Кэсси стряхнула пепел в окно. По тому, как она ссутулилась, я понял, что история еще не закончена. С противоположной стороны дороги, на раскопках, Марк, Мэл и еще несколько человек, перекрикиваясь, возились с колышками и желтой рулеткой. Мэл искренне и громко рассмеялась и воскликнула: “Размечтался!”
– И что дальше? – не вытерпел я.
Меня трясло, словно охотничью собаку, взявшую след. Как я сказал, подозреваемых я не бью, но сейчас в голове у меня проносились картинки, в которых я швыряю Девлина о стену, ору ему в лицо и выбиваю ответы.
– Представляешь, – сказала Кэсси, – она Кэтела Миллза даже не бросила. Они встречались еще несколько месяцев, а потом расстались по его инициативе.
Я чуть не спросил: “И все?”
– Она была несовершеннолетней, а тут срок давности другой, – проговорил я вместо этого. В голове со скоростью сотня миль в час проносились стратегии допроса. – У нас все равно время есть. Я бы этого ублюдка прямо во время рабочего совещания взял.
Кэсси покачала головой:
– Она ни за что на него не заявит. Считает, что раз с ним шашни закрутила, то сама и виновата.
– Давай с Девлином поговорим. – Я завел двигатель.
– Погоди секунду, – остановила меня Кэсси, – тут еще кое-что. Скорее всего, это ерунда, но… После того как они закончили, Кэтел – честно говоря, нам бы его все равно проверить и очень желательно накопать на него чего-нибудь, – так вот, Кэтел сказал: “Ты ж моя зайка” – и поцеловал ее. Сандра дрожала, пыталась привести в порядок одежду и собраться с мыслями. И тут из леса послышался какой-то звук, совсем неподалеку, всего в нескольких ярдах от них. Сандра говорит, она ничего подобного не слышала. Как будто гигантская птица крыльями захлопала – так она сказала, – вот только это словно голос был. Будто кто-то закричал. Они все повскакивали и принялись орать, а потом Кэтел выкрикнул: “Как эти долбаные сопляки достали!” – и швырнул в сторону леса камень. Но звук не стих. Он шел из кустов, они ничего не видели. Они точно окаменели, чуть с ума не посходили – сидели там и орали. В конце концов звук стих и они увидели, как в лесу что-то двигается, что-то большое, размером с человека, не меньше. Они бросились домой. И еще Сандра говорит, она почувствовала очень сильный запах животного, как бывает у козла или просто в зоопарке.
– Это еще что за хрень? – Такого я не ожидал.
– Значит, это не ваших рук дело?
– Насколько я помню, нет.
Я помнил, как несся со всех ног, слышал собственное дыхание, не понимал, что происходит, но знал, что это что-то жуткое. Помнил, как мы втроем остановились на опушке леса и переглянулись. Едва ли мы вернулись бы обратно на полянку, чтобы хлопать крыльями. Да и откуда мы взяли бы животный запах?
– Скорее всего, просто навоображала бог знает чего.
Кэсси пожала плечами:
– Конечно, может, и так. Но я подумала – а вдруг по лесу и правда какой-то дикий зверь разгуливал?
Самые свирепые представители ирландской фауны – это, наверное, барсуки, однако бытуют у нас, особенно в Мидленде, и жуткие рассказы о всяких чудовищах: то там, то сям находят дохлых овец с перекушенным горлом, а запоздалых путников пугают зловещие тени и светящиеся глаза. Чаще всего это сбежавшие пастушьи собаки, ну кошки еще да шутки освещения, но некоторые случаи так и остаются неразгаданными. Я невольно вспомнил о прорехах у меня на футболке. Кэсси ни в каких загадочных диких зверюг не верит, и эта легенда ее завораживает, потому что восходит к Черному псу, который нападал на средневековых путников. К тому же ей нравится идея, что не каждый дюйм пространства у нас в стране снят на камеру видеонаблюдения и что остались в Ирландии тайные закоулки, где вершит свои темные делишки неодомашненный человеком зверь размером с пуму.
В сущности, мне эта мысль тоже нравится, но как раз в тот момент у меня не было времени ее обдумать. С самого начала расследования, едва наша машина заехала на холм, откуда открывался вид на Нокнари, непроницаемая перегородка между мною и тем днем в лесу стремительно исчезала. Она так истончилась, что теперь я слышал тихое движение по другую ее сторону, шелест крыльев и шорох лапок, словно зажатый между ладонями мотылек. У меня не было времени для странноватых версий о сбежавших экзотических животных, бродящих по лесу одиноких лосях, лох-несском чудовище и прочей бредятине, на которую намекала Кэсси.
– Нет, – ответил я, – нет, Кэсс. Мы в этом лесу считай что жили. Если бы там водились животные крупнее лисы, мы были бы в курсе. И поисковики тоже обнаружили бы следы. Либо в кустах сидел извращенец, который не любит мыться, либо Сандре все это почудилось.
– Может, и так, – согласилась Кэсси, и я снова завел двигатель. – Погоди-ка, а как мы с Девлином поступим?
– Я в машине сидеть не буду! – неожиданно громко выпалил я.
Брови у Кэсси поползли вверх.
– Я как раз подумала, что мне лучше бы, ну, не в машине, конечно, торчать, но отправить туда тебя одного, а самой сходить поговорить с теткой и двоюродными сестрами, а ты, когда освободишься, напиши мне. Поговори с Девлином с глазу на глаз как мужчина с мужчиной. При мне он про изнасилование рассказывать не станет.
– А-а, – немного смущенно протянул я, – ладно. Спасибо, Кэсс. Это ты хорошо придумала.
Она вышла из машины, и я, решив, что Кэсси хочет сесть за руль, стал перемещаться на пассажирское сиденье, однако Кэсси подошла к дереву, пошарила в траве и отыскала мою зажигалку.
– Держи. – Кэсси забралась в машину и, усмехнувшись, протянула зажигалку мне. – И теперь гони мне подарок на Рождество.
13
Когда я остановил машину перед домом Девлинов, Кэсси сказала:
– Роб, ты, может, уже и сам об этом думал, но не исключено, что сейчас расследование пойдет совсем в другом направлении.
– В смысле? – рассеянно спросил я.
– Помнишь, я говорила, что Кэти изнасиловали лишь для вида и что на преступление на сексуальной почве это непохоже? А ты дал нам подозреваемую, у которой нет сексуального мотива для изнасилования дочки Девлина и которая могла для этого воспользоваться посторонним предметом.
– Сандра? Спустя двадцать лет?
– Кэти стала знаменитостью – про нее написали в газете, для нее начали собирать деньги… Все это могло выбить ее из колеи.
– Кэсси, – я вдохнул поглубже, – я вырос в маленьком поселке и предпочитаю замечать очевидное. А очевидное сейчас – это Джонатан Девлин.
– Да я всего лишь предположила. Вдруг пригодится. – Она потянулась ко мне и неловко взъерошила мне волосы. – Давай, мальчишка из маленького поселка, вперед. Удачи.
Джонатан оказался дома, причем один. По его словам, Маргарет повела дочерей к сестре, но надолго ли и зачем, я не понял. Выглядел он жутко. Похудел так, что одежда и кожа на лице обвисли, постригся еще короче, отчего волосы словно облепили голову и вид у него сделался неприкаянный и потерянный. Мне вспомнились древние цивилизации, где осиротевшая родня бросала в погребальный костер собственные волосы. Девлин указал мне на диван, а сам уселся в кресло напротив, склонившись вперед, упершись локтями в колени и сцепив в замок руки. Дом словно опустел – ни запахов еды, ни бубнежа телевизора, ни гудения стиральной машины, ни раскрытой книги на кресле. Чем Девлин занимался до моего прихода, непонятно.
Чаю он мне не предложил. Я спросил, как у них дела (“А сами как думаете?”), объяснил, что мы разрабатываем несколько версий, уклончиво ответил на его скупые вопросы о том, какие именно версии, и спросил, не вспомнил ли он еще чего-нибудь полезного для расследования. Волнение, охватившее меня в машине, исчезло, едва я увидел Девлина. Я успокоился, а в мыслях появилась ясность, какой там не бывало уже несколько недель. Маргарет, Розалинд и Джессика могли в любой момент вернуться, и все же я почему-то не сомневался, что вернутся они еще не сейчас. Лучи раннего вечернего солнца просачивались сквозь пыльные окна и чуть золотили стеклянные дверцы шкафа и полированную столешницу, наполняя комнату зыбким, точно подводным свечением. Я слышал, как в кухне с тяжелой, мучительной неспешностью тикают настенные часы, но, кроме этого тиканья, ни единый звук не нарушал тишину, даже снаружи весь Нокнари будто испарился, оставив меня наедине с Джонатаном Девлином. Мы сидели друг напротив друга, разделенные маленьким кофейным столиком, и ответы вдруг оказались так близко – я буквально слышал, как они возятся и чирикают в углах комнаты. А значит, торопиться вовсе не обязательно.
– Это кто у вас так Шекспира любит? – спросил наконец я, убирая блокнот. Ответ особой важности не представлял, и все же я решил таким образом слегка разрядить обстановку, да и просто любопытно было.
Джонатан раздраженно нахмурился:
– Вы о чем?
– Имена ваших дочерей, – пояснил я, – Розалинда, Джессика, Катарина. Как героини шекспировских комедий. Полагаю, выбор имен не случаен.
Девлин моргнул и впервые посмотрел на меня почти тепло, с легкой улыбкой. Улыбка у него оказалась обаятельная, но при этом застенчивая, как у мальчишки, который все ждет, когда же кто-нибудь заметит его скаутский значок.
– Знаете, вы первый обратили внимание. Это я их так назвал, да.
Я смотрел на него – одновременно с одобрением и вопросительно.
– После свадьбы я решил заняться самообразованием – наверное, вы бы это так назвали. Нацелился прочесть все что полагается: Шекспира, Мильтона, Джорджа Оруэлла… Мильтон меня не особо впечатлил, зато Шекспир… Правда, сперва он оказался мне не по зубам, но в конце концов я вошел во вкус. Когда Маргарет ходила беременная близнецами, я дразнил ее, что если это мальчик с девочкой, то мы назовем их Виолой и Себастьяном, но Маргарет говорила, что их в школе задразнят… – Его улыбка угасла, он отвел взгляд.
Я знал, что это мой шанс – сейчас, когда я пробудил в нем симпатию.
– Очень красивые имена, – похвалил я.
Девлин рассеянно кивнул.
– Еще кое-что. Вам знакомы имена Кэтела Миллза и Шейн