Я выпрямился и стряхнул с колен пыль.
– Значит, здесь, – сказал я. – Родные с ума сходили, искали ее, а она все время лежала здесь.
Я вскочил слишком резко, и на миг стены сдвинулись и поплыли, а в ушах зазвенело.
– У кого камера? – спросила Кэсси. – Надо все заснять, а потом уже будем упаковывать.
– У Софи, – ответил я, – их тоже надо сюда позвать.
– Смотрите. – Сэм посветил фонариком направо, и луч выхватил из полутьмы большой полиэтиленовый пакет с перчатками вроде садовых, с одной стороны прорезиненными, а с другой тканевыми. – Если бы мне понадобились перчатки, я бы отсюда парочку взял, а потом сюда же и вернул.
– Детективы! – послышался с улицы крик Софи.
Из-за предгрозового неба в ее голосе особенно отчетливо слышался металл. Я вздрогнул.
Кэсси метнулась было к выходу, но обернулась и посмотрела на совок:
– Наверное, кто-то должен…
– Я тут останусь, – успокоил ее Сэм, – а вы идите.
Софи с ультрафиолетовым фонариком в руке ждала нас на крыльце сарая с находками.
– Да, – кивнула она, – это место преступления, однозначно. Он прибрался, но… Заходите, сами взгляните.
Двое младших криминалистов стояли в углу, парень держал два больших черных пульверизатора, а Хелен снимала происходящее на видеокамеру, испуганно глядя на нас поверх марлевой повязки. Для пяти человек сарайчик был мал, а техники с их зловещим видом сюда совершенно не вписывались, поэтому помещение смахивало на пыточную камеру в лагере каких-нибудь жестоких повстанцев: окна заклеены бумагой, с потолка сиротливо свисает одинокая лампочка, а фигуры в масках и перчатках только и ждут своего часа.
– Стойте у стола, – скомандовала Софи, – подальше от полок.
Она захлопнула дверь – от стука мы все дернулись – и залепила темной липкой лентой щели.
Люминол реагирует даже на крохотные пятнышки крови, в ультрафиолете заставляя их светиться. Закрасьте кровавые пятна на стене, отмойте ковер и не высовывайтесь годами или десятилетиями – люминол в мельчайших, жесточайших подробностях восстановит сцену убийства. Мне пришло в голову, что будь у Кирнана с Мак-Кейбом люминол, и они велели бы опрыскать им лес с сельскохозяйственного самолета. Я подавил приступ истерического смеха. Мы с Кэсси прижались к столу, нас разделяло всего несколько дюймов. Софи попросила у парня распылитель, включила ультрафиолетовый фонарик и погасила верхний свет. Внезапно я услышал дыхание каждого из нас, пять пар легких, которые борются с напитанным пылью воздухом.
Распылитель зашипел, красный глаз видеокамеры дернулся и сдвинулся с места.
Опустившись на корточки, Софи посветила фонариком на пол возле полок.
– Вон там, – сказала она.
Я слышал, как Кэсси с шумом втянула воздух. На полу засияли голубоватые разводы, похожие на гротескную абстрактную живопись, – изогнутые линии там, куда брызнули струйки крови, неровные круги там, где она натекла в лужицы и подсохла, широкие мазки и царапины там, где ее с безнадежным отчаяньем пытались оттереть. Радиоактивным сиянием кровь светилась в щелях между половицами, вырисовывала рельеф зернистой древесины. Софи направила луч фонарика вверх и снова брызнула. Снизу на металлических полках расцвели мелкие, словно оставленные пальцами пятнышки. Сарай для находок утонул в темноте со всеми своими документами и черепками, и мы остались в черном пространстве наедине с убийством. Сияющее, огромное, оно вновь и вновь разворачивалось перед нами.
– Господи Иисусе, – пробормотал я.
На этом полу умерла Кэти Девлин. А мы в этом самом сарае, прямо на месте преступления, беседовали с убийцей.
– Может, это отбеливатель или еще что-нибудь в этом роде? – спросила Кэсси.
Люминол дает ложную реакцию на самые разные вещества, от отбеливателя до меди, однако мы оба понимали, что Софи не позвала бы нас, останься у нее хоть какие-то сомнения.
– Мы тест сделали, – быстро, но без эмоций ответила Софи, – это кровь.
Честно говоря, я уже не верил, что подобное случится. Последние несколько недель мои мысли часто занимал Кирнан, который, уйдя на пенсию, мучается от ночных кошмаров. Надо быть везунчиком, чтобы, работая детективом, ни разу не нарваться на подобное дело, и какой-то предательский голосок с самого начала нашептывал мне, что операция “Весталка” станет моим крестом. Почти болезненно восприятие мое менялось: наш убийца – не мрачный собирательный образ, безликое чудовище из ночных кошмаров, которое один раз совершило злодеяние и растворилось во мраке. Нет, в этот самый момент он в грязных сапогах сидит в столовой всего в нескольких ярдах от меня и под равнодушным взглядом О’Гормана пьет чай.
– Вот так-то, – сказала Софи.
Она выпрямилась и зажгла верхний свет. Моргая, я смотрел на чистый, вымытый пол.
– Глянь туда, – Кэсси мотнула головой в сторону, на одной из нижних полок стоял пакет, набитый другими пакетами, большими, прозрачными и плотными, в каких археологи хранят гончарные изделия, – если совок ему просто попался под руку…
– Не переживайте, – сказала Софи, – мы тут каждый пакет проверим.
Что-то громко застучало по стеклам, забарабанило по крыше: хлынул дождь.
20
Дождь лил весь остаток дня. Сильный и бесконечный – под таким дождем до машины не добежишь, не вымокнув насквозь. Время от времени над темными холмами отпечатывался зубец молнии и до нас докатывались отдаленные раскаты грома. Мы оставили криминалистов работать, а сами отвезли Ханта, Марка, Дэмьена и, на всякий случай, оскорбленного в лучших чувствах Шона (“Я-то думал, у нас сотрудничество!”) в Главное управление. Поместив каждого в отдельную допросную, мы начали перепроверять их алиби.
Исключить Шона было несложно. Он снимал квартиру в Рэтмайнз вместе с тремя другими парнями, и ночь убийства Кэти все его соседи прекрасно запомнили: один из парней праздновал день рожденья, и они устроили вечеринку, на которой Шон до четырех утра выполнял функции диджея, после чего наблевал в туфли чьей-то девушки и завалился спать на диван. Не менее тридцати свидетелей подтверждали его местонахождение, а заодно и описали музыкальные пристрастия.
С остальными тремя дело обстояло не так радужно. Алиби Ханта подтверждала его жена, алиби Марка – Мэл, Дэмьен жил в Рэтфарнэме с овдовевшей матерью, которая рано легла спать, но утверждала, что сын никуда не отлучался, иначе она наверняка проснулась бы. Детективы ненавидят такие алиби, ненадежные и при этом неопровержимые, которые все расследование вдребезги разбивают. Я помню с дюжину случаев, когда мы точно знали, кто, как, где и когда совершил преступление, но были совершенно бессильны, потому что мамочка подозреваемого клялась, что он весь вечер провел на диване перед телевизором.
– Ну ладно, – сказал О’Келли, когда мы допросили Шона и отправили его домой.
Он, кстати, простил мне предательство и пожал на прощанье руку. А еще осведомился, нельзя ли ему продать историю журналистам. Тут уж я заверил его, что в этом случае я лично буду наведываться к нему домой и обшаривать квартиру в поисках наркоты – и так каждый день, пока ему тридцатник не стукнет.
– Минус один, осталось трое. Делайте ваши ставки, господа. Кто у вас любимчик? – О’Келли пребывал в отличном расположении духа, он знал, что в одной из допросных сидит подозреваемый, пусть даже пока и непонятно, в какой именно.
– Дэмьен, – ответила Кэсси, – психологический портрет соответствует.
– Марк признался, что находился на месте преступления, – сказал я, – и у него единственного есть что-то вроде мотива.
– Это мы так считаем, – возразила Кэсси.
Я понимал, о чем она, или думал, будто понимаю, но версию с наемным убийцей обсуждать не желал, уж точно не в присутствии О’Келли и Сэма.
– К тому же, – добавила она, – в роли убийцы я его себе не представляю.
– Я в курсе. А я представляю.
Кэсси закатила глаза, и у меня даже слегка от сердца отлегло – я боялся, что она на мои слова вообще внимания не обратит.
– О’Нил? – спросил О’Келли.
– Дэмьен, – ответил Сэм. – Я им всем по чашке чая налил, и он единственный взял ее левой рукой.
Мы с Кэсси сперва ошарашенно замерли, а после расхохотались. Мы не сразу вспомнили эту шутку – по крайней мере, я про эту фишку с левой рукой напрочь забыл, – но нервы были на пределе, поэтому мы хохотали и не могли остановиться. Сэм довольно улыбнулся.
– Не знаю, чего в этом смешного, – сердито пробурчал О’Келли, но он и сам с трудом сдерживал улыбку. – Вам бы у Сэма наблюдательности поучиться, а то носитесь со своим психологическим портретом…
От смеха лицо у меня побагровело, на глазах выступили слезы. Чтобы положить этому конец, я прикусил губу.
– О господи… – Кэсси вдохнула поглубже. – Сэм, что бы мы без тебя делали?
– Ладно, повеселились, и будет, – сказал О’Келли. – Вы двое, займитесь Дэмьеном Доннелли. О’Нил, возьми с собой Суини и еще раз допросите Хэнли, а я попрошу кого-нибудь поговорить с Хантом и теми, кто им алиби обеспечил. И учтите, нам нужно признание. Не облажайтесь. Ну, вперед, в темпе вальса. – С ужасным скрежетом он отодвинул стул, встал и вышел.
– В темпе вальса? – Кэсси снова захихикала.
– Отлично, ребята, – сказал Сэм и по очереди пожал нам с Кэсси руки. Рукопожатие у него было крепким, а рука теплой. – Удачи.
– Если это Эндрюз кого-то из них нанял, – сказал я, когда Сэм пошел искать Суини и мы с Кэсси остались в кабинете одни, – то заварушка получится знатная.
Кэсси неуверенно вскинула брови и допила кофе – день обещал быть долгим, и мы подзаряжались кофеином.
– Как допрос построим? – спросил я.
– Ты за главного. В женщинах он ищет поддержку, поэтому я время от времени буду гладить его по голове. А мужчин Дэмьен побаивается, так что особенно не дави. Если нажать слишком сильно, он отморозится и закроется. Не торопись и постарайся пробудить в нем чувство вины. Думаю, он с самого начала сомневался, и уверена, что чувствует он себя ужасно. Если сыграть на его совести, то рано или поздно он сломается.