В камине громко затрещало полено. Краем глаза я заметил какое-то движение и резко обернулся. Я не сомневался, что из камина в комнату что-то вылетело, маленькое, черное, с когтями – может, в дымоход угодил птенец? Но там ничего не было. Повернувшись назад, я перехватил взгляд Сэма, его серые глаза смотрели на меня со спокойным сочувствием, однако Сэм ничего не сказал, лишь улыбнулся и подлил мне вина.
Засыпал я, даже падая от усталости, с трудом. Как я уже говорил, для меня это обычное дело, и все же в те дни бессонница была иная. Я словно блуждал в сумерках меж сном и явью, неспособный выбраться на какую-то одну сторону. Рядом звучали громкие голоса: “Осторожней!”, “Не слышу! Что-что?” В полусне-полуяви мне мерещилось, как по комнате скользят взломщики, перебирают мои бумаги, роются в шкафу. Я сознавал, что они мне привиделись, и тем не менее захлебывался от страха и никак не мог стряхнуть наваждение. Однажды, очнувшись, я обнаружил, что стою, прижавшись к стене возле двери, и пытаюсь лихорадочно нашарить выключатель, а ноги у меня подкашиваются в самом буквальном смысле. Голова кружилась, откуда-то послышался сдавленный стон, и до меня еще не скоро дошло, что это мои собственные стоны. Я включил верхний свет, настольную лампу, доковылял до кровати и лежал без сна, пока не зазвонил будильник.
В этом полусонном мареве мне чудились и детские голоса. Они принадлежали не Питеру и не Джейми – я слышал, как где-то вдалеке незнакомые дети хором выкрикивают считалочки, которые я забыл или которых никогда и не знал. Голоса звучали весело и беззаботно, чистые и заливистые, будто и не человеческие вовсе, а дружные хлопки отмеряли затейливый такт. Пойдем, пойдем, дружок, со мною на лужок, полезай на яблоньку да поймай мне бабочку… Беленькие мальчики, поиграем в пряточки, надень зеленый колпачок, прячься, прячься, дурачок… Иногда голоса эти звучали в голове весь день, неотступно сопровождая меня, чем бы я ни занимался. Я жил в страхе, что О’Келли услышит, как я бормочу себе под нос нелепую считалочку.
Розалинд позвонила мне на мобильник в субботу. Я сидел в кабинете, Кэсси ушла в Розыск пропавших, а позади меня О’Горман костерил какого-то мужика, который во время допроса местных не проявил должного уважения. Чтобы расслышать, я поплотнее прижал трубку к уху.
– Детектив Райан, это Розалинд… Простите за беспокойство, но у вас не нашлось бы времени прийти и поговорить с Джессикой?
На заднем плане шумел город – гул машин, громкие голоса, сердитый писк светофора.
– Конечно! – вскинулся я. – Вы где?
– В городе. Ничего, если мы встретимся в баре при отеле “Центральный” минут через десять? Джессика хотела бы кое-что вам рассказать.
Я вытащил папку с основными документами и принялся листать их, высматривая дату рождения Розалинд, – беседовать с Джессикой я имею право только в присутствии “совершеннолетнего члена семьи”.
– Родители с вами?
– Нет, я… Нет. По-моему, Джессике удобнее будет поговорить без них, если так можно.
Я насторожился, но тут наконец нашел листок с необходимыми данными. Розалинд восемнадцать – значит, насколько я понимаю, она подходит.
– Ничего страшного, – заверил ее я, – увидимся.
– Спасибо, детектив Райан. Я знала, что на вас можно положиться. Простите, что тороплю, но нам надо вернуться домой до… – В трубке послышался гудок – либо телефон разрядился, либо деньги закончились.
Я оставил Кэсси записку, что скоро вернусь, и вышел из кабинета.
У Розалинд оказался хороший вкус, бар при отеле “Центральный” поражал старомодными изысками. Лепные потолки, громоздкие уютные кресла, занимавшие нерационально много места, полки с потертыми фолиантами в изящных переплетах создавали приятный контраст с уличной суетой. Время от времени я заглядывал сюда по субботам пропустить стаканчик бренди под сигару – это было до того, как в барах запретили курить, – и коротал вечер, читая “Фермерский альманах” за 1938 год или третьесортные викторианские вирши.
Розалинд с Джессикой расположились возле окна. Волосы Розалинд стянула в хвост, одета была во все белое – длинная юбка и тонкая гофрированная блузка. Ее облик идеально гармонировал с обстановкой, Розалинд словно только что вернулась с садового бала эпохи короля Эдуарда. Склонившись к Джессике, она что-то шептала той на ухо, одной рукой нежно поглаживая сестру по голове.
Джессика, поджав ноги, сидела в большом кресле, и меня снова ждало потрясение – такое же, как и при первой нашей встрече. Солнечный свет, который падал на нее из окна, превращал Джессику в другую девочку, еще полную жизни. Удивленный изгиб бровей, форма носа, по-детски пухлые губы – в последний раз я видел это лицо пустым и безжизненным на перепачканном кровью прозекторском столе. Глядя на Джессику, невольно начинаешь думать о воскрешении, об Эвридике, которая на какой-то волшебный, стремительный миг возвратилась из тьмы к Орфею. Мне отчаянно захотелось провести рукой по мягким темным волосам, прижать девочку к себе, вслушаться в ее теплое тихое дыхание, словно так смогу защитить ее, повернуть время вспять, уберечь Кэти.
– Розалинд, – сказал я. – Джессика.
Джессика моргнула, глаза расширились, и наваждение исчезло. В руке Джессика сжимала пакетик сахара, который взяла из вазочки на столе. Она сунула краешек пакетика в рот и принялась посасывать.
Увидев меня, Розалинд просияла.
– Детектив Райан! Огромное спасибо, что пришли! Простите, что я отрываю вас от работы, но… ох, да вы садитесь, пожалуйста…
Я придвинул к столу кресло.
– Джессика кое-что видела, и, по-моему, вам следует об этом знать. Верно же, солнышко?
Джессика пожала плечами и как-то неестественно дернулась.
– Привет, Джессика. – Я вложил в слова все спокойствие и нежность, на какие был способен. В голове закружился водоворот мыслей: если тут как-то замешаны родители, придется подыскать сестрам убежище, и Джессика в качестве свидетеля – это просто ужас… – Хорошо, что ты решила со мной поделиться. Что ты видела?
Джессика разлепила губы, едва заметно вздрогнула и покачала головой.
– О господи… Этого-то я и боялась. – Розалинд вздохнула. – Ну что ж. Она сказала, что видела Кэти…
– Спасибо, Розалинд, – остановил я девушку, – но мне нужно услышать это от Джессики.
В противном случае это классифицируют как свидетельские показания с чужих слов, в суде их не примут.
Розалинд растерянно кивнула:
– Да-да, если такие правила… Я просто надеялась… – Она склонилась к Джессике, с улыбкой заглянула сестре в глаза, отвела упавшую на щеку прядку. – Джессика, солнышко, пожалуйста, расскажи детективу Райану, о чем мы с тобой говорили. Это очень важно.
Джессика отпрянула.
– Не помню, – прошептала она.
Улыбка Розалинд сделалась напряженной.
– Ну что ты, Джессика. Ты же сегодня все так хорошо вспомнила, перед тем как мы приехали сюда и отвлекли детектива Райана от работы. Разве нет?
Джессика снова дернулась и закусила пакетик с сахаром. Губы у нее дрожали.
– Ничего страшного. – С каким бы удовольствием я ее как следует встряхнул. – Она просто переживает. Ей сейчас трудно приходится. Верно, Джессика?
– Нам обеим трудно приходится, – резко бросила Розалинд. – Но кому-то пора научиться вести себя по-взрослому, а не как маленькая дурочка.
Джессика сжалась еще сильнее, почти утонула в своем мешковатом свитере.
– Знаю, – я старался говорить так, чтобы успокоить ее, – знаю. Прекрасно понимаю, как это тяжело…
– Нет, детектив Райан, не понимаете. – От гнева Розалинд затрясла коленом. – Никто не понимает, как это тяжело. Я теперь не знаю, зачем мы приехали. Джессику тревожить нельзя, а вас, очевидно, все равно не интересует, что она там видела. Нам пора.
Отпускать их просто так я не собирался.
– Розалинд, – я наклонился над столом, – думаю, что это очень важно. Наверняка.
Розалинд зло рассмеялась и стала нашаривать под столом сумочку.
– Ох нет, тут уж мне виднее. Джессика, брось ты эту штуковину и поехали домой.
– Розалинд, честное слово. Когда мне было столько лет, сколько сейчас Джессике, двое моих лучших друзей бесследно исчезли. Я понимаю, каково вам.
Она подняла голову и посмотрела на меня.
– Это не то же самое, что потерять сестру, но…
– Вот именно.
– Но я знаю, как тяжело остаться одному. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти ответы. Правда.
Розалинд долго не сводила с меня глаз, а затем беззвучно, с облегчением рассмеялась.
– Ох, детектив Райан! – В порыве чувств она склонилась вперед и схватила меня за руку. – Я знала, что вы неслучайно так хорошо вписываетесь в это дело!
Прежде мне такое в голову не приходило, однако эта неожиданная мысль согрела меня.
– Надеюсь, вы правы.
Я сжал ей руку – надеялся подбодрить, – но Розалинд вдруг осознала, что перешла границу, и смущенно отстранилась.
– Я не хотела, простите…
– Давайте вот как поступим. Мы с вами немного поболтаем, а Джессика посидит рядом, пока не будет готова рассказать, что именно видела. Что скажете?
– Джессика, солнышко? – Розалинд погладила руку сестры, Джессика вздрогнула, заморгала. – Посидишь здесь немножко?
Джессика долго задумчиво вглядывалась в улыбающееся лицо Розалинд и в конце концов кивнула. Я заказал кофе для нас с Розалинд и газировку для Джессики. Джессика ухватила стакан обеими руками и точно завороженная наблюдала, как поднимаются пузырьки, а мы с Розалинд беседовали.
Честно сказать, я и не ожидал, что разговор с почти подростком может быть настолько увлекательным, – впрочем, Розалинд обычным подростком не назовешь. Первое потрясение, вызванное смертью Кэти, отступило, и у меня впервые появилась возможность увидеть настоящую Розалинд – открытую, жизнерадостную, непосредственную, удивительно яркую и целеустремленную. Где, интересно, прятались такие девушки, когда мне самому было восемнадцать? Наивная Розалинд сознавала собственную наивность – она так уморительно шутила сама над собой, что, несмотря на чинную обстановку, на мою тревогу из-за возможных последствий такой наивности, на сидящую рядом Джессику, которая с интересом котенка наблюдала за пузырьками, смеялся я вполне искренне.