Снилась мне какая-то муть, душная и извращенная. Грубый мешок, в котором кто-то бьется и орет, смех и зажженная зажигалка – и все это приближается ко мне. Разбитое стекло кухонной двери, чья-то мать всхлипывает. Я снова прохожу практику в далеком приграничном графстве, а Джонатан Девлин и Кэтел Миллз прячутся где-то среди холмов. У них ружья и охотничья собака. Они живут в лесу, мы должны их поймать – я и еще двое детективов, высоких и бесстрастных, словно восковые куклы. Наши ботинки увязают в грязи. Я почти проснулся от того, что катаюсь по постели, вцепившись в одеяло, простыни сбились в потный комок, и тут же снова провалился в сон.
Тем не менее утром я проснулся с четкой, прямо как неоновая вывеска, картинкой в голове. Ни к Питеру и Джейми, ни к Кэти она не имела никакого отношения. Эммет, Том Эммет, один из двух следователей, заехавших в нашу глушь в бытность мою практикантом. Высокий и тощий, в тщательно подобранной одежде (сейчас мне кажется, что именно тогда у меня сложилось представление, как должны одеваться детективы), с лицом из старого вестерна, испещренным морщинами и обветренным, будто вырезанным из дерева. Когда я пришел в Убийства, он еще работал – сейчас Эммет уже на пенсии – и оказался отличным парнем, но я так и не избавился от юношеского благоговения, робел и бормотал что-то невнятное, стоило ему со мной заговорить.
Еще на практике я однажды вышел на улицу якобы покурить, а на самом деле подобрался поближе к детективам и подслушивал. Второй детектив о чем-то спросил Эммета, самого вопроса я не услышал, но Эммет быстро покачал головой. “Если это не он, значит, мы облажались. – Он сделал последнюю затяжку и раздавил окурок своим фасонистым ботинком. – Надо вернуться в исходную точку, к самому началу, и выяснить, где мы ошиблись”. После этого они развернулись и двинулись обратно в отделение. Они шагали бок о бок, ссутулившись, а темные куртки добавляли им загадочности.
Я знал – а выпивка как нельзя лучше способствует самобичеванию, – что облажался во всем на свете, везде где только можно, но это не имело значения, потому что внезапно передо мной возникло решение, ясное и очевидное. Все, что случилось со мной во время расследования, – позорное судебное заседание по делу Кэвэно, жуткий допрос Джонатана, бессонные ночи и вероломство моего собственного сознания, – все это послано мне неким мудрым божеством, чтобы подвести меня вот к этому моменту. Я как чумы избегал леса в Нокнари. Я бы всех жителей Ирландии допрашивал, пока у меня мозги не взорвутся, но при этом мне и в голову не стукнуло бы вернуться в лес. Пришлось дойти до момента, когда все преграды упали, и до меня наконец дошел очевидный факт: я единственный, без всяких сомнений, знал ответы, пусть даже на несколько вопросов, и если мне и суждено отыскать их где-то, то придется вернуться в исходную точку – в лес.
На первый взгляд чересчур просто, понимаю, но мне не описать, насколько важно это было для меня, над головой будто загорелась лампочка в тысячу ватт, яркий сигнальный огонь. Значит, я все-таки не заблудился и точно знаю, куда идти. Было раннее утро, сквозь занавески в комнату просачивались солнечные лучи, а я сидел на кровати, готовый расхохотаться. В обычное время я бы страдал от дикого похмелья, но сейчас чувствовал себя так, будто проспал неделю. Во мне, словно мне снова двадцать, кипела энергия. Я принял душ, побрился и так жизнерадостно пожелал Хизер доброго утра, что она посмотрела на меня с подозрением, и поехал в центр, подпевая отвратительной попсе, что крутили по радио.
На парковке возле Стивенс-Грин я обнаружил свободное место – хороший знак, по утрам там обычно забито, – а по пути на работу быстро пробежался по магазинам. В маленькой книжной лавке на Графтон-стрит я нашел чудесное старинное издание “Грозового перевала” с плотными, побуревшими по краям страницами и красным переплетом с золотым тиснением. “Саре, Рождество 1922” – было выведено поблекшими чернилами на титульном листе. Потом я отправился в универмаг “Браун Томас”, где купил блестящую мудреную машинку, которая умеет варить капучино. Кэсси любит кофе с пенкой, я собирался подарить ей такую штуковину на Рождество, но руки не дошли. Я дошел до работы пешком, даже не переставив машину с платной парковки. Это обойдется мне в кругленькую сумму, но такой солнечный и бодрый день вдохновлял на сумасбродства.
Кэсси уже сидела за столом. Перед ней высилась стопка документов. К счастью для меня, Сэм с помощниками куда-то подевались.
– Доброе утро. – Кэсси со спокойной настороженностью посмотрела на меня.
– Держи. – Я водрузил на ее стол два пакета.
– Это что? – Она смерила их подозрительным взглядом.
– Это, – я показал на кофеварку, – запоздалый подарок на Рождество. А это в качестве извинений. Кэсс, я ужасно, ужасно раскаиваюсь – не только из-за вчерашнего, но и вообще из-за последних недель. Из-за меня сплошная головная боль, и ты имеешь полное право злиться. Но это в прошлом, обещаю. Отныне я нормальный, психически здоровый и даже не совсем отвратительный человек.
– Впервые в жизни, – машинально бросила Кэсси, и мое сердце радостно подпрыгнуло.
Она открыла книгу – а Кэсси обожает Эмили Бронте – и погладила титульный лист.
– Так ты простишь меня? Если хочешь, на колени встану. Честно.
– Было бы отлично, – сказала Кэсси, – но если тебя заметят, потом сплетен не оберешься. Ну и задница же ты, Райан. Я ведь не планировала тебя вот так взять и простить.
– Да ты все равно долго не выдержала бы, – весело парировал я, – к обеду сломалась бы.
– Не беси меня. Иди-ка сюда. – Она протянула мне руку, я наклонился и обнял Кэсси. – Спасибо.
– На здоровье, – сказал я, – и я серьезно, больше никаких фокусов с моей стороны.
Кэсси наблюдала за мной, пока я снимал пальто.
– Слушай, дело не в том, что от тебя одна головная боль. Я ведь за тебя еще и переживаю. Если не хочешь больше работать с этой версией – нет, не перебивай, – поменяйся с Сэмом. Возьми на себя Эндрюза, а Сэм пускай родными занимается. Он уже многого добился, любой из нас может продолжить, и от его дядюшки помощь нам не потребуется. Сэм задавать вопросов не станет, ты его знаешь. Тебе вовсе незачем сходить с ума.
– Кэсс, со мной правда все в порядке. Клянусь, – заверил ее я. – Вчерашние события стали сигналом, поверь. И я придумал, как дальше вести расследование.
– Роб, помнишь, ты попросил тебя пнуть, если будешь с ума сходить? Так вот, считай, что пнула. Пока фигурально.
– Слушай, дай мне еще неделю. Если к концу следующей недели ты решишь, что я все еще не справляюсь, тогда мы с Сэмом поменяемся. Идет?
– Идет, – наконец согласилась Кэсси, хотя, судя по виду, я ее не убедил.
Я пребывал в таком чудесном настроении, что ее неожиданная забота, которая в другой день вывела бы меня из себя, показалась мне очень трогательной – возможно, потому, что я знал: больше ни в чьем попечении я не нуждаюсь. Неловко похлопав Кэсси по плечу, я направился к своему столу.
– На самом деле, – сказала Кэсси, когда я уселся, – у всей этой истории с Сандрой Скалли есть одно ценнейшее преимущество. Помнишь, мы все думали, как бы добраться до медицинских карт Розалинд и Джессики? Смотри, у Кэти присутствуют признаки физического насилия, у Джессики – психологического, а теперь Джонатан сознался в изнасиловании. По-моему, достаточно косвенных улик, чтобы потребовать медицинские карты.
– Мэддокс, – заявил я, – ты просто гений. – Меня мучило осознание, что я сдуру пустил следствие по ложному следу. Оказывается, этот след все же куда-то привел. – Но ты вроде считаешь, что убийца не Девлин.
Кэсси пожала плечами:
– Не совсем. Он что-то скрывает, но, возможно, просто насилие. То есть не просто, конечно, но ты меня понял. А возможно, он покрывает Маргарет или… Я не так, как ты, уверена, что он виновен, но на медицинские карты я бы взглянула.
– Так ведь и я не уверен.
Она вскинула брови:
– А вчера вроде как уверен был.
– Смотря в чем, – смущенно пробормотал я. – Как по-твоему, он на меня жалобу накатает? У меня смелости не хватает самому узнать.
– Ты так мило извинился, – сказала Кэсси, – поэтому ладно уж, расскажу, что по этому поводу думаю. Мне он ничего об этом не говорил, да ты бы в любом случае уже узнал. О’Келли орал бы так, что в Нокнари слышно было бы. По той же причине я сомневаюсь, что Кэтел Миллз стал бы жаловаться на меня – дескать, я сказала, что у него мальчик-с-пальчик.
– Нет, Миллз не стал бы. Ты вообще как это себе представляешь? Он сидит напротив какого-нибудь сержанта и сокрушается, мол, ты заявила, что у него мини-пипка? Девлин дело другое. У него вообще сейчас мозги набекрень…
– Вы мне Девлина не обижайте! – В кабинет ввалился Сэм. Радостный и раскрасневшийся, воротничок задрался, на глаза падает прядь светлых волос. – Девлин – мужик! Я б его расцеловал, вот только боялся, что он неправильно поймет.
– Из вас отличная парочка получится, – ухмыльнулся я. – Так что он такого сделал-то?
Кэсси крутанулась в кресле и улыбнулась в предвкушении.
Сэм ликующе выдвинул стул, плюхнулся на него и закинул ноги на стол, словно частный сыщик из старого кино. Будь у него шляпа, он швырнул бы ее в противоположный конец кабинета.
– Всего-навсего опознал Эндрюза по голосу. Эндрюз с адвокатом сперва поупирались, да и Девлин особо не обрадовался, когда я попросил его помочь, – “Вы чего такого ему наговорили?” – но в конце концов все сложилось. Я позвонил Девлину, подумал, так правильно будет, вы же знаете, что по телефону голос немного меняется? А потом я попросил Эндрюза и еще нескольких ребят по очереди произнести пару фраз. А именно вот эти: “Какая у тебя дочка миленькая” и “Ты вообще не въезжаешь, куда лезешь”. – Запястьем Сэм отбросил со лба прядь волос. Лицо, веселое и открытое, светилось мальчишечьим ликованием. – Эндрюз мямлил и тянул слова, да и вообще старался изменить голос, но мой друг Джонатан его за пять секунд вычислил, даже не напрягался. Он аж заорал, прямо в трубку, – спрашивал, кто это такой, а Эндрюз с адвокатом – я им специально громкую связь включил, чтобы они сами послушали и потом мне не предъявляли, – они как обосранные сидели. Просто чудесно получилось!