Джонатан Девлин с силой потер губы, скрестил на груди руки и снова взглянул на Кэсси.
– Нет, – произнес он, – мне нечего сказать.
Мы с Кэсси хором выдохнули. Я знал, что возлагаю на этот разговор неоправданно большие надежды, и все же, хоть сперва внутри у меня все оборвалось, теперь это не имело значения – в этот миг я уверился, что Джонатану что-то известно. Он, считай, открыто в этом признался.
Для нас это стало настоящим потрясением. В процессе расследования мы перебрали столько версий и гипотез (“Ладно, давайте хоть на секундочку допустим, что это все-таки сделал Марк, а болезнь Кэти и старое дело не имеют никакого отношения к убийству, и допустим, что Мэл не врет. Кто тогда перетащил труп?”), что очевидность фактов стала чем-то зыбким, словно давняя детская мечта. Ощущение у меня было такое, будто я пробираюсь по темному чердаку, где вокруг висят платья, и вдруг я наталкиваюсь на человеческое тело, теплое, твердое и живое.
Кэсси качнулась вперед, и стул облегченно встал на четыре ножки.
– Ясно, – сказала она, – ясно. Давайте вернемся к самому началу. Изнасилование Сандры Скалли. Когда именно это случилось?
Джонатан резко повернулся ко мне.
– Не волнуйтесь, – успокоил я его, – срок давности истек.
На самом деле мы не удосужились проверить, но это и не требовалось, ведь привлечь Девлина мы все равно не сумели бы.
Он настороженно смотрел на меня.
– Летом восемьдесят четвертого, – наконец проговорил он, – число я не помню.
– Согласно некоторым показаниям, это случилось в первые две недели августа. – Кэсси открыла папку с делом. – Вы согласны?
– Вполне возможно.
– У нас также есть показания, согласно которым были свидетели.
Девлин пожал плечами:
– Этого я не знаю.
– Вообще-то, Джонатан, – продолжала Кэсси, – нам сообщили, что вы бросились за ними в лес, а когда вернулись, сказали: “Сопляки гребаные”. Судя по всему, вы знали, что вас видели.
– Может, и так. Не помню.
– Дети видели, что именно вы совершили. Как вы относитесь к этому?
Он снова пожал плечами:
– Никак не отношусь. Я уже сказал – я такого не помню.
– Кэтел говорит… – она перевернула страницу, – Кэтел Миллз говорит, вы испугались, что они заявят в полицию. Он говорит, вы так испугались, что – дальше цитата – “несколько недель от страха обделывались”, – конец цитаты.
Джонатан сдвинулся назад, к спинке стула. Руки скрещены на груди. Непоколебимый, как стена.
– Что вы сделали, чтобы они не заявили на вас?
– Ничего.
Кэсси рассмеялась:
– Ой, да бросьте, Джонатан. Мы же знаем, кто были эти свидетели.
– Тогда вы явно знаете больше моего. – Лицо его оставалось бесстрастным, чувств он ничем не выдавал, разве что на щеках заалели пятна: Девлин злился.
– И спустя всего несколько дней после изнасилования двое из этих свидетелей исчезли. – Кэсси неспешно поднялась, потянулась и подошла к стене с фотографиями. – Питер Сэведж, – ее палец остановился на школьном снимке. – Я попрошу вас посмотреть на фотографию, мистер Девлин.
Кэсси дождалась, пока Джонатан поднял голову и с явной неохотой уставился на снимок.
– Говорят, он был прирожденным лидером. Останься он в живых – и, возможно, вы вместе возглавили бы кампанию “Стоп шоссе!”. Его родители не в силах уехать из Нокнари, вы об этом знали? Несколько лет назад Джозефу Сэведжу предложили работу его мечты, но тогда пришлось бы переехать в Голуэй, однако им невыносимо думать, что однажды Питер вернется и не застанет их.
Джонатан Девлин попытался что-то сказать, но Кэсси его опередила.
– Джермейн Роуэн, – ее палец передвинулся на следующую фотографию, – или Джейми. Она хотела, когда вырастет, стать ветеринаром. Ее мать до сих пор ничего не поменяла в ее комнате. Каждую субботу она протирает там пыль. Помните, в девяностых вся страна перешла на семизначные телефонные номера? Так вот, Алисия Роуэн пошла в главное подразделение телефонной компании и в слезах упросила их оставить ей шестизначный номер – на тот случай, если Джейми позвонит домой.
– Мы не… – снова начал было Джонатан, и снова Кэсси не позволила ему закончить – заговорила громче, заглушив его голос.
– А это Адам Райан (фотография моих ободранных коленок). Его родители переехали из-за шумихи и страха, что тот, кто это сделал, вернется за мальчиком. Их след утерян. Но где бы Адам сейчас ни жил, случившееся осталось с ним навсегда. Вы же любите Нокнари, да, Джонатан? С самого раннего детства вы были неотъемлемой частью этого поселка, верно? Наверное, Адам чувствовал бы нечто подобное тоже, повернись жизнь иначе. Но сейчас он живет где-то еще, и домой он вернуться не может.
Ее слова откликались во мне эхом колоколов в затонувшем городе. Говорить Кэсси умела, и на секунду меня охватила такая дикая безысходность, что я едва не запрокинул голову и не завыл.
– Знаете, Джонатан, какие чувства испытывают по отношению к вам семья Сэведжей и Алисия Роуэн? – спросила Кэсси. – Зависть. Вы похоронили свою дочь. Хуже этого лишь одно – когда хоронить некого. Помните, что вы ощущали в день, когда Кэти исчезла? Они живут с этим ощущением двадцать лет.
– Эти люди заслуживают того, чтобы узнать, что на самом деле случилось, мистер Девлин, – тихо заговорил я. – Не только ради их душевного спокойствия. Мы разрабатываем версию, согласно которой эти два дела связаны. Если мы ошибаемся, нам нужно быстрее узнать об этом, иначе убийца Кэти ускользнет.
В глазах Джонатана что-то мелькнуло – что-то вроде странной смеси ужаса и надежды, но что именно, распознать я не успел.
– Что же случилось в тот день? – спросила Кэсси. – Четырнадцатого августа тысяча девятьсот восемьдесят четвертого. В тот день, когда исчезли Питер и Джейми.
Джонатан сдвинулся еще ближе к спинке стула и покачал головой:
– Я рассказал вам все, что мне известно.
– Мистер Девлин, – я склонился к нему, – как это случилось, понять несложно. Случившееся с Сандрой до полусмерти напугало вас.
– Вы знали, что сама она угрозы не представляет, – продолжила Кэсси. – Она была влюблена в Кэтела и не сказала бы ничего, что навредило бы ему, да если бы и сказала, чего стоит одно ее слово против ваших трех? Присяжные склонны не доверять жертвам изнасилования, особенно тем, кто по взаимному согласию уже вступал в половую связь с двумя из предполагаемых насильников. Ее назвали бы шлюхой, а вас отпустили бы домой. Но вот дети… Одного их слова было достаточно, чтобы в любую секунду упрятать вас за решетку. Пока они рядом, вы не чувствовали себя в безопасности.
Кэсси отошла от стены, поставила стул поближе к Девлину и уселась.
– В тот день вы не ездили в Стиллорган, – мягко сказала она, – верно?
Джонатан заерзал и слегка расправил плечи.
– Ездил, – серьезно ответил он. – Мы с Кэтелом и Шейном ездили. В кино.
– И какой фильм смотрели?
– Это я сразу копам сказал, еще тогда. А сейчас уже двадцать лет прошло.
Кэсси покачала головой.
– Нет, – возразила она. Незаметное, односложное слово, будто глубоководная мина. – Возможно, один из вас – думаю, Шейн, лично я выбрала бы для этой цели его – поехал в кино, чтобы пересказать остальным содержание фильма на тот случай, если потом спросят. При должной сообразительности вы отправились в кино втроем, но едва свет в зале погас, вы выскользнули через пожарный выход. Так вы обеспечили себе алиби. Главное, что по меньше мере двое из вас вернулись в Нокнари еще до шести вечера. И направились вы прямиком в лес.
– Что-о? – Лицо Джонатана скривилось в гримасе отвращения.
– В половине шестого дети всегда шли домой полдничать, и вы знали, что отыщете их не сразу, поскольку лес тогда был довольно большим. И все же вы их нашли. Они-то играли, а не прятались. Скорее всего, сильно шумели. Вы подкрались к ним, совсем как они к вам, и схватили.
Разумеется, мы с Кэсси проговаривали все это – повторяли снова и снова, выбрали версию, в которую вписывались все имеющиеся у нас факты, проверили каждую мелочь. И тем не менее что-то во мне противилось, возражало и скребло: нет, все было не так. Но слишком поздно – остановиться невозможно.
– В тот день мы вообще в лес не заглядывали. Мы…
– Вы сняли с детей обувь – без нее далеко не убежишь. Потом вы убили Джейми. Пока мы не найдем тела, я не узнаю, как именно, но, скорее всего, ножом. Либо закололи, либо перерезали ей горло. Ее кровь каким-то образом попала в кроссовки Адама. Возможно, вы специально собирали кровь в кроссовки, чтобы оставить поменьше следов. Возможно, вы намеревались выбросить кроссовки в реку, вместе с телами. Но потом, Джонатан, пока вы расправлялись с Питером, вы упустили Адама. Он натянул кроссовки и сбежал. На футболке у него остались прорехи – думаю, кто-то из вас, догоняя, попытался пырнуть его ножом… Но Адаму удалось улизнуть. Он знал этот лес лучше вас и, пока его не нашли поисковики, прятался. Каково вам было, а, Джонатан? Осознавать, что все впустую и что один свидетель все равно остался?
Стиснув зубы, Джонатан смотрел в пустоту. Руки у меня тряслись, и я спрятал их под столешницу.
– Знаете, Джонатан, – сказала Кэсси, – почему я думаю, что вы действовали вдвоем? Трое крепких парней против троих детей – тут итог предсказуем. Вам незачем было бы разувать их, могли бы просто держать каждый по одному ребенку, и тогда Адам родного дома уже не увидел бы. А вот если вас было двое против троих…
– Мистер Девлин, – заговорил я, и голос звучал странно, эхом отскакивал от стен, – если вас там действительно не было, если вы были в кинотеатре, чтобы обеспечить себе алиби, то, пожалуйста, скажите нам. Между убийцей и соучастником огромная, колоссальная разница.
Джонатан наградил меня разгневанным взглядом, в котором читалось: “И ты, Брут”.
– Да вы рехнулись, – проговорил он, шумно, с присвистом, выдыхая носом воздух. – Да пошли вы! Мы этих детей и пальцем не тронули!
– Мне известно, мистер Девлин, что лидером были не вы, – сказал я, – а Кэтел Миллз. Он сам так сказал. Точнее, сказал он так: “Со стороны-то он, может, крутыш, но это все лажа. Если б не я, он бы сроду ни на что не решился”. Если вы были свидетелем или соучастником, пожалуйста, расскажите.