Сэм оказался прав, у Эндрюза был скрипучий гнусавый тенорок.
– Это вполне решаемая проблема, – сказал Сэм, – голосовое опознание вовсе не обязательно проводить прямо сейчас. Если вам так удобнее, то приходите сегодня вечером или завтра с утра, до работы. Что скажете?
Эндрюз нахмурился. Адвокат – такой неприметный тип, что я даже не запомнил, как он выглядит, – предостерегающе выставил указательный палец и попросил на минуту оставить его наедине с клиентом. Сэм выключил камеру, вышел к нам и ослабил узел галстука.
– Привет, увлекательно получается, да?
– Да зашибись, – похвалил я. – Но самому участвовать, наверное, еще увлекательнее.
– А то! Весельчак, каких поискать. Видали его глаз? Я вообще не сразу сообразил, что к чему, и сперва подумал, что у него с концентрацией внимания проблемы.
– Твой подозреваемый прикольнее нашего, – вздохнула Кэсси. – У нашего даже нервного тика нет.
– Кстати, о нашем, – сказал я. – На сегодняшний вечер голосовое опознание не назначай. Девлину предстоит важный разговор, после которого, если все сложится, он будет не в настроении.
Я знал, что если не просто повезет, а очень повезет, то дело – точнее, оба дела – мы закроем сегодня вечером, и для этого Эндрюз нам вообще не пригодится, однако уточнять не стал. При одной мысли об этом у меня перехватывало горло.
– Черт, ведь и правда, – сказал Сэм, – совсем забыл. Прошу прощения. А мы делаем успехи, да? Двое годных подозреваемых за один день.
– Молодцы мы, – кивнула Кэсси, – дай пятюню в стиле Эндрюза! – Она скосила глаза, растопырила пальцы, словно собираясь хлопнуть Сэма по ладони, но намеренно промазала.
Возбуждение у всех нас зашкаливало.
– Если скосить глаза, а кто-нибудь шарахнет тебя в этот момент по затылку, то ты так навсегда и останешься косым, – сказал Сэм. – Видать, так и с Эндрюзом вышло.
– А ты шарахни его еще раз – может, его обратно расклинит.
– Боже мой, как неполиткорректно! – ужаснулся я. – Пожалуюсь на тебя в Национальную комиссию по защите прав косоглазых.
– Он решил меня на хрен послать, – сказал Сэм, – ну и ладно. Сегодня я и не рассчитывал выдоить из него что-нибудь путное. Помурыжу его слегка, чтобы он на голосовое опознание согласился, а после опознания поднажму.
– Погоди-ка. Он что, навеселе, что ли? – спросила Кэсси.
Она прильнула к стеклу, так что то запотело от ее дыхания. Эндрюз за стеклом размахивал руками и что-то яростно бормотал на ухо адвокату.
Сэм улыбнулся:
– А ты наблюдательная. Он не сказать чтоб прямо пьяный – к сожалению, не настолько, чтобы у него язык развязался, но душок есть, особенно когда поближе подойдешь. Если необходимость прийти сюда напугала его так, что он для смелости на грудь принял, значит, ему есть что скрывать. Может, телефонные звонки, а может…
Адвокат Эндрюза встал, вытер ладони о штаны и, посмотрев на стекло, нервно махнул рукой.
– Второй раунд, – Сэм попытался снова затянуть галстук, – увидимся, ребята. Удачи.
Кэсси прицелилась и метнула огрызок яблока в мусорную корзину, но промазала.
– Бросок в стиле Эндрюза! – улыбнулся Сэм и направился к выходу.
Мы оставили его с Эндрюзом и пошли покурить, а то кто знает, когда в следующий раз появится такая возможность. На улице, над дорожкой, ведущей в парк, имелся небольшой мостик, и мы уселись там, привалившись спиной к перилам. Закатное солнце ностальгически золотило землю возле Главного управления. Мимо, глазея на зубчатые стены, топали туристы в шортах и с рюкзаками. Один из них, уж не знаю почему, сфотографировал нас с Кэсси. По лабиринту мощеных тропинок, раскинув в стороны руки, бегали дети.
Настроение у Кэсси резко изменилось. Вспышка энтузиазма угасла, и Кэсси погрузилась в раздумья. Сидела, обхватив руками колени, в пальцах тлела забытая сигарета. У Кэсси порой случаются такие минуты, и сейчас я этому даже обрадовался. Разговаривать мне не хотелось. Я думал лишь о том, что мы вот-вот нанесем Джонатану Девлину жестокий удар всем имеющимся у нас оружием, и если он вообще расколется, то произойдет это сегодня. И я совершенно не представлял, как поступлю и что случится, если он все-таки расколется. Неожиданно Кэсси подняла голову и посмотрела куда-то за мое левое плечо.
– Гляди.
Я обернулся. По двору, ссутулившись и сунув руки в глубокие карманы коричневого пальто, шагал Джонатан Девлин. Можно было бы ожидать, что на фоне высоких, надменных стен он покажется маленьким и ничтожным, однако древние камни будто выстроились вокруг него, образуя странную геометрическую фигуру с ним в центре, придавая его фигуре какое-то непостижимое значение. Нас он не видел – шел, опустив голову, да и солнце светило ему прямо в глаза, так что мы предстали бы перед ним как размытые силуэты с сияющими нимбами, не то статуи святых, не то гаргульи. За ним по брусчатке ползла тень, длинная и черная.
Он прошел прямо под нашим мостиком, и мы провожали его взглядом, пока он не изчез за дверью.
– Ну что ж, – я раздавил ногой окурок, – наш выход.
Я встал и протянул руку Кэсси, но она не двинулась с места. Ее глаза смотрели на меня с неожиданным вниманием.
– Ты чего? – удивился я.
– Не надо бы тебе этот допрос проводить.
Я не ответил – так и стоял посреди мостика, протянув руку Кэсси. Через секунду она мотнула головой, точно стряхнув так удивившее меня выражение лица, схватила меня за руку и поднялась.
Мы отвели его в маленькую допросную. Когда Девлин увидел снимки на стене, глаза у него расширились, но он промолчал.
– Детективы Мэддокс и Райан проводят допрос Джонатана Майкла Девлина, – сказала в камеру Кэсси. Потом пробежалась пальцами по документам в одной из коробок и вытащила объемистую папку с делом. – Вы не обязаны ничего говорить, если сами этого не хотите, однако все сказанное вами может быть использовано в качестве доказательств. Ясно?
– Меня что, арестовали? – спросил Джонатан. Он так и стоял у двери. – За что?
– В смысле? – удивился я. – А-а, вы про это предупреждение… Господи, конечно же, нет. Это обычная формальность. Мы просто хотели рассказать вам, как продвигается расследование, и рассчитывали, что вы нам поможете кое в чем.
– Если бы вас арестовали, – Кэсси положила на стол папку с делом, – вы бы об этом узнали. Да и за что вас арестовывать, сами-то как думаете?
Джонатан пожал плечами. Кэсси улыбнулась и выдвинула стул прямо напротив страшной стенки:
– Да вы садитесь.
Он помедлил, но все же снял пальто и уселся.
Я ввел его в курс дела. Свою тайну он доверил мне единственному, и для того, чтобы, как оружием малой дальности, воспользоваться этим доверием, я собирался выждать момент. А пока я оставался его союзником и во многих отношениях говорил начистоту. Я рассказал о версиях, которые мы разрабатывали, и о лабораторных анализах. Одного за другим я перечислил тех подозреваемых, кого мы исключили из списка, – местных жителей, полагающих, будто “Стоп шоссе!” мешает развитию поселка; педофилов и религиозных фанатиков; пресловутого загадочного типа в спортивном костюме и мужика, который заявил, будто Кэти фотографировалась в вызывающих нарядах; Сандру. Спиной я чувствовал молчаливую вереницу фотографий, но Джонатан держался молодцом и почти все время смотрел мне в глаза, однако чего это ему стоит, я тоже понимал.
– Итак, насколько я понял, расследование зашло в тупик, – мрачно проговорил он наконец. Вид у него был бесконечно уставший.
– Господи, конечно же, нет, – сказала Кэсси. Она сидела на уголке стола, подперев ладонью подбородок, и молча слушала. – Разумеется, нет. Детектив Райан просто рассказал вам, какой долгий путь мы проделали за последние несколько недель. Мы исключили неподходящие версии, а осталось вот что. – Кэсси пересела на стул и повернула голову к стене.
Джонатан не отрывал глаз от ее лица.
– Мы уверены, что убийца вашей дочери проживает в Нокнари и хорошо знает окрестности. Согласно данным судебной экспертизы, смерть вашей дочери связана с исчезновением в 1984 году Питера Сэведжа и Джермейн Роуэн. Следовательно, убийце сейчас примерно тридцать пять лет и более двадцати лет он сохранял связь с Нокнари. Множество людей, соответствующих этим параметрам, имеют алиби, таким образом, круг потенциальных подозреваемых сужается.
– У нас также имеются доказательства, – перехватил я эстафету, – что убийца совершил это не ради удовольствия. И он выбрал свою жертву не наобум. Он убил, потому что его загнали в угол.
– Значит, вы считаете, что он сумасшедший. – Джонатан сжал губы. – Невменяемый…
– Вовсе не обязательно, – сказал я. – Я лишь имею в виду, что ситуация вышла у него из-под контроля. И порой такое заканчивается трагедией, которой изначально никто не хотел.
– Итак, мистер Девлин, это еще больше сужает круг подозреваемых. Мы ищем того, кто был знаком со всеми треми детьми и у кого имелся мотив желать им смерти, – сказала Кэсси. Раскачиваясь на стуле, она закинула за голову руки и внимательно смотрела на Девлина. – Мы его поймаем. С каждым днем мы все ближе. Так что если вы хотите нам что-нибудь рассказать, причем про любое из дел, сейчас самое время.
С ответом Джонатан не спешил. В помещении повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гулом люминесцентных ламп на потолке и мерным постукиваньем – это Кэсси стучала ногой по ножке стула. Взгляд Джонатана сполз с нее и уперся в фотографии: вот Кэти замерла в причудливом арабеске; вот стоит посреди зеленой лужайки, волосы растрепались, в руках сэндвич, на лице улыбка; Кэти с приоткрытым глазом и запекшейся на губе кровью. Лицо Девлина исказила такая первобытная, почти непристойная боль, что я едва не отвернулся.
Тишина делалась все более гнетущей. Я уловил, как в облике Джонатана что-то едва заметно меняется. Губы и спина приобрели особый излом, тело обмякло, словно пропиталось водой и набухло, а каждому детективу известно, что такое происходит прямо перед тем, как подозреваемый сознается, перед тем, как он окончательно и почти радостно бросит линию обороны. Кэсси перестала стучать по стулу. Сердце у меня подскочило прямо к горлу, и мне почудилось, что изображения на снимках у меня за спиной затаили дыхание и ждут, когда Девлин начнет говорить. Тогда они оторвутся от бумаги и, особожденные, полетят по коридору дальше, в вечерние сумерки.