Ее длинное черное платье развевалось на ветру.
– Детектив Райан… – двумя руками она схватила меня за руку, ее лицо блестело от слез, – я просто не выдержу. Вы должны поймать человека, который сотворил такое с моей сестрой.
– Розалинд! – хрипло позвал ее Джонатан, но она даже не обернулась.
Пальцы у нее были длинные, ладони мягкие и очень холодные.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – пообещал я. – Вы хотели со мной поговорить. Зайдете завтра?
– Попытаюсь. Простите, что в пятницу не получилось… – Розалинд быстро оглянулась. – Не смогла вырваться. Детектив Райан, пожалуйста, найдите его! Пожалуйста…
Затворы фотоаппаратов защелкали еще чаще. На одном из снимков Розалинд в профиль, страдальчески смотрит на меня. Я стою напротив, с приоткрытым ртом, выгляжу крайне неприглядно. На следующее утро эту фотографию напечатали на первой странице какой-то желтой газеты. “Найдите убийцу моей сестры!” – гласил напечатанный огромными буквами заголовок. Куигли тогда мне целую неделю прохода не давал.
За первые две недели операции “Весталка” мы сделали все возможное и невозможное. Просто все. Мы распределили обязанности между нами самими, помощниками и местной полицией и опросили всех живущих в радиусе четырех миль от Нокнари, а также тех, кто хотя бы шапочно знал Кэти. У одного из жителей поселка была подтвержденная шизофрения, но он в жизни мухи не обидел, даже когда не принимал таблетки, а такого за последние три года ни разу не случалось. Мы проверили всех, кто жертвовал в фонд помощи Кэти, и проследили за теми, кто приносил на каменный жертвенник цветы.
Мы допросили лучших подружек Кэти – Кристину Мерфи, Элизабет Мак-Гиннис и Марианну Кейси, храбрых девочек, заплаканных и дрожащих. Ничего полезного они не сказали, и все же лично я нашел наши беседы познавательными. Меня бесит, когда кто-то охает – мол, как рано взрослеют современные дети (между прочим, мои бабушка с дедушкой в шестнадцать уже ежедневно вкалывали, а в плане взрослости это, по-моему, покруче любого пирсинга), и тем не менее подружки Кэти смотрели на мир с трезвым, серьезным пониманием, не похожим на счастливую безмятежность, свойственную в этом возрасте нам самим.
– Мы подозревали, что у Джессики неспособность к обучению, – сказала Кристина так, словно ей лет тридцать, – но решили не спрашивать. Вы не знаете… Кэти убил педофил?
Ответ был отрицательный. Несмотря на версию Кэсси, что это убийство не относится к преступлениям на сексуальной почве, мы проверили всех ранее судимых насильников, проживающих в Южном Дублине[16], а заодно и тех, кого полиции так и не удалось поймать за руку. Мы потратили уйму времени, обсуждая наше дело с коллегами, чей неблагодарный труд – выслеживать в интернете педофилов и расставлять им ловушки. В основном с нами работал Карл, молодой и тощий, с бледным лицом, изборожденным мимическими морщинами. По его словам, он проработал в отделе восемь месяцев и уже подумывает об увольнении – у него двое детей, которым еще и семи нет, и он больше не в состоянии смотреть на них прежними глазами. Приходя после работы домой, он боится обнимать их, потому что не хочет испачкать.
В сообществах – Карл их так называл – кипели обсуждения и страсти по Кэти Девлин. Опущу подробности и скажу лишь, что мы перечитали сотни страниц чатов – весточек из темного и неведомого мира, – но ничего не добились. Один из участников чата чересчур симпатизировал убийце Кэти (“По-моему, он просто СЛИШЬКОМ ЕЕ ЛЮБИЛ, а она не понемала, вот он и ОТЧАИЛСЯ”), но в момент убийства он торчал в Сети и обсуждал достоинства девочек из Восточной Азии в сравнении с европейками. В ту ночь мы с Кэсси как следует напились.
Под тем предлогом, что якобы надо взять образцы волокон, Софи со своими ребятами обшарили в доме Девлинов каждую трещину, однако не обнаружили ни пятен крови, ни предмета, похожего на тот, которым, по описанию Купера, изнасиловали Кэти. Я проверил данные о финансах: Девлины жили скромно (последний раз провели отпуск на Крите четыре года назад, да и то в кредит; из расходов – занятия балетом для Кэти и уроки игры на скрипке для Розалинд; “тойота” 1999 года выпуска) и почти не имели накоплений, но зато и долгов тоже. Ипотека выплачена считай что до конца, по телефонным счетам задолженностей нет. Никаких сомнительных транзакций по банковскому счету, а жизнь Кэти не застрахована. Ровным счетом ничего.
На горячую линию поступило рекордное количество телефонных звонков, преимущественно совершенно бесполезных, звонившие сообщали о соседях, которые странновато выглядят или отказываются вступать в жилищный кооператив, и о каких-то сомнительных личностях на другом конце страны, попадались и обычные психи – некоторые утверждали, будто видели убийцу во сне, другие заявляли, что таково наказание, уготованное Господом нашему грешному обществу. Мы с Кэсси провели целое утро, выслушивая типа, который позвонил рассказать, что Бог наказал Кэти за бесстыдство: она демонстрировала свое тело читателям “Айриш таймс”, одетая лишь в леотард. Вообще-то на него мы даже возлагали надежды. С Кэсси он говорить отказался, ведь женщинам грех работать, да и разгуливать в джинсах тоже, а мне с пеной у рта доказывал, что идеал женской красоты – это Богоматерь Фатимская. Но у него было безупречное алиби: ночь понедельника провел в квартале “красных фонарей” на Бэггот-стрит, в зюзю пьяный. Там он выкрикивал проклятья в адрес местных проституток и записывал автомобильные номера их клиентов, пока сутенеры не выперли его за дверь. Потом он вернулся и начал все заново, и в конце концов патрульные отвезли его в участок отсыпаться, где он и продрых до четырех утра. По всей видимости, такое происходило довольно регулярно, все участники этого действа охотно подтверждали алиби нашего чудака и вдобавок отпускали шуточки про его сексуальные наклонности.
Недели были странные. Странные и путаные. Даже теперь, когда все позади, мне сложно их описать, настолько они насыщены мелочами, событиями, которые тогда казались несущественными и разрозненными, точно россыпь букв и фраз в нелепой шараде, – лица, истории, допросы и телефонные звонки смахивали на быстрое мигание проблескового маячка. Лишь намного позже, оценивая прошлое с холодной отстраненностью, я вижу, что в равнодушно холодном свете все эти мелочи поменялись местами и рассортировались, образовав закономерности, которые нам следовало бы увидеть сразу же.