– Слушай, Роб, по этому поводу не переживай. Ладно? Если мы найдем Сандру, то ее показаний будет достаточно. В противном случае поднажмем на Девлина, закидаем его подробностями, будем давить, пока не признается… Что-нибудь придумаем.
Ее уверенность, что все окажется правдой, убедила и меня. Чтобы голос не дрогнул, я сглотнул.
– Какой срок давности за изнасилование? Мы сможем привлечь его, даже если у нас будет недостаточно доказательств по другому делу?
– Не помню. Завтра прикинем. Ты уснуть сможешь или совсем вздернутый?
– Вздернутый. – Меня трясло так, будто в вены мне впрыснули мороженое. – Давай немножко поболтаем?
– Запросто, – согласилась Кэсси.
Я услышал, как она заерзала, устраиваясь поудобнее, потянулся за бутылкой водки и, придерживая плечом трубку, налил себе выпить.
В девятилетнем возрасте, рассказывала Кэсси, она наплела друзьям по двору, что на холме неподалеку от их деревни живет волшебный волк.
– Я сказала, что нашла под половицей письмо, там говорится, что волк прожил на холме четыреста лет, на шее у него привязана карта, а в карте указано, где найдешь сокровище. Я организовала что-то типа отряда – господи, вот я зараза мелкая была, – и каждые выходные мы бродили по холмам и искали этого волка. Бывало, увидим пастушью собаку – и врассыпную, прыгали в ручей и балдели от этого…
Вытянувшись в кровати, я отхлебывал водку. Адреналин потихоньку выветривался, приглушенный голос Кэсси успокаивал. Словно ребенок в конце долгого дня, я ощущал тепло и приятную усталость.
– И это была не немецкая овчарка, а вообще непонятно кто, – будто бы услышал я, – она была огромная, да и выглядела совершенно дикой.
Но я уже уснул.
12
На следующее утро мы принялись разыскивать некую Сандру или Александру, которая в 1984-м жила в Нокнари или неподалеку. Столько неудач сразу редко на меня обрушивалось. Я позвонил в Регистр населения, где гнусавый женский голос равнодушно сообщил, что без судебного постановления никаких сведений она мне не предоставит. Когда я уперся и заявил, что речь идет о расследовании убийства ребенка, она поняла, что от меня не избавиться, сказала, чтобы я поговорил еще с кем-то, и перевела звонок в режим ожидания (трубка выдала “Маленькую ночную серенаду”, сыгранную одним пальцем на древней игровой приставке), после чего я поговорил со следующей теткой, но та с таким же равнодушием повторила уже сказанное ее предшественницей.
Кэсси уселась напротив – она пыталась получить список избирателей по Юго-Западному району графства Дублин за 1988 год. Я не сомневался, что к тому моменту бедняжка Сандра наверняка уже получила право голосовать, но, вероятнее всего, от родителей еще не съехала. Впрочем, добилась Кэсси примерно того же, что и я. Я слышал, как голос у нее в трубке нежно убеждал, что ее звонок очень важен для них и что на него ответят, как только очередь дойдет. Кэсси это надоело, и каждые тридцать секунд она меняла позу – закидывала ногу на ногу, пересаживалась на стол, крутилась в кресле, обматываясь телефонным проводом. От недосыпа в глазах у меня помутнело, к тому же, хоть день и выдался не особенно холодный, батареи шпарили вовсю, отчего я порядком вспотел. Мне хотелось орать.
– Да пошли вы! – Я шваркнул трубку. Теперь несколько недель у меня в голове будет дребезжать “Маленькая ночная серенада”. – Все без толку.
– Ваша злость очень важна для нас, – Кэсси запрокинула голову и посмотрела на меня снизу вверх, – вам ответит первый освободившийся оператор. Благодарим за ожидание.
– Даже если эти уроды нам и дадут что-нибудь, то не диск и не доступ к базе данных. Они нам предъявят пять миллионов коробок с бумажками, и мы будем каждое дебильное имя проверять. На это уйма времени уйдет.
– А Сандра, скорее всего, переехала, вышла замуж, эмигрировала в другую страну и умерла. У тебя есть другие предложения?
Внезапно меня осенило.
– Есть! – Я вскочил и схватил пальто. – Пошли.
– Эй!
Я крутанул кресло с Кэсси, так что оно повернулось к двери.
– Мы отправляемся в гости к миссис Пэмеле Фицджеральд. Ну что, кто у нас гений?
– Вообще-то Леонард Бернстайн. – Кэсси бросила трубку и вскочила. – Но сегодня и ты сойдешь.
Мы заехали в магазин, где купили для миссис Фицджеральд коробку печенья – вроде как извиниться за пока еще не найденную сумочку. Как выяснилось, зря. Это поколение чересчур трепетно относится к понятию “гостеприимство”, и, увидев печенье, старушка достала из морозилки упаковку пышек, разморозила их в микроволновке, намазала маслом, налила в вазочку варенья и подала нам. Я примостился на краешке скользкого дивана и нервно потирал колено, пока Кэсси не бросила на меня предостерегающий взгляд. Я знал, что угощенье хочешь не хочешь, а надо съесть, иначе придется несколько часов подряд слушать: “Да вы кушайте, кушайте”.
Миссис Фицджеральд не сводила с нас глаз, пока мы не сделали по глотку чая – крепкого, аж скулы свело – и не взяли по пышке. Тогда она довольно вздохнула и поудобнее устроилась в кресле.
– Обожаю пшеничные пышки, – сказала она, – они такие пухленькие, хоть в лифчик засовывай.
– Миссис Фицджеральд, – начала Кэсси, – вы помните двух детей, которые исчезли в местном лесу примерно двадцать лет назад?
Внезапно я с отчаяньем осознал, что ждал, когда она задаст этот вопрос, потому что у меня самого не хватило бы духу. Меня не покидало необъяснимое убеждение, что мой голос меня выдаст, вызовет у миссис Фицджеральд подозрения, она приглядится ко мне и вспомнит третьего ребенка. И тогда нам и правда придется остаться здесь на весь день.
– Как же не помнить, – возмущенно воскликнула она, – такой ужас! Сгинули без следа. Даже похорон им нормальных не устроили.
– Как по-вашему, миссис Фицджеральд, что с ними случилось? – спросила Кэсси.
Мне захотелось пнуть ее – и чего время впустую тратит? – однако я, хоть и скрепя сердце, понимал, зачем она спрашивает. Миссис Фицджеральд точь-в-точь загадочная ведьма из сказки, которая живет в избушке на курьих ножках. Такие старушки подозрительны и наблюдательны, и ты уверен, что у любой непременно найдется правильный ответ на твою загадку, хотя порой этот ответ еще запутаннее, чем сама загадка.
Старушка задумчиво оглядела пышку, откусила кусочек и вытерла губы бумажной салфеткой. С ответом она не торопилась, наслаждаясь возможностью нас помариновать.
– Какой-нибудь псих их в речку выкинул, – проговорила она наконец, – упокой, Господи, их души. Таких чокнутых бедняг вообще держать взаперти надо бы.
На этот разговор тело мое отреагировало привычно: руки задрожали, сердцебиение участилось. Я поставил чашку на стол.
– Значит, вы полагаете, что их убили? – пробасил я в надежде, что так голос меня не выдаст.
– Конечно, дружок, а как же иначе-то? Моя мама, упокой, Господи, душу ее, тогда еще жива была, а умерла через три года, от гриппа, – так она всегда говорила, что это Пука их забрал. Но она ужасно старомодная была, спаси ее Господь.
Такого я не ожидал. Пука – персонаж из мифа, древняя пугалка для детей, дикий зловредный потомок Пана и прародитель Пака. Кирнан с Мак-Кейбом в список подозреваемых его не включили.
– Но это не так, их кинули в реку, иначе их тела нашлись бы. Говорят, их призраки до сих пор по лесу бродят. Бедняжки. Тереза Кинг из Лейна их в прошлом году видела, когда стирать ходила.
Такого я тоже не ожидал, хотя, возможно, и следовало бы. Двое детей навсегда исчезли в местном лесу – неудивительно, что они стали частью здешнего фольклора. В привидений я не верю, но когда представил маленькие темные фигурки в сумерках, их невнятные крики, по спине у меня пополз холодок, но одновременно меня разобрала злость: с какой стати их видела какая-то тетка из Лейна, а не я?
– Когда это случилось, – я попытался повернуть беседу в нужное русло, – вы сообщили полицейским о трех подозрительных парнях, которые отирались на опушке леса?
– Сопляки, – миссис Фицджеральд презрительно скривилась, – все вокруг загадили, заплевали. Отец мой всегда говорил, что ежели человек плюется, то это верный признак дурного воспитания. Вообще-то двое из них в конце концов остепенились. Сын Консепты Миллз сейчас по компьютерам. Он в другой город переехал, в Блэкрок, что ли. Нокнари его не устраивал. А сынок Девлинов – так мы о нем уже говорили. Он отец той бедной девочки, Кэти. Упокой, Господи, ее душу. Чудесный человек.
– А третий? – спросил я. – Шейн Уотерз?
Она поджала губы и чинно отхлебнула чаю.
– Что с ним сталось, не знаю.
– Вон оно что… Покатился по наклонной? – доверительно спросила Кэсси. – Миссис Фицджеральд, а можно мне еще пышечку? Я таких вкусных сто лет не ела.
На самом деле за сто лет она разве что эту и съела. Пышки она терпеть не может и говорит, что они вообще на еду не похожи.
– Конечно, деточка, тебе бы не мешало потолстеть чуток. У меня еще полно пышек. Мне дочка как микроволновку купила, так я теперь сразу шесть дюжин пеку и замораживаю до лучших времен.
Кэсси придирчиво выбрала пышку, впилась зубами и замычала от удовольствия.
Если она съест столько, что миссис Фицджеральд бросится разогревать новую партию, я Кэсси голову оторву.
– А Шейн Уотерз, – сказала Кэсси, прожевав, – он что, до сих пор живет в Нокнари?
– В тюрьме “Маунтджой” он живет, – с мрачной основательностью ответила миссис Фицджеральд, – вот где. И он, и подельник его, с которым они заправку ограбили. Взяли ножик и напугали до смерти беднягу, который там работал. Мамаша его вечно твердила, что он мальчик хороший, просто легко поддается чужому влиянию, но тут что ни говори, а такому оправдания нету.
Надо бы с Сэмом ее познакомить, подумал я, эти двое наверняка поладят.
– Вы говорили, что с ними и девушки были. – Я открыл блокнот.
Старушка неодобрительно цокнула языком.
– Две бесстыдницы, вот они кто. Я и сама в былые годы не стеснялась ножку показать – уж так-то парни наверняка обратят на тебя внимание, разве нет? – Она подмигнула мне и хрипло рассмеялась, и неожиданно в ней проступила давно утраченная привлекательность. Милая ясноглазая девушка с пухлыми щечками – вот какой была она когда-то.